Саша Скочиленко находится в СИЗО с апреля 2022 года, уже больше полутора лет. Стражу в качестве меры пресечения художнице продлевали и продлевали, несмотря на целый ряд заболеваний: кисту в правом яичнике, ПТСР, целиакию и порок сердца. Сторона защиты не раз подчеркивала в суде, что в СИЗО Скочиленко не оказывают медицинскую помощь, но руководство изолятора направляет в суд справки о том, что Скочиленко здорова и «этапом следовать может».
Когда пришло время защиты представлять свои доказательства, суд начал назначать заседания почти каждый день. В сентябре на одном из них Саше стало плохо в зале суда, ей вызвали скорую помощь. Потом она рассказала, что из-за графика судебных заседаний у нее двое суток не было ни одного приема пищи.
11 октября Скочиленко привезли с кардимонитором. В тот день Саша впервые расплакалась в суде — после того, как судья Оксана Демяшева отказалась объявить короткий перерыв, чтобы подсудимая могла сходить в уборную. В тот же вечер Демяшева отказалась откладывать заседание даже после окончания рабочего дня, хотя Саше нужно было срочно возвращаться в изолятор, чтобы заменить батарейки в кардиомониторе.
20 октября конвоиры отказались в короткий перерыв вывести Сашу из клетки, чтобы она могла попить воды. Скочиленко со слезами просила судью о дополнительном перерыве, но та снова отказала.
На заседании 27 октября выяснилось, что из материалов дела пропал один из ценников, которые клеила на полки в магазине Скочиленко. Следователь просто не включил его в список доказательств.
Накануне в Лондоне Pussy Riot провели акцию в поддержку Саши Скочиленко около российского посольства. На одном из фото с пикета — копия открытки «Любовь сильнее войны и смерти», сделанной Скочиленко.
«Полиция Великобритании пыталась задержать нас за акцию у посольства РФ в Лондоне, но мы убежали», — написала участница Pussy Riot Надежда Толоконникова в твиттере.
Акция Pussy Riot в поддержку Саши Скочиленко около российского посольства в Лондоне. Фото: @nadyariot
В коридоре суда собрались участники группы поддержки, журналисты, чуть позже подошли адвокаты обвиняемой.
Перед залом заседаний. Фото: Медиазона
Перед заседанием приставы, как и в прошлый раз, разрешили занести в зал несколько дополнительных скамеек для слушателей.
Приставы разрешили внести несколько дополнительных скамеек в зал. Фото: Медиазона
Затем они же дежурно оттеснили людей от входа в зал заседаний — так делают каждый раз перед приходом судьи и конвоированием Саши. Хотя еще несколько минут назад других арестантов просто вели по коридору мимо собравшихся.
В зал заходит судья Оксана Демяшева, спустя несколько минут конвой заводит в коридор Сашу Скочиленко. Ее приветствуют собравшиеся.
Заседание начинается с рассмотрения ходатайств на доступ в суд и съемку процесса, поступивших в суд от журналистов. Скочиленко просит удовлетворить ходатайство о видеосъемке, упоминая «информационный голод» у людей, следящих за ее процессом. Также она просит судью дать разрешение на видеосъемку ее последнего слова, где в кадре будет только она. Адвокаты Скочиленко поддерживают ее просьбу.
Прокурор Александр Гладышев выступает против. В итоге судья отклоняет ходатайство и запрещает любую съемку заседания, разрешается только вести аудиозапись.
Судья Демяшева представляет Скочиленко возможность выступить в прениях. Ее защита возражает — сначала собирались выступить сами адвокаты.
Судья, ссылаясь на УПК, настаивает на своем. Адвокат Юрий Новолодский просит перерыв для совещания с подзащитной и подчеркивает, что адвокаты заранее определили порядок речей в суде. По мнению Новолодского, Скочиленко должна выступить последней и «сможет опираться на аргументы защитников». Его поддерживают коллеги.
Саша берет слово и говорит, что ее роль в прениях «скромная», что «она не юрист» и ей необходимо опираться на мнение своих адвокатов.
«Мне кажется, ничего сильно не поменяется, если я выступлю в конце», — говорит она из клетки.
Прокурор Гладышев говорит, что не возражает против порядка выступлений, определенного стороной защиты, но подчеркивает, что итоговый «порядок выступлений определяет суд».
Судья Демяшева, несмотря на мнения сторон, снова отказывает защите и дает Скочиленко возможность выступить в прениях. Новолодский опять берет слово: по его мнению, Демяшева неверно трактует уголовно-правовые нормы. Он цитирует статью 292 УПК, в которой говорится, что гособвинитель и сторона защиты участвуют в прениях в первую очередь, и только «при отсутствии защитника в прениях участвует подсудимый».
Новолодский, обращаясь к своей подзащитной, дает ей совет не выступать в прениях до того, как это сделает сторона защиты, и мотивировать это тем, что эффективно она сможет выступить лишь тогда, когда услышит доводы своих адвокатов.
Скочиленко говорит, что на этом этапе отказывается выступать в прениях, но позже хотела бы это сделать.
Судья констатирует, что Скочиленко отказалась выступить, и дает слово ее адвокату Яне Неповинновой.
Новолодский вновь возражает — ранее он сообщил суду, что они с коллегами заранее определили порядок выступлений, и он должен был взять слово первым.
Судья Демяшева спрашивает у Неповинновой, готова ли она выступить. Та отвечает утвердительно.
Затем Демяшева говорит, что готова дать адвокатам время посовещаться. Неповиннова говорит, что перерыв им не нужен, но Демяшева все равно его объявляет «для согласования защитниками позиции по прениям» и выходит из зала суда.
Саша Скочиленко в зале суда. Фото: Медиазона
Судья возвращается. Адвокаты Скочиленко посовещались во время перерыва и настаивают, что суд должен утвердить их порядок выступлений. Юрий Новолодский должен выступить в прениях первым. Адвокаты считают, что иной порядок может нарушить права их подзащитной и повлиять на восприятие смысла позиции защиты. После этого адвокаты передают письменное ходатайство судье.
Прокурор не против удовлетворения ходатайства защиты, хоть и говорит, что не считает, что права Скочиленко были бы как-то нарушены, выступай она первой.
Судья предоставляет адвокатам право выступать в том порядке, который они определили сами.
Слово берет Юрий Новолодский. В начале своей речи он напоминает суду, что перебивать и останавливать его выступление в прениях недопустимо.
Сперва он говорит, что «великий смысл состязательного правосудия» в том, чтобы суду были предоставлены сведения, исследованные обеими сторонами процесса, а не только стороной обвинения.
Новолодский уверен, что стороной обвинения был неверно истолкован закон, в котором «буквально через пару недель после начала СВО» была прописана ответственность за распространение «фейков» про армию. Он также обращает внимание на отличие уголовного и административного составов правонарушения за распространение «фейков» о российской армии. По его мнению, сторона обвинения даже не попыталась доказать, каким именно образом Скочиленко «под видом достоверных сообщений» распространяла «фейки», за которые ее судят.
«А если бы фраза "Путин врет нам с экранов телевизора 20 лет" была написана мелом на стене — это могло бы считаться распространением — под видом достоверных — ложных сведений?» — спрашивает суд Новолодский.
Далее Новолодский замечает, что судья Демяшева стремилась поскорей закончить рассмотрение дела и подгоняла защиту в представлении доказательств невиновности Скочиленко. Новолодский считает, что он и его коллеги «великими усилиями» не поддались давлению суда и привнесли в дело массу доказательств невиновности своей подзащитной.
Адвокат обращает внимание, что «на всех континентах и на всех международных саммитах» сейчас звучит призыв остановить боевые действия.
«Звучит именно так, — говорит он. — Неужели все эти тысячи политиков тоже преступники»?
Новолодский берет в руки распечатки ценников, за подмену которых судят Скочиленко и демонстрирует их суду.
«На каждом ценнике имеется эпистола "Остановите боевые действия", и обвинительная власть сочла эти ценники вещественным доказательством, — говорит он. — Но, описывая эти ценники, обвинительная власть забыла указать [формулировку] этой эпистолы. Это что, невнимательность? Нет, это сознательные действия обвинения против истины. Неужели следователь не знает, что каждая царапинка на ноже должна быть описана в протоколе об убийстве? Но эпистола пропала в описании ценников».
Новолодский подчеркивает, что следствие не собирало доказательства виновности Скочиленко самостоятельно, а прибегло к помощи экспертов. В обвинительной речи прокурора на прениях не было доказательств вины его подзащитной, говорит адвокат. Новолодский считает, что оправдательный приговор в данном случае — единственное правильное решение суда.
«Табуретка обвинения в процессе суда рухнула, — говорит Новолодский. — Одна ножка обвинения — показания Скочиленко, прокурор на ее показания и ссылался, она признала факт установления ценников в магазине, но она не признала свою виновность. Но прокурор это упустил».
Второй «ножкой» табуретки-обвинения являются в деле показания военнослужащих, продолжает Новолодский. Однако эти сведения «не являются доказательством субьективной стороны преступления», которое вменяют Скочиленко.
Здесь Новолодский подчеркивает, что защита договорилась не называть действия Скочиленко преступлением.
«Мы будем называть это поступком», — говорит адвокат.
«Показания свидетеля Николаева тоже будут подвергнуты анализу защитой, и третья ножка тоже подломится, — обещает Новолодский. — И главная "ножка" обвинения — лингвистическая экспертиза. Об этом "доказательстве" нужно говорить особо, и мы будем говорить об этом "доказательстве особо". Верить этой экспертизе нельзя, потому что это псевдодоказательство».
Далее он цитирует нормы закона об экспертной деятельности, пытаясь убедить суд в незаконности экспертизы. Также Новолодский подчеркивает, что эксперт Сафонова была назначена не следователем, а директором экспертного центра при СПбГУ, что является нарушением.
Он берет в руки копию постановления следователя об экспертизе и читает: «В ходе предварительного следствия установлено, что Скочиленко, действуя умышленно, по мотивам политической вражды…» — тут Новолодский усмехается. — Ваша честь! А откуда «мотивы политической вражды» появились в постановлении о назначении экспертизы?!»
Новолодский подчеркивает, что в обвинении Скочиленко не упоминались «мотивы политической вражды» вовсе.
«Никаких доказательств политической вражды не было в деле, — говорит он. — Никаких следственных действий, которые могли бы установить такой мотив, до 12 мая 2022 года гне проводились. Но зачем следователь вешает лапшу на уши экспертам, говоря, что мотивы политической вражды следствие установило?»
В постановлении о назначении экспертизы тоже нет упоминания призыва Скочиленко остановить войну в Украине, продолжает Новолодский. Он подчеркивает, что следователи «кастрировали самое важное вещественное доказательство», обрезав формулировки из обращения Скочиленко.
«Чтобы не морочить голову экспертам, следователь просто не стал передавать экспертам эту важнейшую часть, — говорит адвокат. — А если бы им были переданы тексты с эпистолой, они могли бы оставить без внимания фразу "остановите боевые действия"? Оказывается, эту важную часть можно упразднить неправедной рукой следователя! Он даже не передал экспертам вещдоки! Наверное, потому, что они могли бы прочитать эту эпистолу на всех ценниках».
То, что эксперты — в их компетентности Новолодский тоже сомневается — не оценивали сам призыв остановить боевые действия, Новолодский считает важнейшим нарушением, после чего экспертизу можно перестать считать доказательством вины Скочиленко. Также адвокат обращает внимание на нелепые вопросы следователя к экспертам. Например, вопрос про «коммуникативную цель» посланий Скочиленко теряет смысл вовсе — опять же, потому что следователь предпочел не указывать в постановлении на экспертизу формулировку Скочиленко.
Также прокурор «очень помог защите», отправив запрос в экспертный центр при СПбГУ, продолжает адвокат.
«В своем ответе СПбГУ пишет, что экспертизы проводят по правилам университета, но в уголовно-процессуальном законе прямо указано, что экспертизы по уголовным делам могут проводиться только по правилам УПК».
Новолодский предлагает СПбГУ «сменить руководителя отдела по правовым вопросам», потому что тот «ничего не понимает в уголовном процессе».
Заканчивая говорить про экспертизу в деле, Новолодский еще раз подчеркивает, что само это исследование «носило антинаучный характер». Кроме того, эксперты-лингвисты вообще не должны устанавливать мотивы подсудимых, говорит адвокат.
«Мотивы устанавливаются с помощью проведения следственных действий, а не с помощью левой экспертизы», — указывает он.
Далее Новолодский возвращается к показаниям свидетеля Николаева, лучшего друга Саши Скочиленко. Он подвергает сомнению его показания и отдельные формулировки в них. В частности, Новолодский упоминает историю с активистом из Казани, которую Николаев, согласно его показаниям, обсуждал со Скочиленко и даже предупреждал ее о «противозаконности» таких действий. Однако про казанского активиста стало известно 3 апреля, подчеркивает Новолодский, а Саша была в «Перекрестке» 3 апреля. Кроме того, в суде Николаев сообщил, что он не вполне уверен, что следователь в материалах дела точно описал сказанное им.
Далее адвокат иронизирует над прокурором, который опирался на те самые показания свидетеля Николаева и показаниям военнослужащих, которым «доверять не стоит». По закону прокурор, убедившийся в отсутствии доказательств в деле, должен отказаться от обвинения, но этого не произошло.
«Очень трудно защищаться от бессодержательного обвинения», — говорит Новолодский.
Новолодский говорит уже больше часа, он просит перерыв для отдыха. Его поддерживают другие три адвоката Скочиленко, как и она сама. Саша говорит, что ей нужно в уборную и она хотела бы попить воды.
Судья отказывает и не отпускает присутствующих на перерыв. Новолодский поперхнулся — в этот момент он пил воду. Он вынужден продолжать.
Новолодский вновь возвращается к экспертизе по делу, упоминая, что в в выводах экспертов содержатся утверждения о ложности и неправдивости сведений в «ценниках», за которые судят Скочиленко. Адвокат настаивает, что ложность или правдивость той или иной информации не может устанавливаться в ходе судебных экспертиз.
«Эксперт должен давать заключение только в рамках своей профессиональной квалификации, и выход за пределы компетенции влечет признание экспертизы недопустимым доказательством», — подчеркивает он.
Новолодский еще раз повторяет, что выводы экспертов требуется признать некачественными, «чтобы обвинительной власти неповадно было приобщать такие экспертизы» в судах.
Далее Новолодский высмеивает утверждение обвинения о том, что СМИ, признанные иноагентами, распространяют «исключительно недостоверные сведения». Ранее прокурор в своей речи назвал из «натовскими прихлебателями» и сказал, что правдивую информацию публикуют только официальные источники.
Новолодский иронизирует, что у него есть телевизор дома, и он его «тоже смотрит». Адвокат напоминает суду о таком понятии как «информационная война» и подчеркивает, что Скочиленко могла стать ее жертвой.
Говоря об импровизированных «ценниках», которые Скочиленко развесила в «Перекрестке», Новолодский подчеркивает, что один из них — шестой, вообще пропал из материалов дела. На нем было написано: «Россия использует перевозные крематории. 0 цинковых гробов с ТЕЛАМИ НАШИХ СЫНОВЕЙ БУДЕТ на этот раз».
Первый ценник, про отправку срочников на войну, «пропитан болью и состраданием», и никакой дискредитации армии в нем нет. Создавая ценник, в котором говорилось о погибших в первые дни войны тысячах российских солдат, Скочиленко затронула тему молчания официальных источников о числе жертв, говорит Новолодский.
«Нам рассказывают только о колоссальных успехах», — говорит он.
Ценник с текстом про вранье Путина по телевизору Новолодский комментирует так: «Главы государств обычно всегда оказываются в подобной ситуации. Обещая что-то своему народу, они свято верят в это. Но как можно отреагировать на то, что он [Путин] обещал не менять Конституцию и изменил ее? Как можно реагировать на изменение пенсионного возраста?»
Заканчивая свое выступление, Новолодский говорит, что сторона обвинения своим непрофессионализмом помогла защите.
«Многие стали свидетелями как предыдущий прокурор Никандрова представляла в качестве доказательства виновности должностные инструкции сотрудников магазина: пекаря, технолога по хлебу, повара… Это что, ваша честь? — недоумевает адвокат. — К чести нынешнего прокурора — он не стал на это ссылаться в своей речи. Но можно ли после этого доверять такой обвинительной власти?»
Новолодский еще раз подчеркивает, что желание прекратить войну — абсолютно нормальное и человечное желание. В завершение своей речи он цитирует заметку из сашиного телефона, предлагая вслушаться в слова.
«И я продолжу делать все, что могу! — цитирует он заметку. — Продолжу высказываться на улице, на мероприятиях… чтобы прекратить боевые действия! Это экзамен на человечность, и вам предстоит его сдать!»
Далее Новолодский желает судье удачи в совещательной комнате и заканчивает свое выступление.
Суд объявляет 15-минутный перерыв.
Перерыв закончен, все возвращаются в зал заседаний. Судья объявляет заседание продолженным.
Новолодский говорит, что употребил неверное слово в своей речи — не «эпистола», а «эпифора», уточняет он.
Адвокат Яна Неповиннова начинает свое выступление, она читает по бумаге.
«Закончено судебное следствие по уголовному делу, которого просто не должно было быть, — говорит она. — Еще пару лет назад эта история казалась бы дикостью, для многих такой кажется и сейчас. Статья 207.3 УК несостоятельна, нелогична и ее правоприменение ограничивает в правах граждан России на свободу слова, свободу мысли и на свободу убеждений. Мы стали свидетелями жестоких приговоров, пыток и уголовных дел по этой статье. Но от нас зависит как применять этот закон — по совести или исходя из политических настроений».
Далее Неповиннова напоминает, из чего складывается «знакомый нам всем с первого курса юрфака» состав преступления.
«Состав преступления: объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона, — перечисляет она. — Объект, субъект — есть, объективная сторона — не оспаривается, а вот субъективная сторона, где? Ее нет ваша честь, как бы обвинительная власть не старалась ее выдумать. Хотя, никто и не старался. В обвинительном заключении, просто скопирован закон и никаких умозаключений и анализов. В деле Скочиленко невероятно низкий профессиональный уровень со стороны обвинения. Это не оскорбление, это факт. Даже в выступлении в прениях государственный обвинитель зачитал обвинительное заключение, перечислил название нескольких так называемых доказательств и все. Никакого анализа десяткам доказательств защиты, показаний специалистов и самой Скочиленко».
В обвинительном заключении не указано, какие именно высказывания Скочиленко являются «заведомо ложными сведениями» и каковы доказательства, это подтверждающие. В чем именно выражается политическая ненависть и вражда, в которой обвиняют девушку, тоже не указывается — как и то, в адрес какой социальной группы она сформировалась. Что именно, по мнению обвинительной власти, рассматривается в качестве преступного проявления Скочиленко против общественной безопасности, также неясно.
«Ни разъяснений, ни уточнений предъявленного Скочиленко обвинения не последовало. Государственный обвинитель лишь сказала, что "это не моя задача, в деле есть профессиональные защитники, их умственных стараний должно хватить для осознания". Браво. Даже тут решили не трудиться. Это страшно, ваша честь, что приходится работать с таким обвинением, нельзя поощрять такое поведение ни в этом деле, ни в других, иначе у нас будет имитация правосудия. Давайте этого не допустим», — просит Неповиннова.
Неповиннова подчеркивает, что они с коллегами «стали свидетелями, наверное, самого смехотворного представления доказательств за всю современную историю юриспруденции» и, как и Новолодский, делает акцент на несостоятельности обвинения.
«Я лично благодарю Александру за стойкость и невероятное терпение, — продолжает адвокат. — 1,5 года назад она просто хотела, чтобы в мире был мир, чтобы были остановлены боевые действия, чтобы тот страх и ужас, который она испытывала из-за событий 24 февраля не терзали ее гиперэмпатичную душу. Мы очень уверенно говорим о переживаниях Александры в период совершения ею поступка и благодарим обвинение, что предоставили доступ к ее искренним чувствам и эмоциям, которые она выражала при общении со своими друзьями в конфиденциальных переписках, записывала в заметки мобильного телефона свои мысли. Это главные доказательства отсутствия той самой субъективной стороны преступления, отсутствие заведомости в распространении сведений».
Далее защитница цитирует переписку Александры с друзьями из Украины. Скочиленко пишет им, что каждый день плачет и у нее «разрывается сердце» от новостей.
Заметки Саша писала для себя, поясняет адвокат. И они также говорят о ее искреннем отношении к происходящему. В заметках Скочиленко пишет, что считает правдивой информацию о происходящем в Украине от своих знакомых, а госпропаганде — не верит. Главная цель Саши, как она сама пишет в заметках — приблизить прекращение войны.
Далее Неповиннова, как и ее коллега Новолодский, подробно поясняет суду, почему экспертизу по делу Скочиленко нельзя приобщать как доказательство.
«С позиции психологической квалификации недопустимо расценивать высказывание как заведомо ложную информацию лишь на том основании, что оно содержит сведения, которые не соответствуют какой-либо иной информации, в том числе и официальной, какого-либо органа исполнительной государственной власти», — говорит она.
Новолодская обращает внимание на то, что выводы независимых экспертов согласуются с показаниями Скочиленко и с ее личными заметками — а именно, то, что целью ее поступка было стремление остановить боевые действия.
«Ваша честь, у обвинения лишь одна экспертиза, которая абсолютно недопустима и несостоятельна, была реально разбита в пух и прах заключениями, внимание, шести специалистов, обладающих большей квалификацией, чем эксперты обвинения. И больше у обвинения нет ничего. А так как вина Скочиленко не доказана, отсутствует субъективная сторона преступления, Скочиленко необходимо оправдать. Это единственно верное решение, принимаемое по закону и по совести».
Неповиннова подробно разбирает текст на каждом из ценников, задавая к каждому одни и те вопросы: «Есть ли упоминание о Вооруженных силах?», «Опровергается ли эта информация Министерством обороны?», «Подтверждается ли эта информация какими-либо источниками?», «Верила ли Александра в достоверность этой информации?», «Можно ли было проверить информацию?»
Она подчеркивает, что Скочиленко в ходе судебных заседаний вспомнила, по меньшей мере, 18 источников, публикациям о войне в которых она доверяла.
«18 источников, подтверждающих информацию в которую она верила и которую распространила», — настаивает Неповиннова.
Адвокат говорит, что лично обращалась с адвокатским запросом в Минобороны по поводу потерь среди российской армии — из ведомства ей ответили, что это гостайна, и эта информация не оглашается.
«Тогда откуда Скочиленко могла взять информацию, если даже на адвокатский запрос Минобороны не отвечает»?
То, что в первые месяцы российского вторжения на войну попали и срочники тоже, и вовсе «подтверждается официальными данными Минобороны и множеством СМИ», добавляет Неповиннова.
Далее адвокат переходит к состоянию здоровья своей подзащитной. Александра с детства страдает рядом хронических заболеваний, которые подтверждаются медицинскими документами, говорит она. Целиакия, порок сердца, хронический энтероколит, биполярное аффективное расстройство и посттравматический синдром — все эти заболевания на протяжении всей жизни приносят подсудимой «множественные страдания». Неповиннова подчеркивает, что «Александра не выживет в колонии», а запрошенные прокурором восемь лет заключения — бесчеловечны.
«У Александры Скочиленко, при вынесении приговора, не связанного с лишением свободы, после освобождения будет жизнь, она сможет поправить свое здоровье и продолжит жить и приносить обществу пользу, продолжит рисовать, писать книги, заботиться о близких, творить, заниматься благотворительностью, — говорит адвокат. — Безусловно, то, что произошло с ней, будет уроком на всю жизнь и не только ей».
Александра не сделала ничего противоправного, она просто хотела мира и прекращения боевых действий, подчеркивает защитница.
«Нельзя за это сажать в тюрьму, нельзя, Ваша честь, — заканчивает свою речь она. — Нельзя наказывать за инакомыслие, инакочувствие. Нельзя наказывать за объективную критику власти и ее решений. Нельзя наказывать за заблуждение. Нельзя наказывать за недоверие или доверие пропаганде какой-либо страны. Нельзя наказывать Александру Скочиленко. Сторона защиты очень верит и надеется на вашу беспристрастность и объективность при вынесении приговора. А он может быть лишь один — оправдательный. Времена меняются, а наши поступки навсегда остаются в истории и на нашей совести. Закончу свое выступление цитатой моей доверительницы Александры Скочиленко: "Это экзамен на вашу человечность. Вам выпал шанс его сдать"».
Присутствующие в зале заседаний встретили овациями окончание выступления Яны Неповинновой. Люди хлопают в ладоши, а судья Демяшева пытается их перекричать. «Мы не в цирке!» — злится она.
Затем она просит приставов помочь и вывести всех, кто «слишком сильно хлопал». Приставы долго не думают: «Так, граждане, встаем, кто хлопал и выходим из зала!»
Адвокат Юрий Новолодский пытается возразить, а судья Демяшева тем временем требует вывести из зала всех слушателей. Те, в свою очередь, парируют, что предупреждений им ранее суд не выносил, и удалять их не за что.
Демяшева говорит, что пока слушатели не покинут зал, суд не продолжится. Выходит из зала сама. Все остальные остаются на своих местах, никто из слушателей не выходит.
Приставов в зале заседаний стало больше. Фото: телеграм-канал «Свободу Саше Скочиленко!»
Приставы тем временем пытаются уговорить выйти в коридор пятерых человек, кто, на их взгляд, громче всех хлопал. «Чтобы не подставлять всех», — говорят они.
Проходит несколько минут — около шести человек все-таки согласились покинуть зал заседаний. Вернувшаяся Демяшева видит, что большинство слушателей все еще на своих местах и громко объявляет, что не продолжит процесс, пока все не выйдут. Покричав, она снова уходит.
Демяшева снова возвращается и говорит, что «будет вынуждена отложить заседание, если все слушатели не покинут зал». Она угрожает, что в противном случае процесс будет ими «сорван».
Далее она просит вызвать прокурора и объявляет о переносе заседания на завтрашний день, 14 ноября в 14 часов. Еще не выступивший в прениях адвокат Дмитрий Герасимов говорит, что в это время он будет занят в другом судебном процессе. Демяшева отвечает ему, что тот должен присутстовать на процессе по делу Скочиленко, «раз взял на себя ее защиту». Уходя, Демяшева объявила, что завтра заседание состоится без присутствия слушателей. Те покидают зал.
Объявление о переносе заседания прошло без присутствия покурора Гладышева — он только что пришел.
Обновлено в 19:00 Уточнено время начала заседания 14 ноября.
Слушатели покидают зал заседаний. Фото: Медиазона