Предыдущее заседание по делу футолистов прошло в Пресненском суде 19 апреля. Стороны в этот день допросили четверых свидетелей. Первым показания дал сотрудник Театра сатиры Николай Дмитриев, который заметил в припаркованной неподалеку машине окровавленного Соловчука и вызвал полицию. Допрос Дмитриева оказался рекордно коротким и занял всего семь минут. Следом суд выслушал управляющего «Кофемании» на Большой Никитской Дмитрия Грачева и официантку Ольгу Аверкину, которые были очевидцами драки в заведении. Их показания мало что добавили к уже известным обстоятельствам конфликта; Грачев признал, что на следствии описывал как те события, которые видел собственными глазами, так и те, что попали на видеозапись, продемонстрированную ему следователем, а протокол лишь «пробежал глазами».
Четвертым свидетелем стал менеджер ночной смены «Кофемании» Алексей Копылов, рассказавший, как следствие пыталось найти стул, которым били потерпевшего Пака. По словам Копылова, отличить предполагаемое орудие преступления от других стульев было невозможно, но полицейская-следователь пригрозила ему, что «в таком случае мы будем закрывать ресторан и изымать всю мебель на экспертизу». В этот момент в зал зашел техник, который ежедневно проверяет исправность мебели, и следователь взяла первый же стул, который привлек его внимание.
— Я правильно понимаю, что тот стул, который был изъят, был определен произвольно? — уточнил адвокат Кокорина-старшего Андрей Ромашов.
— Вы правильно меня поняли, — ответил свидетель, добавив, что слышал разговор силовиков, один из которых неосторожно обронил фразу: «Все равно какой, давайте этот возьмем».
В перерывах между допросами суд в тот день изучал показания полицейских, выезжавших по вызову к машине Соловчука («абсолютно идентичные», отметила прокурор Светлана Тарасова), протокол очной ставки потерпевшего водителя и девушки из компании футболистов, а также видео — записи с автомобильных регистраторов, камер в «Кофемании» и новостной выпуск Первого канала.
Свидетель Виктория Джаванадзе — брюнетка в темных очках и бежевом плаще. Судья спрашивает, знает ли она подсудимых; свидетель недолго смотрит на «аквариум» с футболистами и сразу просит зачитать ее показания следствию. Судья объясняет, что сначала она должна рассказать все сама.
Джаванадзе начинает: лично с подсудимыми не знакома, с потерпевшими — тоже; она знает только их имена.
К допросу приступает прокурор Тарасова: просит рассказать о событиях 8 октября 2018 года.
— Прошу зачитать мои показания, — снова говорит свидетель.
Тарасова еще раз объясняет, что сначала свидетель должна сама дать показания. Та говорит, что пришла в «Кофеманию» около восьми-девяти утра, в заведении началось «битье посуды, крики, неприятная ситуация». Сама свидетельница в это время сидела за барной стойкой.
— Было ощущение, что начинается драка. Я заволновалась за свою жизнь, поэтому вызвала сотрудников правоохранительных органов, — говорит Джаванадзе, глядя на прокурора.
Она уточняет, что звонила в полицию со своего телефона, подробностей инцидента не приводит и еще раз ссылается на протокол своего допроса следователем.
— Сколько примерно посетителей находилось в «Кофемании»? — спрашивает прокурор Тарасова.
— Треть, наверное.
— Треть «Кофемании»?
— Да.
— Помимо вас кто-то еще был напуган этой ситуацией?
— Ну, в общем-то, да. Я бы сказала, что достаточно много людей, которые не понимали, что происходит. Обсуждалось, что происходит потасовка, драка, обсуждалось, что надо вызывать правоохранительные органы… Особенно когда началось битье посуды.
Джаванадзе вспоминает, что к барной стойке подходил мужчина, который тоже просил вызвать полицию.
— Видели ли вы, с кем происходит потасовка?
— Нет, это я не видела.
— Видели ли вы какие-то конкретные противоправные действия?
— Я не видела, нет.
Свидетельница говорит, что силовики приехали быстро. Как уходили участники потасовки, она не видела.
— Видели ли вы или слышали, что кто-то из посетителей снимает потасовку на средства видеофиксации?
Джаванадзе отрицательно качает головой.
Прокурор расспрашивает ее об обстоятельствах допроса на следствии; свидетельница говорит, что давления на нее не оказывали.
К допросу приступает адвокат Ромашов.
— Скажите, пожалуйста, я вас правильно понял, вы увидели события, когда они были уже в разгаре?
— Не могу сказать, я не смотрела. Я среагировала на звук.
— На звук чего?
— На повышенные тона, начался грохот, стулья и столы двигались, официанты туда побежали.
Адвокат уточняет, сколько всего было посетителей в «Кофемании» и как они располагались в залах. Защитник также интересуется, хорошо ли просматривалось место потасовки с других столиков, но точно Джаванадзе ответить не может.
— Вы сказали, что началось битье посуды. Когда оно началось?
— В конце. Это было решающим фактором, когда я решила позвонить в правоохранительные органы.
— То есть на звук посуды среагировали?
— Это уже было, так сказать, апофеозом. В моем понимании, уже ждать было [нечего]… Чтобы правоохранительные органы приехали, чтобы унять всех.
— И что они сделали, правоохранительные органы?
— Они прошли в ту часть, где был конфликт, но там уже никого не было.
По словам свидетельницы, полиция приехала за 5–7 минут.
— Вы потерпевших помните? Пака, Гайсина?
— Нет. Эти мужчины… Правоохранительные органы прошли к ним, они сели в зале общаться.
— А вот кого-либо из подсудимых конкретно вы видели?
— Там было очень много людей, — говорит Джаванадзе и туманно объясняет, что кто-то из шумной компании продолжал сидеть, а другой — «сделал несколько шагов».
— Кокорин Александр Александрович что-то делал? Или просто ходил по залу?
— Он был рядом с конфликтом, где били посуду, были крики. Я не видела, чтобы кто-то кого-то бил, но создавалась нервозная ситуация… Я не видела, чтобы кто-то кого-то бил.
Защитник расспрашивает, почему свидетельница решила вызвать полицию, но она затрудняется с однозначным ответом.
— А раньше вы такую ситуацию наблюдали?
— Нет. Это был первый раз.
— На эмоциях?
— Да.
Адвокат Ромашов задает свой излюбленный вопрос: показывали ли Джаванадзе видео во время допроса? Она подтверждает, что смотрела видео инцидента у следователя, но большинство деталей не помнит: «То, что там происходило, было видно». Свидетельница еще раз повторяет: она вызвала полицию, испугавшись, что конфликт «может эскалироваться».
— А, собственно говоря, на основании чего вы такой вывод сделали?
— Ну, по ощущениям, когда начинается потасовка, нервы, для того, чтобы это заглушить, вызываются органы, — объясняет Джаванадзе.
Очередь адвоката Александра Кокорина Татьяны Стукаловой:
— Как вам показалось, много посуды было? Стоял грохот посудного боя?
— Ну, больше чем одна, я не считала…
Адвокат Протасовицкого Татьяна Прилипко интересуется, как далеко свидетельница находилась от эпицентра событий.
— Что, собственно, так испугало вас?
— Ну, метров десять плюс-минус, может, восемь. Я видела частично.
— Вы сказали, что вас побеспокоил звук.
— Нет, ну я видела потасовку.
— Так что же вас испугало?
— Чтобы никто ничего не кинул. Ощущение было, да, двигают столы, мебель… Было какое-то движение.
Джаванадзе говорит, что узнала одного из футболистов, потому что видела его по телевизору. Она говорит очень тихо, о котором из подсудимых идет речь, непонятно.
Адвокат Прилипко и свидетельница обсуждают детали ее допроса на следствии. Джаванадзе говорит, что следователь не объяснял, что происходит на видеозаписи, которую ей продемонстрировали.
У подсудимых к ней нет вопросов.
— Оглашать [показания] не будете? — обращается Ромашов к прокурору.
Светлана Тарасова мотает головой. Тогда адвокат задает «последний вопрос»: просит объяснить, что такое потасовка.
— Это разговор на повышенных тонах, это, скажем так… двигание мебели, ругань, скажем так, не ведут себя в приличном месте... Это переходит за рамки повышенного тона. Как вам сказать… У людей явно были какие-то претензии, которые они пытались выяснить неинтеллигентным методом…
— Я правильно понял, что это не означает рукоприкладство?
— Ну, частично оно было, кто-то кого-то пихал…
Джаванадзе говорит, что официанты «пытались разнять группу товарищей, которые были в углу».
— Осуществлялось ли вам оперативное сопровождение уголовного дела в отношении подсудимых? — спрашивает Сизова прокурор Тарасова.
Выясняется, что в октябре Главное управление уголовного розыска по Москве начало расследование дела, в рамках которого свидетелю поручили провести обыск по месту жительства Кокорина-младшего. По словам Сизова, во время обыска была изъята флешка, которую потом изучали эксперты криминалистического центра. Свидетель-оперативник объясняет, как делалась раскадровка видео; потом скриншоты распечатали, а «электронные носители» запечатали в конверты.
— Проводились ли какие-то изменения на данных носителях, монтаж?
— Ни в коем случае.
Прокурор просит Сизова рассказать о содержании скриншотов — их было около 250, говорит свидетель.
— При производстве, в том числе, обыска, вами или кем-то оказывалось на кого-либо какое-либо давление? Психологическое, физическое?
— Ни в коем случае, все добродушно.
— А вы лично с Кокориным-младшим общались? — интересуется гособвинитель Тарасова.
— Может, непродолжительное время, во время доставления его к следователю.
— Вы беседовали с ним о совершении преступления?
— Особенно какой-то конкретики не было. «Да, набедокурили, посмотрим, что дальше будет».
Тарасова обращается к протоколам допроса свидетеля; тот говорит, что на следствии его допрашивали несколько раз. Прокурор хочет предъявить Сизову протокол осмотра документов и предметов, который он составлял, но адвокат Ромашов хочет сначала задать оперативнику пару вопросов.
— Что вы понимаете под термином «оперативное сопровождение»?
Кажется, на этот вопрос свидетель отвечает определением из учебника.
Ромашов интересуется раскадровками видео. По словам Сизова, осмотр проводился через две-три недели после изъятия флешки у Кирилла Кокорина. Фамилию эксперта свидетель не помнит, это был сотрудник криминалистического центра ГУ МВД по Москве.
— То есть вы вдвоем делали раскадровку?
— Фактически, — подтверждает свидетель.
Адвокат многословно выясняет, была ли флешка после осмотра запечатана обратно в конверт. Сизов говорит, что этим занимался эксперт. Он же оформлял какой-то документ, но как называлась бумага, полицейский уже не помнит.
— Вы на руках имели какое-то поручение следователя... Вернее, даже постановление для проведения экспертизы было?
— М-м-м-м, поручение было.
— Вам в руки эксперт что отдал после раскадровки?
— Пакет документов и электронный носитель.
— Они были как-то запечатаны?
— Электронные носители были запечатаны, документы — нет.
— В те же конверты?
— Не могу сказать.
Сизов говорит, что эксперт занимался раскадровкой, но никаких пояснений не делал.
— Вы эксперту транслировали, раскадровку чего нужно делать, или он сам?
— Я совместно с экспертом просмотрел видеозапись, акцентировали внимание на тех кадрах, которые могут иметь значение для уголовного дела. После чего он делал скриншот и распечатывал. Скорее, я определял [какой нужно сделать скриншот], а эксперт — техник.
Сизов громко и уверенно говорит, что во время следственных действий, которые он проводил, никто не оказывал никакого давления на свидетелей или подозреваемых. В допросах оперативник, по его словам, не участвовал.
Адвокат Ромашов спрашивает, какие следственные действия со свидетелями Сизов проводил, но прокурор Тарасова протестует: такой вопрос уже был. Свидетель говорит, что кроме обыска у Кокорина-младшего он проводил еще выемку видео. Никакого давления на фигурантов дела в это время не было, еще раз подчеркивает Сизов.
Ромашов переходит к раскадровке:
— Откуда вам известны ФИО лиц, изображенных на видео?
— Часть из этих лиц — публичные, соответственно, с Кириллом Александровичем я познакомился во время обыска. Остальные стали известны в ходе предварительного расследования.
— Процессуально опознание проводилось?
— Нет. Естественно, субъективно проводилось это все.
— Из СМИ вам были известны инициалы всех?
— При проведении оперативно-розыскных мероприятий я установил всех лиц.
Сейчас Сизов уже не помнит всех, кого тогда идентифицировал. Имена и фамилии подсудимых он может назвать, а вот отчества — нет; полицейский говорит, что забыл их из-за «давности».
— Эту давность они под стражей отбывают, — с ухмылкой замечает адвокат Ромашов и продолжает задавать вопросы о процессуальных моментах расследования.
Вопрос у адвоката Кирилла Кокорина Вячеслава Барика: он уточняет, занимался ли Сизов розыском подозреваемых. Оперативник отвечает, что не помнит, когда следователь установил причастность Кокорина-младшего к инциденту, приблизительно на это ушло около четырех дней. Получив поручение, полицейские поехали на обыск к Кириллу Кокорину, его брата Александра Сизов не видел.
— Там была следственно-оперативная группа, много следователей занималось [делом], — говорит полицейский. Он не может точно сказать, по каким именно каналам его коллеги пытались связаться с Кокориным-младшим во время розыскных мероприятий. По словам свидетеля, он приехал на обыск и сказал, что Кириллу Кокорину нужно поехать в главное управление МВД по Москве.
Барик задает множество вопросов об оформлении документов и поручений.
Адвокат Татьяна Прилипко говорит, что у нее «точно такие же вопросы в отношении Протасовицкого». Сизов вспоминает, что было поручение на установлении личностей всех участников происшествия — и свидетелей, и подозреваемых.
— Работа производилась по установлению местонахождения всех лиц. В ходе [них] была также установлена личность Протасовицкого, — рассказывает оперативник. Как именно установили личность Протасовицкого, он не знает, этим занимались другие сотрудники.
Сизов говорит, что подробности ОРД раскрыть не может.
— Но там же нет никакой государственной тайны.
— Откуда вы знаете?
— Еще до вашего рождения знала, — уверенно отвечает ему авдокат.
Свидетеля Сизова допрашивает адвокат Мамаева Игорь Бушманов. Его интересует процесс раскадровки видео — по какому принципу выбирались моменты для скриншотов? Полицейский говорит, что знал «предварительную информацию», а при просмотре обращал внимание на «правонарушения».
— Вы фиксировали только действия тогда подозреваемых?
— Ни в коем случае, еще действия свидетелей и потерпевших.
Адвокат интересуется, фиксировались ли действия водителя Соловчука, Сизов перечисляет действия потерпевшего.
— В отношении Мамаева вы видели действия, как-то фиксировали?
— Не могу сказать.
Бушманов интересуется видео с камер «Кофемании». Сизов рассказывает, что фиксировал действия потерпевшего Сергея Гайсина — с его стороны «был захват за одежду или за шею Мамаева или Кокорина». Этот кадр должен быть в материалах дела, отмечает полицейский.
Какое оборудование использовали для просмотра видео и раскадровки, Сизов не помнит: «Я не техник, не могу понять, какое программное обеспечение использовалсь».
Адвокат Бушманов:
— В отношении Мамаева вы какие-то ОРМ проводили?
— По-моему, нет. Если мне не изменяет память, на момент получения поручения с Мамаевым уже, по-моему, проводились [следственные] действия. С [Александром] Кокориным, по-моему, тоже. Не видел их, не помню.
У Бушманова вопросов больше нет. Адвокат Прилипко спрашивает, какие действия могли проводиться с Протасовицким через пять-шесть дней после событий, когда ее подзащитный явился в полицию. Сизов говорит, что не знал об этом.
Подсудимые хором говорят, что вопросов к Сизову у них нет.
Прокурор Тарасова показывает свидетелю протокол осмотра предметов и документов. Она просит ответить, все ли «соответствует действительности», правильно ли оформлены документы. Оперативник несколько минут перелистывает бумаги, среди них заметны фототаблицы с распечатанными скриншотами. Все время это время гособвинитель стоит рядом со свидетелем, облокотившись на кафедру.
— Все соответствует действительности? — уточняет она.
— Да.
— Вы уверены, что каждая фотография является одной из тех, что вы принесли следователю? — уточняет адвокат Ромашов.
— Да. Они были в опечатанном пакете.
Тогда Ромашов спрашивает, присутствовал ли Сизов при том, как распечатки скриншотов наклеивались на бумагу — полицейский отвечает утвердительно; этим занимался следователь. Защитник крайне подробно расспрашивает свидетеля о процессе наклеивания снимков на лист.
— Сейчас какая может быть уверенность, что лист [со скриншотами] не переделали? — спрашивает Ромашов.
— Там подпись стоит, — парирует прокурор. Сизов не отвечает и говорит, что такой вопрос нужно задавать не ему.
Адвокат Ромашов хочет дополнительно показать Сизову «именню 35-ю фотографию, она касается лично моего подзащитного». Он подходит к свидетелю с томом и показывает какие-то фотографии.
— Можно я тоже подойду, мне интересно, — поднимается с места прокурор Тарасова.
Сизов говорит, что в документах отмечалось низкое качество видеозаписи. Ромашов обращает его внимание на то, что на фототаблицах должны были стоять печати, но их нет.
— Там все не совпадает, — заключает адвокат, забирает у свидетеля том и возвращается на свое место. — Там процентов 20 совпадений [между подписями к скриншотам и содержанием самих кадров].
— А мне кажется, там совпадение сто процентов, — отвечает прокурор.
Сизов вспоминает, что какие-то подписи эксперту диктовал он сам, какие-то — следователь. Адвокат Бушманов интересуется кадрами под номерами три и четыре, на них запечатлены удары, которые Мамаев нанес водителю Соловчуку. Оперативник не помнит, фиксировались ли действия самого потерпевшего. Он говорит, что если скриншотов нет среди материалов, значит, и «интересных для уголовного дела действий» не было.
Адвокаты хором говорят, что на съемке можно увидеть, как Соловчук наносит удары Мамаеву, но Сизов настаивает, что фиксировал действия обеих сторон конфликта.
Адвокат Барик тоже хочет показать Сизову какой-то кадр, но просит свидетеля не читать подпись. Прокурор возражает: это «какой-то эксперимент», который не предусмотрен нормами УПК. Судья, впрочем, «эксперимент» разрешает.
Сизов вглядывается в фототаблицу и говорит, что, похоже, на скриншоте «[Кирилл] Кокорин наносит удар в туловище Соловчука».
— У вас какое-то особое зрение, — язвительно произносит Барик. — Вы сказали то, чего там не видно.
Адвокат Ромашов обращает внимание, что между протоколом осмотра видео и протоколом допроса Сизова нет никакой разницы.
— Чем вызвано, что в допросе вы дословно повторяете протокол осмотра?
— Этот допрос не оглашали, — замечает судья Абрамова.
— Тогда я прошу огласить, — требует адвокат. Другие защитники его поддерживают, прокурор Тарасова отмечает, что никаких существенных противоречий в показаниях Сизова нет.
Судья Абрамова отказывает защите — в показаниях нет противоречий, согласна она с гособвинителем.
Вопросов больше нет. Сизов берет свой кожаный портфель и выходит из зала.
— Ваша честь, по правовому ощущению, эта процедура, которая сейчас произошла… Свидетель рассказал нам о противоправных действиях эксперта, — берет слово адвокат Ромашов. Он говорит, что эксперту не разъяснялись его права, и процессуальным действием осмотр считать нельзя — разве что «каким-то оперативным действием». — Результат совместных действий эксперта и опера никаким образом процессуально оформлен не был.
Ромашов подробно объясняет, какие, по его мнению, процессуальные нарушения были допущены.
— Получается у нас такая картина. Сначала следователь объясняет свидетелю, что на фотографиях изображено. А потом по своим же пояснениям и допрашивает, — с расстановкой продолжает адвокат. Он считает, что показания Сизова не имеют юридической силы, а ОРД, о которых отказался рассказывать свидетель, не могут содержать никакой гостайны. Защитник планирует ходатайствовать об исключении протокола осмотра видео из числа доказательств.
Прокурор Тарасова просит «по согласию сторон» огласить показания свидетельницы Александры Поздняковиене. Сторона защиты пыталась пригласить ее в суд, не не смогла найти; прокурор Тарасова ходатайствовала о ее приводе. 8 октября именно Поздняковиене по ошибке села в машину потерпевшего Соловчука, перепутав ее с такси.
Прокурор Тарасова начинает зачитывать протокол допроса. Поздняковиене сказала следователю, что она — гражданка Литовской республики. По просьбе адвоката Барика она прилетела в Москву в конце ноября, чтобы дать показания.
В Москве у Поздняковиене множество друзей, в том числе — все подсудимые.
Прокурор оглашает протокол допроса девушки. Поздняковиене рассказала следователю, что вечером 7 октября ей позвонил Кирилл Кокорин и позвал встречать из Петербурга его брата и Павла Мамаева. С вокзала компания поехала в клуб SecretRoom, там к друзьям присоединился Протасовицкий. За тем, кто из ее приятелей пил в ту ночь спиртное и в каком количестве, свидетельница не следила.
— Указанные лица вели себя нормально, только веселились, — зачитывает прокурор. После из-за отсутствия свободных столиков компания решила отправиться на такси в клуб «Эгоист». Туда спортсмены и их друзья добрались около трех часов ночи; позже подъехали другие знакомые футболистов, в том числе Карен Григорян.
Поздняковиене заказала себе бокал вина, Мамаев пил пиво — сколько, девушка не запомнила, а что пили остальные, не обратила внимания. Никаких конфликтов в клубе не было, друзья «веселились».
Через некоторое время компания вышла на улицу, приятели обсуждали, что нужно поехать в какое-нибудь кафе. У клуба Поздняковиене увидела белый Mercedes и решила, что это такси, которое вызвал кто-то из приятелей. Она села в машину.
— Я спросила: «Вы водитель Кокорина?» — «Я таких петухов не вожу», — зачитывает прокурор Тарасова диалог из показаний свидетельницы. После этого Мамаев открыл дверь машины, заглянул внутрь и сказал Поздняковиене, что это не их машина.
Пересев в нужный автомобиль, девушка сказала Мамаеву, что водитель «мерседеса» назвал парней из их компании «петухами». Затем она пересела на переднее сиденье и углубилась в свой смартфон.
Из машины она видела «какую-то потасовку», в которой участвовали подсудимые и «какие-то девушки».
— Что происходило между указанными лицами, я не видела, — говорится в протоколе допроса. — Как закончился данный инцидент, я не видела.
Затем на какой-то машине компания добралась до «Кофемании» на Большой Никитской. По пути туда футболисты обсуждали происшествие с водителем «мерседеса».
Дальше в показаниях свидетельницы говорится о завтраке в «Кофемании». Она не слышала, чтобы кто-то из ее компании пел песню Gangnam Style, так как то выходила в туалет, то дремала или была погружена в чтение своего телефона. Поздняковиене говорила, что в какой-то момент Кокорин-старший замахнулся стулом на потерпевшего Пака, а тот попытался защититься. Почему Кокорин решил ударить Пака, она не знает.
— Из-за шума было трудно понять, о чем они разговаривают, — цитирует прокурор Тарасова показания девушки.
Мамаев решил подойти к товарищам, чтобы разобраться, что происходит, продолжает читать протокол гособвинитель. Как Кирилл Кокорин ударил по лицу Пака, свидетельница тоже не видела. Кроме того, она не слышала, чтобы компания футболистов «высмеивала» Пака. Потерпевшие Пак и Гайсин не оскорбляли ее приятелей.
Позже Мамаев сказал Поздняковиене, что Кокорин ударил Пака из-за того, что тот якобы назвал его «плохим словом на У».
Момент конфликта с Гайсиным она также не смогла вспомнить, поскольку в кафе было шумно.
На этом гособвинитель заканчивает читать допрос и переходит к оглашению протокола очной ставки между Соловчуком и Поздняковиене.
Светлана Тарасова начинает зачитывать протокол очной ставки между Соловчуком и Поздняковиене, но адвокат Ромашов говорит, что защита не соглашалась на оглашение показаний потерпевшего водителя. После небольшой дискуссии судья Абрамова поворачивается к прокурору: «Продолжайте, пожалуйста».
Гособвинитель читает протокол. Соловчук на очной ставке рассказывал, что просил девушку покинуть его машину, но она сказала, что хочет «погреться». От нее пахло алкоголем, вспоминал шофер. Потом Мамаев открыл дверь его машины и забрал Поздняковиене, а чуть позже завязался конфликт из-за «петухов». Соловчук утверждал, что такого слова он вообще не произносил.
Адвокат Ромашов обращает внимание, что во время очной ставки не устранены противоречия между версиями свидетельницы и потерпевшего.
Прокурор Тарасова говорит, что в суд пытались вызвать свидетелей Крысенко и Шинкареву, но они не выходят на связь. Тарасова просит огласить их показания.
Ромашов говорит, что это непосредственные свидетели событий, поэтому защита и подсудимый имеют право допросить их на процессе. Защитник упрекает прокурора в том, что ходатайство необоснованно; по его словам, на допрос к следователю Крысенко и Шинкарева пришли добровольно, а теперь почему-то «не хотят». Вероятно, адвокат намекает, что эти свидетели могут дать показания, невыгодные стороне обвинения.
Судья Абрамова в итоге отказывает в удовлетворении ходатайства прокурора. Она заявляет об оформлении привода этих свидетелей — они прописаны в Краснодаре и Владивостоке. Стороны обсуждают, можно ли организовать допрос по видеосвязи.
Вопрос о приводе свидетелей Ромашов оставляет на усмотрение суда. Если те окажутся в Москве, то защита готова помочь в обеспечении явки; если они находятся по месту регистрации — адвокат просит организовать видеоконференцию. Остальные защитники поддерживают Ромашова.
Он снова повторяет, что речь идет о непосредственных очевидцах конфликта, их показания важны.
Прокурор Тарасова предлагает посмотреть видео из «Кофемании», но с другого ракурса:
— Там видно, как плеснули в человека.
Адвокаты в один голос просят объявить перерыв, но судья говорит, что после просмотра записи закончит заседание. Перерыв — 20 минут.
Судья возвращается в зал. Плазменная панель развернута к сторонам процесса и судье; одной из журналисток пресс-секретарь разрешает встать напротив экрана, остальные слушатели не могут его видеть. Прокурор Тарасова просит выключить свет.
Демонстрируется видео без звука. Адвокаты внимательно всматриваются в телевизор, защитник Бушманов что-то комментирует шепотом. Подсудимые тоже смотрят видео из «аквариума».
— А сначала-то нельзя посмотреть? — жалуется адвокат Ромашов. Ему никто не отвечает. Просмотр видео сопровождается на этот раз гробовой тишиной.
— На столах тут нет никакого несоразмерного количества виски, — вполголоса говорит Ромашов. — Пиво только и еда.
— А вы эксперт по тому, что в стаканах? — парирует прокурор Тарасова.
— Ну стаканы-то пивные, — встревает адвокат Бушманов.
— Я не буду играть на публику, я все скажу в прениях, — отмахивается Тарасова и продолжает смотреть видео, подперев щеку рукой.
Судя по сообщениям в WhatsApp-чате Пресненского суда для репортеров, сейчас демонстрируется съемка с камеры «Кофемании», расположенной над столиком Пака; видно, как один из посетителей кафе снимает происходящее, а девушка из компании футболистов и Кокорин-младший пытаются заставить его убрать телефон.
Адвокат Стукалова что-то комментирует; прокурор раздраженно просит судью сделать ей замечание.
— Хождение по лавкам, видимо, в порядке вещей, — язвительно говорит Тарасова.
— Это свидетель! — отвечает ей Бушманов.
— Вот Пак, да? Лысину вижу, ровная, — комментирует защитник Ромашов. — Мамаев вон вообще в углу сидит.
— Ни на кого не кидается, никакой агрессии нет, — соглашается его коллега Прилипко.
— Вы прямо софистикой занимаетесь, вам преподавать надо, — бросает Тарасова переговаривающимся адвокатам. — Если вы не знаете такого слова, то это ваша проблема.
— Слушайте, прекратите хамить, девушка, — обижается Прилипко.
— У нас видео без звука, и давайте смотреть его так же, — вмешивается судья Абрамова. Все затихают.
Адвокаты просят продемонстрировать еще одно видео; защита хочет обратить внимание на перемещения стула, которым Кокорин-старший ударил потерпевшего Пака.
— Обычно падают после удара, а Пак встал, — обращается адвокат Стукалова к коллеге Ромашову.
— Вон стул, смотрите, стул… Так. Несут. Спинка не повреждена, — комментирует тот происходящее на экране.
Стороны продолжают смотреть видеозапись.
— Там Куропаткин что-то объясняет Гайсину, — шепчет адвокат Прилипко, обращаясь к своему коллеге Бушманову. — А стул-то где?
Тишину в зале нарушает доносящийся с улицы шум стройки.
— Вот теперь вижу, до этого не видела, — уже громче говорит Прилипко. Защитники внимательно следят за передвижением стула на экране.
— Электрик вон ходит, — замечает Ромашов.
— Стул забрала девушка, — говорит Стукалова.
— Спинки у всех на месте, — обращает внимание Ромашов.
Мамаев, Кокорин-старший и Протасовицкий разглядывают экран из «аквариума». Кокорин-младший смотрит по сторонам.
Теперь стороны смотрят тот момент съемки, когда в кафе начали бить посуду.
— Две-три тарелки... — комментирует адвокат Бушманов, не отрывая глаз от экрана.
— ... смахнула, — продолжает за коллегу Прилипко.
— Все, — объявляет через пару минут судья.
Свет в зале снова включают. Прокурор Тарасова говорит, что свидетелей сегодня больше не будет, а все материалы изучены. Она просит отложить заседание.
— Стул-то будем предъявлять, вещдок? — спрашивает Ромашов. — Чего ж его скрывать от правосудия?
— Если вы его привезете на своей стадии. Мне лично стул не нужен, — отвечает Тарасова.
Она добавляет, что за исключением допроса свидетелей Крысенко и Шинкаревой обвинение закончило представление своих доказательств — наступает очередь защиты.
Адвокат Ромашов предупреждает, что ему и его коллегами потребуется свидание с подзащитными.
Следующее заседание по делу футболистов начнется в 14:00 завтра, 23 апреля.