На прошлом заседании стороны процесса перешли к прениям. Прокурор Борис Непорожный пересказал суть предъявленных Улюкаеву обвинений: 15 октября 2016 года министр потребовал незаконное вознаграждение от Сечина за положительное заключение на сделку по покупке акций «Башнефти», 14 ноября того же года на территории «Роснефти» он получил взятку от главы компании в размере 2 млн долларов.
Перечисляя доказательства вины министра, прокурор напомнил о показаниях экс-генерала ФСБ, который на момент задержания Улюкаева возглавлял службу безопасности «Роснефти», Олега Феоктистова. По версии обвинения, отрицательное заключение министерства экономического развития могло стать препятствием для сделки «Роснефти». После того как Улюкаев потребовал передать ему деньги, Сечин дал указание Феоктистову проконсультироваться с сотрудниками ФСБ. 26 октября Сечин и Феоктистов обратились в ФСБ с заявлением о противоправных действиях Улюкаева.
Непорожный уверен, что, договариваясь с Сечиным о встрече, Улюкаев точно знал, что глава корпорации соберет и передаст ему деньги, а не угостит вином. «Версия Улюкаева, конечно же, не выдерживает никакой критики. Она противоречива и опровергается свидетельскими показаниями, аудио- и видеозаписями. Вот как оно было, так оно и было — мы все видели и слышали», — сказал прокурор. Он отметил, что считает вину Улюкаева полностью доказанной, но попросил исключить квалифицирующий признак — вымогательство. По итогам своего выступления гособвинитель попросил назначить Улюкаеву наказание в виде 10 лет колонии строгого режима со штрафом в 5-кратном размере суммы взятки — 500 млн рублей
Следующим выступил адвокат Тимофей Гриднев, который напомнил, что в полномочия Улюкаева не входило принятие решений о приватизации госсобственности, а значит он не мог повлиять на сделку, о которой говорил Сечин. Защитник назвал надуманной и неубедительной версию обвинения о требовании Улюкаевым взятки.
Феоктистов не смог объяснить, в каких сделках у «Роснефти» были бы проблемы, если деньги бы не были переданы, а ввиду косвенности и неточности показания Феоктистова не могут быть положены в основу приговора Улюкаеву, считает адвокат. Гриднев попросил суд признать его клиента невиновным и снять арест с его имущества.
Его коллега адвокат Лариса Каштанова настаивала, что материалы оперативно-розыскной деятельности не могут быть положены в основу приговора и должны быть исключены из дела как недопустимые доказательства, как и результаты постановление областного суда, разрешившего прослушку.
Адвокат Улюкаева Дареджан Квеидзе, в свою очередь, объявила, что «непорочных, полноценных доказательств» в материалах представленного уголовного дела не имеется. «Доказательства вызывают сомнение в их достоверности и допустимости», — сказала она.
Квеидзе напомнила о несостыковках в уголовном деле — следствием были представлены противоречивые данные о том, где, когда и как именно Улюкаев требовал взятку. «Как по делу об особо тяжком преступлении могли возникнуть такие противоречия? Ответа на этот вопрос у нас нет. Как и нет возможности устранить существенное противоречие», — сказала она.
Сам Улюкаев во время выступления в прениях подчеркнул, что в ходе разговора с Сечиным он был уверен, что обсуждаемый «объем» касался именно поручения президента о приватизации 19,5% «Роснефти». «Конечно же, я однозначно воспринял слово "объем", как объем тех денежных средств, которые компания должна подыскать, чтобы справиться с поставленной задачей. Скажите, ну кому придет в голову, что крупнейшая компания в стране потратит две недели на то, чтобы собрать объем в 2 млн долларов?» — уточнил Улюкаев.
Передачу взятки Улюкаев назвал провокацией. «Почему организатор этой провокации так и не пришел в суд?» — говорит Улюкаев. Он считает, что «организатору» было просто нечего сказать. В конце своего выступления он попросил оправдать его и направить в СК материалы для проверки в отношении Сечина по признакам заведомо ложного оговора и в отношении оперативных сотрудников по признакам провокации взятки.
«Готов к последнему слову, выступлю минут на 10, что вас утомлять», — приводит слова Улюкаева агентство «Москва».
Все участники процесса кроме адвоката Виктории Бурковской на месте. В зал заходит судья Лариса Семенова.
От Бурковской поступило заявление, в котором она просит провести заседание без нее. Срок реабилитации может составлять более месяца, на больничном она с 4 декабря. К заявлению адвокат приложила справку. Стороны не против продолжить процесс без нее.
Теперь стороны переходят к репликам. Первым выступает прокурор Павел Филипчук.
— Сегодня у нас завершается рассмотрение по делу, — начинает он и обещает не повторять выступление своего коллеги, который «полно изложил позицию обвинения».
Доводы стороны защиты полностью опровергаются доказательствами обвинения, считает прокурор. Версия защиты не только несостоятельна, но и «комична».
— Следует отметить, что вопреки доводам защиты, позиция обвинения не менялась, — говорит Филипчук.
Он вспоминает слова Гриднева о том, что у Улюкаева не было полномочий, чтобы помешать сделке. По мнению прокурора, это не довод: если лицо не может выполнить условия сделки, но получило за это деньги, то его действия подпадают под статью о мошенничестве.
Обвинитель уверен, что в случае Улюкаева речи о провокации не шло, хотя защита и говорила об этом.
По мнению прокурора Филипчука, оперативный эксперимент в отношении Улюкаева был законным.
Для того, чтобы действия участников оперативного эксперимента считались провокацией, первым выдвинуть предложение о деньгах должен был Сечин. Но в нынешней ситуации, говорит прокурор, «достоверно известно, что требования о взятке были выдвинуты Улюкаевым» на саммите БРИКС в Гоа. Министр находился «перед добровольным выбором — брать деньги или нет».
Филипчук вспоминает подробные и последовательные показания свидетеля Калугина, инспектора ФСБ. Потом удивляется доводам «опытных» адвокатов — они якобы не основаны на требованиях закона.
Права Улюкаева при задержании не ограничивались, считает Филипчук и напоминает, что министр сам расписался в протоколе.
Документы об оперативно-розыскной деятельности были оформлены правильно и соответствовали нормативным документам, продолжает прокурор. Запись также осуществлялась на законных основаниях, а экспертизы проводили компетентные лица, полученные выводы обоснованы и конкретны.
— Стороной защиты реализовано право на запрос о признании каких-либо доказательств недопустимыми, — говорит Филипчук. Все записи участники процесса прослушали и просмотрели. Тем не менее, адвокаты не смогли доказать, что на записи есть следы монтажа.
Дальше обвинитель говорит о показаниях специалиста Галяшиной, «о которых обвинение говорило и раньше». Ее позиция выражалась в одном, говорит Филипчук: «Кто свидетель? Я свидетель, а что случилось?».
Ни показания специалиста, ни ее заключение не могут использоваться как доказательство, считает он.
Дальше Филипчук говорит, что действия Сечина нельзя квалифицировать как ложный донос. Следователи провели проверку и выявили серьезное коррупционное преступление. «В данном случае оно выявлено сотрудниками ФСБ в ходе проведенных мероприятий», — говорит Филипчук.
По словам прокурора, «на самом деле страшно, когда человек с безупречной репутацией», у которого все есть, становится взяточником. На этом он заканчивает.
Теперь выступает прокурор Борис Непорожный. Он просит судью обратить внимание на поведение Улюкаева при задержании и напоминает: сначала министр не мог точно сказать, что в ней находится. И только потом он вспомнил про вино. «То есть он не знал, что там в сумке вино, когда брал сумку», — говорит обвинитель. В этом он находит противоречие.
Затем прокурор говорит о высказываниях адвоката Тимофея Гриднева: «Он сказал на суде, что ему все равно, что помнит, а что не помнит его подзащитный, что он опирается только на документы». А значит адвокат больше верит следователям, составившим документы, чем Улюкаеву, делает вывод прокурор.
Версия Улюкаева подтверждения не нашла. «Улюкаев при получении сумки вел себя естественно, лишних вопросов не задавал. Потому что знал, что в ней лежит», — говорит он.
«На допросе Улюкаев говорил, что кому-то эта ситуация была выгодна. Я спрашивал, кому, а он говорил "не знаю". И вот теперь он подумал и решил указать, кому», — продолжает прокурор Непорожный.
Дальше он напоминает о реплике защитника Дареджан Квеидзе, что Непорожный, «молодой человек, тяжело тащил сумку» с 2 млн долларов. «Это довольно несуразный довод. Скажу только одно — своя ноша не тянет», — заканчивает Непорожный.
Слово берет адвокат Тимофей Гриднев. Он начинает с того, что задержание Улюкаева провели с прецессуальными нарушениями. Потом «специально для прокурора Филипчука» Гриднев рассказывает о недопустимых доказательствах и зачитывает ему отрывки из УПК.
Адвокат напоминает, что сразу после задержания его подзащитному даже не дали позвонить адвокату или кому-либо еще.
— Государственное лицо на 7 часов просто пропало с радаров. Это у нас так можно поступать с министрами? — недоумевает защитник.
По словам Гриднева, глава «Роснефти» Игорь Сечин обещал угостить Улюкаева вином, поэтому его подзащитный, разумеется, думал, что в сумке коробки с алкоголем.
— Слушая реплики я понял, что все доказательства прокуроров умещаются в тезис «сразу после задержания он сказал, что не помнит, что в сумке». А какие у вас еще есть доказательства? Никаких.
Дальше Гриднев говорит, что к показаниям главного свидетеля обвинения, генерала ФСБ и бывшего начальника службы безопасности «Роснефти» Олега Феоктистова, надо подходить с осторожностью — он заинтересованное лицо.
— В отличие от вас я очень подробно прочитал обвинения, я изучил его, не придумывая новых формулировок, — обращается к прокурорам адвокат Гриднев. — Я вам с первого дня суда говорил, что вы, ребята, внимательно почитайте, что там у вас в обвинительном заключении вообще написано.
Гриднев говорит, что в таком деле даже эмоциональность прокуроров призвана для того, чтобы скрыть промахи следствия.
— И я сказал сразу, ваша честь, неоднократно: приехал бы Улюкаев к Сечину, если бы Сечин ему не позвонил? Нет. Поэтому это именно провокация.
Теперь адвокат Лариса Каштанова. Она начала с замечания прокурорам — гособвинители критиковали работу адвоката и показания подсудимого, хотя они обязаны вести себя корректно со всеми участниками процесса. Адвокат вспоминает фразу Непорожного, сказавшего, что Улюкаев «катался как сыр в масле». По мнению Каштановой, гособвинители ведут себя невежливо.
Кроме того, защитник просит не возвращать Феоктистову 2 млн долларов, поскольку «принадлежность денежных средств не установлена» — никаких документов об этом не предоставили.
Адвокат напоминает про «фантом сотрудника Калиниченко», не явившегося в суд на допрос. «Складывается впечатление, что сотрудника просто спрятали на время суда», — говорит защитник.
«Это дело похоже на слова из песни: "Я тебя слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила", — считает Каштанова. — На этом у меня все».
Адвокат Дареджан Квеидзе отмечает, что обвинение постоянно говорило о неопровержимых доказательствах того, что Улюкаев требовал взятку: «Но что это за неопровержимые доказательства?». Обвинители не смогли доказать, что именно министр стал инициатором передачи денег. Ни показания Феоктистова, ни показания сотрудника службы безопасности «Роснефти» Вадима Деревягина ничего не доказывают, считает защитник.
Квеидзе возмущается тем, что Непорожный использует в своих выступлениях пословицы.
— Что это за «как сыр в масле», «своя ноша не тянет»? Это отсылки к какой норме закона?
Последним с репликой выступает Улюкаев. Он говорит что, по словам прокурора, есть доказательства, «неопровержимые» и «достоверные».
— Что это за доказательства? Слова одного человека против слов другого человека? — спрашивает он вслед за своим защитником.
Экс-министр говорит о несостоятельности позиции следствия: «Как можно было представить, что человек будет требовать в помещении на глазах у всех взятку? Это как если бы требовать взятку в этом зале».
Улюкаев напоминает, что на момент требования взятки решение по приватизации «Башнефти» уже было принято.
— Насчет «сыра» и «масла». Со всей пролетарской ненавистью, Я хочу сказать суду, что с 2006 года я ежегодно отчитывался о налогах. Ни разу у специалистов не было замечаний и вопросов.
На этом прения окончены.
Алексей Улюкаев выступает с последним словом.
— Уважаемый суд, в своем выступлении и в прениях, и в более ранних выступлениях я постоянно говорил о том, что я не виновен во вменяемых мне преступлениях, что я категорически отклоняю предъявленное мне обвинение. Подтверждаю это в своем последнем слове.
Ни одно свидетельское показание, ни один из материалов дела, документов и других материалов, которые были изучены в ходе судебного следствия, не содержит никаких доказательств моей причастности к совершению преступления по вымогательству взятки.
Более того, они неопровержимо свидетельствуют, извините, что я, как и гособвинитель, использую слово «неопровержимо», они свидетельствуют, что против меня была совершена чудовищная и жестокая провокация. В ходе прений я рассказывал о странностях событий 14 ноября 2016 года. Но не меньшие странности обнаруживаются и в ходе самого судебного следствия. Это удивительное следствие. В нем потерпевший сначала превращается в свидетеля, потом фактически утрачивает даже этот статус, превращается в мнимого свидетеля, который, затерявшись где-то в просторах между Ханты-Мансийском и Римом, растворился. Так же растворился, как растворился и пресловутый синергетический эффект для бюджета от приобретения его компанией «Роснефть» акций компании «Башнефть». Растворился, только запах серы в воздухе остался.
Мнимый свидетель, придуманный свидетель, такой подпоручик Киже... Он не потерпевший, не свидетель. Кто же он в процессе? Может, специалист? Ну, скорее всего, специалист, специалист по проворачиванию определенного рода делишек, дурно пахнущих делишек. Это процесс по делу, в котором заявление о преступлении подается не заявителем, а по его поручению лицом, которое лишь слышало рассказ о якобы угрозах и вымогательстве. Процесс, в котором организатор так называемого оперативного эксперимента исчезает в командировках, так и не дав никаких свидетельских показаний. Может, он тоже существует лишь в воображении государственного обвинителя? Процесс, в котором важнейший материал следственного дела, отправляется следователем за ненадобностью, по принадлежности, так сказать. Тоже растворяется! — начал свою речь подсудимый.
— Где государственный обвинитель, который в другом процессе, так же в статусе государственного обвинителя, объявляет определенные действия, например, использование средств частных лиц, преступлением, провокацией взятки, считает это нормальным элементом оперативного эксперимента. Одним за такое действие полагается длительный тюремный срок, а другим — повышение по службе.
Данный процесс вызвал очень большой интерес публики, такой, знаете, похожий на цирк. Такой немолодой, в пенсионном возрасте, гладиатор картонным мечом отмахивается от таких реальных угроз, а публика в удобных креслах с удовольствием наблюдает. Палец вниз, палец вверх поднять. Спрашивают, как там на суде, а че ему светит, какой срок получит. А ведь уже порядком давно было сказано. «Не спрашивай: по ком звонит колокол, он звонит по тебе». Он может зазвонить по любому из нас.
Теперь это стало очень легко: сумка, корзинка, плохо снятый видеоролик, три клика и готово. Представьте ситуацию, вот есть у вас знакомый чиновник, который почему-то перестал вам нравиться. Вы приглашаете его на прогулку и говорите: подержи, пожалуйста, портфель, у меня шнурок развязался. И не успеет шнурок завязаться, как уже добрые молодцы из кустов выхватывают, берут под белы руки этого бывшего приятеля и отправляют его в следственный изолятор. Нет человека — нет проблемы. Однако ящик Пандоры открыть легко — а вот закрыть его будет значительно труднее.
Это процесс, в котором государственный обвинитель, строит свое обвинение на весовых характеристиках предмета, на том, что сумка уж больно тяжела. Что может быть в тяжелой сумке, как не деньги. Это точное воспроизведение аргументов, которые приводились в бессмертном романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок». «А если там не золото? — А что же там еще по-вашему». Что же еще по-вашему может быть в тяжелой сумке, кроме как деньги.
Или обвинение полагает, что очки подсудимого вооружены рентгеновской оптикой специалной? Раз сумка тяжелая — значит там деньги. А если сумка коричневая, а подсудимый почему-то этого не помнит — то именно это доказывает его преступный замысел. Вышинский отдыхает. А мог бы подарить просто свой портрет с надписью «победителю-ученику от побежденного учителя». Действительно побежденный. У того хоть царица доказательств — признание вины. А тут только сплошное «не мог не знать, не мог не понимать». Это удивительный феноменальный опыт чтения мыслей не только на расстоянии, но и во времени.
Улюкаев произносит последнее слово, посматривая в бумагу с текстом, лежащую перед ним.
— Интересный вопрос, который здесь уже затрагивался. Откуда же все-таки взялись эти доллары, которые гособвинители так и сяк раскладывали на столе? Один из организаторов провокации в виде взятки показал, что 2 млн долларов ему дал некий частный инвестор. Так это инвестиция? То есть вложить 2 млн долларов просто так, в неопределенное время, без гарантий возврата, под нулевую ставку — это инвестиция. Надо бы Росстату сказать, чтобы включил эту инвестицию в свою статистику.
И никого не заинтересовало, в отличие от опять-таки от аналогичных дел о провокации взяток, истинное происхождение этих денег. А не свидетельствуют ли они о существовании в «Роснефти» черной кассы, так называемой неучтенной? О незаконном обналичивании денежных средств или подобном деянии?
Обвинение абсурдно. Доказательства абсурдны. Но во всяком абсурде, как известно, должна быть своя система. Она есть и в этом абсурде. Ее краеугольный камень — это жестокость и вседозволенность провокаторов.
Ну и перейдем к материальной части, о которой я уже говорил в прениях. Выгодоприобретаель этой чудовищной провокации очевиден. Все это, несомненно, надо расследовать, и все это рано или поздно будет расследовано. Уверен, что этим действиям будет дана должная оценка. Провокатором было вложено немало сил и средств для того, чтобы оклеветать человека, загнать его в ловушку, осуществить расправу. Следствие и обвинение, вместо того чтобы разобраться в существе дела, поспешило сшить его белыми нитками. Черное дело — белыми нитками. Надеюсь и верю, суд поднимется над завесой инсинуации лжи, и защитит право и справедливость. Не позволит отнять у престарелых родителей их сына, единственную опору в старости, а у маленьких детей — отца, который должен встать на ноги и пойти по своему жизненному пути.
Моей маме 85 лет, отцу 86, сыну двенадцать, дочери семь. 65 лет назад, выступая на процессе по сфабрикованному против него делу, Фидель Кастро сказал: «История меня оправдает». Могу лишь повторить повторить эти пророческие слова. Жернова истории мелют медленно, но неумолимо и муку хорошую делают. Уверен, что так будет и на этот раз.
В понедельник, когда я сказал, что мне было весело слушать речь гособвинителя, многие удивились, кое-кто, возможно, решил, что у меня от переживаний крыша поехала. Зря — крыша на месте, и еще послужит. Просто я вспомнил слова непопулярного ныне Маркса о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. А следствие и обвинение по методике Вышинского — это, конечно, наше прошлое, позорное прошлое. И мы с ним расстаемся. Слишком медленно, но расстаемся.
Хочу здесь высказать свои признательности моим товарищам, которые в эти трудные месяцы поддерживали меня и мою семью. Их немного, но они есть, это благородные люди. Хочу поблагодарить и тех простых и неизвестных мне людей, которые просто на улице, во время моих прогулок, подходили, желали удачи, подбадривали или передавали слова поддержки через моих родственников.
— И последнее. Хочу здесь сделать заявление, что я признаю себя виновным, — говорит Улюкаев. — Виновным, конечно, не в том абсурдном обвинении, которое с упорством, достойным лучшего применения, предъявляет государственный обвинитель. Очевидно, что ничего общего с угрозами, вымогательством взятки я не имею. Я виновен в другом.
Конечно, на протяжении многих лет я, как мог, служил гражданам России, старался делать свою работу, как мог, хорошо, приносить пользу. И дело не в полученных наградах, орденах, почетных званиях, которых было немало. А в том, что на самом деле кое-что удалось сделать на благо людей.
Но, как известно, для родины сделано недостаточно, если не сделано все. Того, что я делал — недостаточно, прискорбно мало. Я виноват в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, карьеру и благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе бюрократическом, получал какие-то подарки и сам их делал. Пытался выстраивать отношения, лицемерил.
Только когда сам попадаешь в беду, начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди. С какой несправедливостью они сталкиваются. Но когда у тебя все в порядке, ты позорно отворачиваешься от людского горя.
Простите меня за это, люди. Я виноват перед вами. Я многое передумал за этот год, как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, остаток жизни я посвящу отстаиванию интересов людей.
Хочу также попросить прощения у своих родных и близких за ту тревогу и боль, которые я невольно принес. Ничего, будет и на нашей улице праздник.
Ну что ж, как сказал в аналогичной ситуации Сократ: «Вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, но кто из нас идет на лучшее, это сейчас ни для кого не ясно». Конечно, со времен Сократа много воды утекло, сейчас времена гораздо более вегетарианские.
Но тем не менее: десять лет строгого режима для человека 62 лет от роду не сильно отличаются от смертного приговора.
Ну и наконец, чтобы закончить на более светлой ноте — у нас впереди Новый год — хочу всех поздравить с наступающим Новым годом, пожелать веселых праздников, всего самого доброго. Будьте здоровы, живите долго и счастливо. Спасибо.
Судья удаляется для принятия решения по делу. Приговор объявят 15 декабря в 10:00.