Прошлое заседание, в ночь перед которым неизвестные сожгли кабинет председательствующего судьи Дидыку, прошло 8 апреля. Адвокат Оксана Соколовская рассказала Александрову и Ерофееву:
— Сегодня ночью подпалили кабинет судье Дидыку.
— Патриотично! — отреагировал Ерофеев.
На заседании по просьбе защиты суд приобщил к делу ряд материалов — журнал наблюдений за режимом прекращения огня, где зафиксирован бой 16 мая; письма жены Ерофеева главе самопровозглашенной ЛНР и ответы на них; справку из штаба «народной милиции» ЛНР, согласно которой Ерофеев поступил туда служить 17 февраля 2015 года, а Александров — еще 12 января.
В суде также зачитали рапорты боевиков самопровозглашенной ЛНР, в которых они рассказывали о бое 16 мая; их пояснения дополнительно были записаны на видео, которое также просмотрели в суде. По версии сепаратистов, тогда на разведку отправились независимо друг от друга две группы: группа Александрова-Ерофеева и группа Писарева и Житного.
Именно Игорь Житный, вооруженный автоматом «Вал», по утверждению сепаратистов, наткнулся на военнослужащего Пугачева и убил его. «Обнаружил укропа, который выдвигался к ним на встречу. Житный самостоятельно принял решение и поразил укропа», — описывал этот момент сепаратист Мараховский.
Житный позже погиб в Луганской области.
Защита также огласила ряд адвокатских запросов и ответов на них, документы из «народной милиции» ЛНР, согласно которым Ерофееву выдавался «Винторез», но с номером, отличным от того, с которым его задержали.
Защита просила суд допросить ряд свидетелей–сепаратистов в режиме видеоконференции, поскольку те опасаются приезжать на территорию Украины. Однако суд в этом ходатайстве отказал. На сегодняшнее заседание повестками вызваны как сепаратисты из ЛНР, так и другие свидетели защиты.
Обвиняемых доставили в суд; из автозака их вывели в бронежилетах и военных касках защитного цвета. В начале марта представители прокуратуры заявляли, что располагают данными о готовящемся нападении на конвой с подсудимыми россиянами.
Журналисты интересуются, с чем связаны такие меры безопасности сегодня.
— Чтобы посмешнее было, — отвечает один из прокуроров.
Судебное заседание началось. Журналистов так много, что некоторые операторы стоят на лавках, чтобы снимать поверх голов. Потерпевшей Пугачевой — матери погибшего военнослужащего — сегодня нет, суд решил продолжить процесс в ее отсутствие. Возражений нет.
— Сегодня в военную прокуратуру пришли документы о случаях дестабилизации обстановки на линии размежевания (16 мая, в день задержания обвиняемых — МЗ). Зафиксированы обстрелы. Я прошу распечатку документов открыть для ознакомления защиты, — говорит один из представителей обвинения.
Судейская коллегия рассматривает документы, передает их адвокатам.
— Это оригиналы? — уточняет судья Дидык.
— Да, именно так, — отвечает прокурор.
Адвокат Оксана Соколовская быстро просматривает документы и уточняет, что сторона защиты уже предоставляла выписки из журнала о нарушении режима прекращения огня.
— Когда мы представляли свои документы, у стороны обвинения возникли сомнения, — напомнил адвокат Рыбин.— Но сегодня мы видим три листочка, никем не подписанные, не заверенные. Мы не находимся на стадии представления доказательств стороной обвинения. Данные документы не были предоставлены ранее, и их происхождение у меня вызывает сомнение. Даже если допустить, что суд может их принять, прошу обратить на факт, что когда мы предоставляли доказательства обстрела в определенном месте, в определенное время, мы предоставили не бумажечку, а журнал — прошитый и пронумерованный. А здесь мы видим лишь позицию одной из сторон, которая наблюдает за соблюдением режима огня. Это лишь информация, которую собрала украинская сторона, никем не заверенная и не согласованная со второй стороной. Если вы посмотрите, с 13:50 до 15:50 — лишь одна мина. Откуда это известно? Из СМИ или от кого-то. Я прошу не принимать в производство эти документы, потому что, во-первых, сейчас стадия представления доказательств стороной защиты, а во-вторых, оформление этих документов вызывает сомнения.
«Ваши доказательства складываются с доказательствами другой стороны, с нормативными актами, — пытается убедить адвокатов судья. — Разве не так?».
«Мы говорим о конкретном документе», — настаивает Соколовская. Ее поддержавают оба подсудимых. Суд принимает решение документы, предоставленные прокурорами, рассмотреть уже после предоставления доказательств стороной защиты.
«Сейчас идет стадия предоставления доказательств стороной защиты, эта стадия еще не завершена», — поясняет свое решение судья.
Судья оглашает письма от свидетелей защиты Писарева, Мараховского, Гутько, Гайдея, в одинаковых выражениях извещающих Голосеевский суд и адвоката Соколовскую (в копии) о невозможности прибыть на заседание 11 апреля в связи с реальной угрозой, угрожающей им за пределами ЛНР. Свидетели пишут, что угроза исходит не только от украинских властей, «с точки зрения которых я являюсь сепаратистом», но и «бандитствующих элементов», которые убили адвоката Грабовского. Все они просят провести их допрос в режиме видеоконференции по скайпу.
«Реально существует невозможность прибытия свидетелей в Голосеевский районный суд, — высказался адвокат Рыбин. — Поэтому сошлюсь на норму закона, которая позволяет, при некоторых условиях, допросить свидетелей с помощью системы скайп».
Подсудимые просьбу адвоката поддерживают, однако прокуроры протестуют против допроса свидетелей в режиме видеоконференции. Судья решает отказать в допросе свидетелей по скайпу, уточняя, что защитой заявлены два свидетеля, которых можно допросить сейчас, если они присутствуют в зале суда — Чепрасов и Литвиненко. Однако в зале их нет.
«Учитывая, что оба свидетеля являются гражданами России и они действующие военнослужащие, существуют сложности при приезде в Украину. Они не отказываются от участия в суде, но мы просим перенести заседание суда и допросить этих свидетелей 22 апреля», — поясняет адвокат Рыбин.
Суд высказывает сомнения в том, что 22 апреля российские военнослужащие смогут прибыть в Киев, и предлагает не затягивать процесс, а допросить их через два дня. «Желание свидетельствовать перед судом у них есть, к сожалению, возможностей доставить их за два дня у нас нет», — пытается убедить суд Рыбин. Прокуроры указывают на то, что в заявлениях от адвокатов и возможных свидетелей не стоит точная дата, когда Чепрасов и Литвиненко смогут приехать в Киев.
«Откуда вам известно, что руководство Минобороны России допустит Чепрасова и Литвиненко к участию в суде?», — пытается уточнить судья. В ответ адвокат Соколовская лишь указывает, что, «как и у нас ,там тоже есть бюрократические проблемы».
«У нас свидетелей не так много. Сегодня мы услышали об отказе суда заслушать свидетелей. Пять свидетелей у защиты уже нет. Осталось еще двое. Мы просим суд посодействовать нам в их допросе, перенести заседание, — продолжает убеждать суд адвокат Рыбин. — У нас такая дискуссия только о переносе заседания. Мы не будем против, если обвинение откажется от всего лишь трех потерпевших. Мы пытаемся доказать истину. Ну не могут эти двое военнослужащих прибыть быстро».
Суд решает не дожидаться свидетелей и предлагает перейти к допросу подсудимых. «Вы готовы к допросу?», — обращается Соколовская к Александрову и Ерофееву. «Не спешите, для нас исполнение процессуального законодательства важно», — отмечает судья, спрашивая мнение подсудимых.
Ерофеев: «Считаю отказ защите в допросе свидетелей...».
Судья его прерывает: «Говорите о собственном допросе». Оба подсудимых согласны. Судья объявил перерыв на 15 минут для согласования позиций защиты и подсудимых, прессу удалили из зала суда.
Допрос начиначет защитник Оксана Соколовская.
— С какого времени вы расследуете дело?
— Уголовное расследование я начал 17 мая 2015 года, закончил в июле.
— У вас было право интервьюривать Александрова и Ерофеева, когда они находились на лечении в больнице? Я говорю о передаче «Шустер live». Вы знали, что данные этой передачи будут использованы в качестве доказательства в суде?
— Нет, не знал.
— Вы знаете, как были получены вещдоки — «Винторез» и телефон?
— «Винторез» был оформлен Вересом Кириллом 18 мая 2015 года, телефон был направлен нам департаментом контрразведки, точную дату назвать не могу.
— Доступ третьих лиц к телефону был?
— Телефон никому не передавался, доступа у третьих лиц к нему не было.
К допросу Томусяка приступает адвокат Рыбин.
— Вы осуществляли оформление задержание Александрова? Когда ему были предъявлены подозрения?
— 19 мая вечером.
— В момент уведомления о подозрении присутствовал ли защитник?
— Перед вручением было обращение в Центр бесплатной юридической помощи, откуда прислали адвоката Кравчука.
— А вы предоставили Александрову право самостоятельно выбрать себе защитника?
— Александров не заявлял, что хочет другого адвоката. Навязывать ему другого адвоката я не имею права.
— А вы обращались к родственникам, чтобы они могли выбрать адвоката?
— Такого обращения не предполагает уголовно-процессуальный кодекс.
Защитник задает вопросы об изъятом телефоне Александрова.
— Карта для накопления информации была отдельно рассмотрена вами?
— Карта, по моему мнению, неотъемлемая часть телефона. Он признан вещественным доказательством.
Следователь рассказывает, что информация об оружии, которое было у группы Александрова и Ерофеева, была получена, в том числе, после анализа телефона.
Допрос продолжает адвокат Валентин Рыбин.
— Расскажите, что вы обнаружили при осмотре места происшествия?
— Были найдены две траншеи, гильзы без маркировки на донышке, труп Пугачева. Патрон АКМ входит без проблем в гильзу «Вал», но маркировки на них не было. Сами представляете, сколько там было гильз, если шли боевые действия.
— Вы осуществляли самостоятельный отбор гильз и пуль из тех, которые присутствовали на месте происшествия?
— Я не эксперт, но я имею право самостоятельно [это делать]. Там были гильзы калибра 5,45 мм, 12,7 мм. По вашей логике, я должен был все боеприпасы забирать. Это можно было тонны набрать.
— На месте происшествия, кроме гильз и пуль, которые не имели маркировки, были другие?
— Были.
— Вы видели гильзы калибра 5,45?
— Я видел много гильз и пуль, их замеры я не проводил. Я видел однозначно боеприпасы для «Вал».
— Почему вы не отобрали гильзы калибра 5,45?
— Потому что, по моему мнению, они не имели отношения к делу.
— Вы получили винтовку, по некоторым данным, уже очищенной от следов крови. Вы видели на ней следы крови, следы боя?
— Только эксперт может ответить на вопрос, какие следы остались на оружии.
— Вы предоставляли телефон Александрова депутату Юрию Луценко?
— Нет.
— А видео оттуда?
— Нет.
Томусяк рассказывает, что первичные показания подозреваемых совпадали с показаниями свидетелей. «В присутствии адвоката Кравчука они нарисовали схему боя, указав, где они находились, откуда вели огонь и где был убит Пугачев. Поскольку показания не противоречили друг-другу, других следственных действий не проводилось», — поясняет следователь.
— Я правильно понимаю, что их первые показания они давали, когда еще не имели статуса подозреваемых, и эти показания не могут быть использованы в суде? — уточняет Соколовская.
— Конечно, могут. По вашему мнению получается, что документы ЛНР могут быть доказательствами, а эти нет? — парирует Томусяк.
— В материалах судебно-медицинской экспертизы и в показаниях эксперта, который выступал на прошлом заседании, говорится, что кроме экспертизы были проведены медицинская и баллистическая экспертиза. Эти исследования вам предоставлялись?, —спрашивает Рыбин.
— Нет. Все документы находятся в материалах дела. Других материалов мне не передавалось.
Теперь допрос следователя продолжает Евгений Ерофеев.
— Сколько дней вы провели в зоне АТО?
— С 3 по 6 июня.
— 6 июня проводился осмотр места происшествия...
— 4 июня. Как и написано в протоколе осмотра.
— Вы составляли схему? Вы можете ее продублировать сейчас? Можете пользоваться материалами дела.
— Зачем это?
— Для уточнения вопроса. Мне нужна схема, которая составлялась следователем.
Однако свидетель уточняет, что схему составлял не он, а его коллега, проводивший вместе с ним осмотр места происшествия.
Ерофеев пытается уточнить, на каком основании следователь квалифицировал происшедшее в Счастье как террористический акт.
— Деятельность вашей группы определяется, как террористическая, поэтому в документах фигурирует название «место проведения террористического акта». Проводилась экспертиза с анализом действий на предмет шпионажа, террористической деятельности. Определить, был террористический акт или не был — не было нашей задачей. Такая экспертиза не проводилась и не могла быть проведена.
Соколовская спрашивает, почему Александров и Ерофеев не рассматриваются следователем как военнопленные согласно Женевской конвенции. «Военнопленными могут быть участники боевых действий, взятые в плен со знаками отличия. У Александрова и Ерофеева никаких знаков отличия не было, их нельзя признать военнопленными», — отвечает Томусяк.
Адвокат Рыбин продолжает:
— Вы заявили, что не «разрывали эпизоды» боя. А существовали другие виды оружия, кроме того, которое фигурирует в материалах дела?
— На фото видно, что все участники группы были с автоматами «Вал» и «Винторез». Из их же показаний следует, что когда они шли в составе группы, были штатно вооружены АК-74, «Винторезом», а прикрывающие двумя автоматами системы «Вал».
— Вы являетесь экспертом, который может определить, что на фото действующее огнестрельное оружие?
— Я не эксперт.
Больше вопросов к следователю нет, суд отпускает Томусяка.
Адвокат Рыбин — журналистам после заседания: «В целях сохранения авторитета СБУ я не буду комментировать ответы следователя и его работу».
— Это российские военные, которые осуществляли наблюдение за соблюдением режима прекращения огня со стороны Луганска, они сейчас находятся по месту прохождения службы, — отвечает защитник на вопрос о последних свидетелях.
— Там полковник и подполковник. Если они в четверг не приедут, то мы будем просить огласить их показания. Но давайте доживем до четверга, — уклончиво говорит Рыбин.