На предыдущем заседании, когда судья отказала в ходатайстве о возвращении дела в прокуратуру, с показаниями выступил сам Алексей Улюкаев. Виновным он себя не признал.
Улюкаев подробно рассказал о том, как проходила подготовка приватизации «Башнефти» и какую роль в ней играло Минэкономразвития. По словам подсудимого, «как специалист по экономике» он считал и продолжает считать нецелесообразным участие в этой сделке «Роснефти»— компании, контролируемой государством.
Экс-министр рассказал, как 15 октября 2016 года он встретил Игоря Сечина на саммите БРИКС в Гоа — в этот момент Сечин и глава ВТБ Андрей Костин играли в бильярд. Улюкаев подошел поздороваться и пару минут проговорил с Сечиным, они затронули вопрос о продаже 19,5% акций «Роснефти» и договорились обсудить его в Москве.
— Мы все были в хорошем приподнятом настроении, в частности, господин Сечин был в таком настроении. После обмена приветствиями он сказал, как хорошо мы поработали над приватизацией ПАО «Башнефть», мы просто молодцы. Там такие шутливые были сказаны фразы — «ты можешь прокручивать дырочки в лацкане пиджака», намекая на возможность представления меня к государственной награде. Со своей стороны он сказал: «Я тебя угощу таким вином, которого ты никогда в жизни не пробовал, ты должен достойно отметить такую хорошую работу», — вспоминал в суде Улюкаев («Медиазона» отдельно опубликовала ту часть показаний подсудимого, где он рассказывает о встрече в Гоа и визите в офис «Роснефти» в Москве).
Сечин в своих показаниях на следствии утверждал, что именно в этот момент Улюкаев потребовал от него 2 млн долларов. Улюкаев это категорически отрицает.
После Гоа они не виделись и не разговаривали, вспоминал Улюкаев, пока 14 ноября Сечин не позвонил ему и не уговорил приехать в офис «Роснефти». Когда он подъехал, уже смеркалось. Было холодно. «У входа в подъезд меня встретил Сечин, он был одет в теплую спортивную куртку и теплый свитер. Он сразу попросил моего водителя не выходить из машины и вместо того, чтобы сразу пойти, как я предполагал, в подъезд, он отвел меня на несколько метров в сторону от бокса. Там скороговоркой, буквально в течение нескольких секунд, он сказал, что задержал выполнение поручений, ездил в командировку, собирал объемы, после чего указал на стоящую рядом с ним сумку, предложил мне взять и пойти попить чаю», — сказал в суде Улюкаев.
По словам подсудимого, он был уверен, что под «объемом» имеется в виду «необходимость фондирования сделки, то есть сбора денежных средств компанией ПАО "Роснефть" для приобретения на свой баланс того объема акций в 19,5%». В сумке же, по его мнению, было вино, которое Сечин упоминал во время двухминутного разговора в Гоа. Весила она, вспоминал подсудимый, около 15 килограмм.
— Я не сомневался, что видимо в сумке находятся высококачественные элитные спиртные напитки. Данная сумка и по своей форме, и по весу не оставляла сомнений, что в нее упакованы коробки с вином, — утверждает Улюкаев.
Прокурор поинтересовался, почему же тогда Улюкаев не поблагодарил Сечина за этот подарок.
— Не знаю.
— А вы считаете, что это деликатно?
— Ну, холодно было, может, не успел.
Когда Улюкаев поставил сумку в машину, они с Сечиным поднялись наверх, но их встреча «оказалась скомканной», и уже через 15 минут глава «Роснефти» завершил беседу. Внизу Улюкаеву вручили корзинку с мясными изделиями, которую тоже поставили в машину. Когда автомобиль тронулся, его задержали люди, представившиеся сотрудниками ФСБ.
Экс-министр рассказал, что ему запрещали пользоваться телефоном, руки просвечивали неким прибором, а после шестичасового осмотра места происшествия, около часа ночи, привезли в Следственный комитет. В 6-7 часов утра его начали допрашивать, причем адвоката в тот момент у Улюкаева еще не было.
После завершения допроса Улюкаева прокурор зачитал показания, которые экс-министр давал во время следствия. Существенных различий со сказанным в суде там не оказалось.
Улюкаев, одетый в серый свитер в полоску, входит в зал и здоровается с присутствующими. На какой-то вопрос одного из журналистов за подсудимого отвечает пристав: «Без комментариев».
В зал входят прокурор Борис Непорожный и судья Лариса Семенова. Адвокат Виктория Бурковская и гособвинитель Павел Филипчук сегодня отсутствуют. Судья объявляет о начале заседания.
Прокурор говорит, что в суд пришли эксперт-лингвист Алексей Рыженко и эксперт-психолог Виктор Кисляков. Он просит их допросить; защита не возражает. Первым зовут Кислякова.
В зал входит седой мужчина в рубашке и серой шерстяной желетке: Виктор Кисляков, 1957 года рождения, из Волгограда. Работает в некоммерческом партнерстве «Южный экспертный центр» в Волгограде; имеет стаж работы в 20 лет. «Ваша честь, я имею право вести аудиозапись моего допроса?» — спрашивает он. Судья эксперту отказывает.
Кисляков рассматривает копию экспертизы: «Все верно, печати мои, подписи мои».
Прокурор просит его рассказать про экспертизу. Эксперт говорит, что заказ на экспертизу он получил в феврале от следователя по особо важным делам Нестерова.
— Я сразу хочу обратить внимание, что комплексная экспертиза бывает разной… Бывают такие, где требуются пересечения компетентности, — говорит он. В таком исследовании эксперты работают совместно.
Кисляков повторяет эту мысль несколько раз и добавляет, что он как психолог «должен быть компетентным в пограничных вопросах». Затем эксперт углубляется в размышления о взаимосвязи психологии и лингвистики и объясняет, что во всех вопросах экспертизы требовалась оценка двоих специалистов.
«Эта экспертиза была по сути комплексной, тут требовалось взаимодействие, поэтому мы подписали общее заключение», — говорит Кисляков. Он подчеркивает, что у него большой опыт работы, поэтому он знает, как надо проводить комплексные экспертизы: «Если бы каждый делал свои выводы, то психолог бы сказал одно, а лингвист бы сказал другое».
Затем он переходит к одному из вопросов в экспертизе — имелась ли договоренность о встрече Улюкаева и Сечина: «Это факты реальной действительности и мы указали, что у нас нет такой информации».
По просьбе прокурора Кисляков уточняет, что глубже всего он прорабатывал четвертый вопрос следователей, который касался признаков естественности или неестественности Улюкаева при получении взятки. «Этот вопрос вообще нестандартный», — говорит эксперт.
«В вопросе не было уточнено, относительно чего естественность и неестественность. Я, как психолог, указал в исследовании, что естественность может рассматриваться по-разному относительно социальных норм», — говорит эксперт. Он перечисляет возможные варианты неестественного поведения человека и отмечает, что «и тут есть свои индивидуальные особенности».
Эксперт многословно говорит про коммуникативные особенности общения. Прокурор просит изъясняться конкретнее. «Не было ничего такого, что выдавалось бы из общего поведения», — отвечает эксперт. Улюкаев, принимая от Сечина корзинку и сумку, вел себя естественно, как человек, который понимал обстоятельства взаимодействия с собеседником, говорит он.
Прокурор просит объяснить, является ли разговор в помещении между Сечиным и Улюкаевым продолжением их разговора на улице. Кисляков опять начинает обстоятельно отвечать, а судья делает эксперту замечания, почему-то называя его «уважаемым адвокатом». Она просит отвечать на вопросы прокурора конкретнее.
Кисляков смущается, путается, перечитывает бумажки и молчит. Затем, после долгих теоретических рассуждений, эксперт все же отвечает, что разговор Сечина и Улюкаева на улице и в помещении не были связаны — в помещении они заговорили о работе.
— У меня вопрос про провокативное поведение. Если эксперт его обнаружит, он обязан это указать в экспертизе? — спрашивает прокурор.
Кисляков отвечает, что если бы эксперты увидели явные признаки провокативного поведения, то он и его коллега это отразили бы. «Я как психолог признаков такого поведения не вижу», — добавляет он (ранее независимый специалист Елена Галяшкина говорила, что фраза Сечина «Вот, забери», которую он произнес, указывая на сумку, имеет побудительное свойство).
У прокурора больше нет вопросов. Адвокат Лариса Каштанова уточняет про провокативность: эксперт говорит, что такой вопрос в экспертизе не ставился вообще, но если бы признаки такого поведения были, они бы его отметили. Однако их не обнаружилось ни на видео, ни на аудио, ни в расшифровке.
На вопрос адвоката эксперт вновь отмечает, что делал все выводы вместе с коллегой. Тогда защитник экс-министра Дареджан Квеидзе спрашивает, какие технические средства были использованы при экспертизе. Кисляков утверждает, что для проведения этого исследования достаточно стандартного ПО. «Это не фонографическая экспертиза», — говорит он адвокату. Кроме того, его коллега хорошо разобрал разговор на записи.
— Я правильно поняла, что вы не применяли программу, позволяющую правильно интерпретировать интонации? — уточняет адвокат.
Эксперт отвечает, что такую программу он не использовал. «Чего не было, того не было», — говорит он. Но и необходимости такой не было, считает Кисляков, поскольку перед экспертами ставились другие задачи.
Квеидзе уточняет, какими опробированными методическими рекомендациями пользовался эксперт при исследовании. В ответ Кисляков долго рассказывает про свой опыт работы и про то, что он регулярно обновляет свои знания. В итоге эксперт говорит, что точной или обязательной методики исследования не существует. «Спасибо, это я и хотела услышать», — отвечает Квеидзе.
— Извините, что многословно.
— Нет, нет, все в порядке. Очень познавательно.
В зале кто-то тихо смеется.
По просьбе Квеидзе эксперт рассказывает, что на исследование был представлен только протокол допроса Сечина, а не Улюкаева. «Но это не повлияло на наши выводы», — говорит Кисляков. Он утверждает, что они с коллегой не разрабатывали версии: «Это не наша задача».
Квеидзе спрашивает, почему эксперты исследовали копию аудиофайла. «Мы почти всегда работаем с копиями», — говорит эксперт.
— То есть вы не запрашивали оригинал?
— Мы работали с тем, что нам предоставили.
Разборчивость речи Сечина и Улюкаева была достаточной, считает он.
— Как вы исследовали интонацию и как это отмечали в расшифровке?
— Интонационные особенности были отражены, — говорит эксперт. Он указывает на троеточия и фигурные скобки в экспертизе; других интонационных обозначений не было.
В ответ на вопрос адвоката эксперт говорит, что определял интонацию на слух.
Квеидзе спрашивет, носило ли поведение Улюкаева «характер реагирования на фразы Сечина». Эксперт отвечает утвердительно.
Кисляков снова хочет рассказать, что оценка «фактов реальной действительности» не входит в его компетенцию, но Квеидзе перебивает: «Я вас поняла». Она спрашивает, в какой форме Сечин предложил Улюкаеву взять сумку — императивной (категоричной) или какой-то иной. Эксперт говорит, что в форме предложения — не императивной.
Эксперт читает фразу, в которой Сечин предлагает «взять» сумку и пойти «попить чайку».
— Это было достаточно настойчивое предложение, — говорит он, — но не императивное.
Квеидзе говорит, что в экспертизе указывается, что Улюкаев «без паузы обдумывания принял сумку».
— Сколько, по вашему мнению, должна была длиться эта пауза?
Эксперт говорит, что пауза возникает, когда люди друг друга недопонимают. Какого-то обдумывания в этом случае не было.
Он считает, что, судя по материалам, общение между Сечиным и Улюкаевым было нормальным, «это были равноправные отношения».
— Но не будем забывать, что люди бывают неискренними, в том числе и высокопоставленные люди, — говорит он. В зале смеются. «Тихо!» — кричит судья.
Улюкаев спрашивает, почему в экспертизе много указаний на неразборчивые фразы. «Но вы, тем не менее, не посчитали нужным их подробно исследовать», — добавляет он
Эксперт говорит, что объем неразборчивых фраз был не так уж велик и не мог повлиять на выводы.
Улюкаев просит ответить, есть ли взаимосвязь между фразами про выполненные поручения и командировку. Эксперт опять начинает многословно рассуждать.
— Я попрошу вас отвечать на те вопросы, что я задал, — строго делает ему замечание Улюкаев.
Эксперт снова начинает долго отвечать, а потом все же говорит, что «эти фразы были сказаны в одно время, так что да, они связаны».
Адвокат Гриднев говорит, что на суде эксперт сказал следующую фразу: «Мы не можем проникнуть в сознание людей».
— Это так?
— Конечно, да. И я сегодня несколько раз говорил, что мы не можем знать, что думает человек.
— Вы можете, не проникая в сознание людей, точно сказать, что и Улюкаев, и Сечин точно знали, что находится в сумке?
Эксперт говорит, что о помыслах чиновников ему, конечно, ничего не известно, но он делал вывод, исходя из речевой ситуации.
Прокурор просит высказаться об анализе специалиста Галяшиной.
— Вы же его видели? — спрашивает прокурор.
— Конечно, вы же мне его показывали! — говорит эксперт.
В зале снова смех. Эксперт говорит, что ознакомился с претензиями Галяшиной, пока ждал начала заседания. «Основная мысль у нее — все плохо просто потому, что плохо», — отмечает эксперт. Он считает, что все ее тезисы не относятся к сделанному им заключению. «Может быть, это претензии к следствию, а не к нам», — говорит он. По его мнению, Галяшина просто встала на сторону защиты.
«Заключение специалиста Галяшиной интересно, но предвзято, все ее аргументы голословны и безосновательны», — считает эксперт. Галяшина критикует позицию следствия и выступает не как специалист, а как защитник, уверен он.
Прокурор продолжает задавать вопросы про экспертизу Галяшиной. Кисляков снова и снова говорит, что она некомпетентна в области речевого поведения.
— А сколько вы изучали ее анализ? — спрашивает Улюкаев.
Эксперт говорит, что 40 минут. Он начинает объяснять что-то еще, но судья его перебивает: «Вы ответили на вопрос»
Вопросов больше нет. Кисляков идет к выходу, но потом возвращается — к вешалке, на которой оставил куртку.
«Ой, курточку у вас тут нельзя оставить», — говорит он. Потом поворачивается к Улюкаеву, улыбается и повторяет: «Курточку».
Затем он выходит из зала.
В зал входит второй эксперт, Алексей Рыженко — молодой человек в синем костюме. Он снова рассказывает о документах, видеозаписях и аудиофайлах, которые им принесли на экспертизу.
— Ваш коллега сказал, что больше всего он разбирался в вопросе №4. А вы? — спрашивает прокурор.
— Ну, я в вопросе №1.
Вопрос касался тем, которые обсуждали Сечин и Улюкаев. В исследовании указано, что существует связь между «выполнением поручения» и передачей предмета, поскольку оно осуществляется в рамках одного речевого контекста. Судья просит Рыженко отвечать конкретнее, называя и этого эксперта «уважаемым адвокатом».
Рыженко отмечает, что когда Сечин и Улюкаев зашли в помещение с улицы, тема их разговора сменилась — собеседники обсуждали нефтяной бизнес. Прокурор спрашивает, соотносится ли фраза Улюкаева «угостит меня вином, которого я никогда в жизни не пробовал», с тем, что происходило 14 ноября. Гриднев протестует, мотивируя это тем, что нельзя ссылаться на информацию, с которой эксперт не знаком. Суд снимает вопрос.
Прокурор просит эксперта ответить на вопрос, что значит слово «угостит». Эксперт Рыженко молчит и крутит головой по сторонам. «Может ли быть связано обещание "угостить" с передачей сумки с предметами в качестве подарка?» — спрашивает прокурор.
Несмотря на протест адвокатов, судья не снимает вопрос. Рыженко говорит, что на этот вопрос так просто ему не ответить: в этой фразе имеются признаки предварительной договоренности, но кто, кого и к чему принуждал, точно сказать нельзя, говорит он. У прокурора нет вопросов.
—Вы сказали, что предоставленные материалы для изучения были объединены общей темой. Это так? — спрашивает Каштанова. Эксперт отвечает утвердительно.
Прокурор просит прокомментировать заключение Галяшиной. Эксперт говорит, что, несмотря на заверения специалиста, общих методик для проведения комплексных экспертиз не существует. «Есть эмвэдэшная, но она очень общая, есть методичка по экспертизам экстремистских материалов, но она очень узкая. Их нельзя применять в коррупционных делах», — говорит Рыженко. Доводы и «придирки» специалиста он считает несостоятельными.
Эксперта отпускают, судья спрашивает, будут ли у кого еще дополнения. Вдруг прокурор предлагает провести следственный эксперимент — положить в сумку 2 млн долларов и взвесить ее.
«Я не понимаю, что это взвешивание докажет — кому то просто поднять 20 кг, а кому-то сложно», — протестует адвокат Гриднев. Однако судья разрешает эксперимент и объявляет 20-минутный перерыв.
Адвокаты и прокурор возвращаются в зал. Приставы приносят в зал коробку с деньгами и ставят ее рядом с прокурором.
Пришел некий мужчина в куртке. Он начал устанавливать весы на полу. «Вы чего это делаете? Еще суд не начался. Сейчас судья придет, и мы будем устанавливать вашу личность, вашу квалификацию. Мы выясним, можете ли вы вообще устанавливать весы!» — громко обращается к нему Гриднев.
Мужчина перестает устанавливать весы, пожимает плечами и выходит. «А то все думают, что все так просто — раз, и взвесили!» — довольно отмечает Гриднев.
Гриднев обсуждает, что кто-то из СМИ уже написал про инцидент с весами. «"Мужчина испуганно выходит из зала"... А потом меня еще спрашивают, что я там в суде делаю!» — с улыбкой комментирует он. Больше всего, отмечает адвокат, ему понравилась чья-то фраза «Гриднев вырывается из кольца СМИ». Журналисты смеются.
В зал входит судья. Она спрашивает, кто будет участвовать в эксперименте. Прокурор говорит, что весы установил специалист Павел Якобов, инженер из Ростеста.
Специалисту разъясняют его права и обязанности. Весы могут взвесить до 60 кг; специалист показывает документацию об их исправности судье. Пять-семь минут уйдет на их установку, и еще какое-то время на то, чтобы весы прогрелись до нужной температуры. Судья объявляет перерыв в 20 минут.
Судья возвращается и объявляет о продолжении судебного заседания. Прокурор вскрывает мешок, в котором лежит вместительная сумка-саквояж. Судья открывает конверт — в нем лежат ключи от сумки.
Теперь прокурор разрезает коробку в изоленте. В ней — два миллиона долларов. Прокурор ставит на стол большую сумку, открывает ее и перекладывает туда деньги из коробки, старательно укладывая и утрамбовывая. Специалист, секретарь и судья внимательно смотрят на прокурора.
Квеидзе подошла посмотреть, закрылась ли сумка. «В этом у меня сомнений нет», — говорит прокурор. Закрыв на ключ, он ставит сумку на весы. Те показывают 21,95 кг. Погрешность, объясняет специалист, — 30 грамм.
Больше вопросов к специалисту нет. У прокурора вопрос к Улюкаеву: «Вы уже дали показания, поэтому спрошу — получили ли вы эту сумку от Сечина 14 ноября 2016 года?». Улюкаев затрудняется ответить: «Прошло больше года, было темно. Было что-то темное и объемное, но точно ли эта та сумка, я не могу сказать». «Ключ и брелок похожи», — отмечает он.
Прокурор демонстративно кряхтит, когда поднимает сумку и переставляет ее с одного место на другое. «А если было темно, то как вы можете сказать, похожа она на ту сумку, что вы получили от Сечина, или нет?» — спрашивает он. «Только по объему», — отвечает Улюкаев.
Следственный эксперимент окончен. Специалиста отпустили. Деньги убирают обратно в коробку.
Прокурор просит огласить показания Сечина. Гриднев говорит, что адвокаты и Улюкаев не дают своего согласия, поскольку Сечин так и не явился на суд, ссылаясь на занятость. Поэтому, считает защитник, причина неявки была неуважительной. Он просит отклонить ходатайство об оглашении показаний, коллеги его поддерживают.
Судья отказывает в оглашении показаний Сечина из-за возражений защиты.
У прокурора больше нет дополнений. Адвокат Гриднев ходатайствует о вызове свидетеля Сечина в суд. Защитник отмечает, что сторона обвинения ничего не делала для того, чтобы свидетель явился, хотя тоже была заинтересована в его допросе. Прокурор Непорожный с этим спорит. При этом он говорит, что очередной вызов Сечина приведет к затягиванию процесса.
Судья соглашается с ним. Она отказывает в ходатайстве, поскольку защита «не обеспечила явки свидетеля в суд».
Судья спрашивает, есть ли у адокатов другие дополнения. У защиты кроме ходатайства дополнений нет. Судья считает, что можно переходить к прениям. Она зовет Улюкаева и показывает ему какие-то подписи на документах.
Улюкаев что-то долго изучает на столе судьи
— Ваша подпись?
— Похожа на мою.
— Спасибо, садитесь.
Судья объявляет судебное следствие оконченным. Прокурор и защита просят время для подготовки к прениям. Судья назначает начало прений на 11:00 4 декабря.