Предыдущее, седьмое заседание по делу Станислава Зимовца прошло в Тверском районном суде Москвы 5 июля. В этот день показания в суде дал сам обвиняемый: он рассказал, что 26 марта собирался погулять в центре Москвы с товарищами по работе, но в последний момент планы изменились, и он оказался на Пушкинской один. Проходивший там антикоррупционный митинг Зимовец, по его словам, поначалу принял за праздничные гуляния. Однако затем на площади начались массовые задержания; подсудимый вспоминает, что «был шокирован сильно», и, чтобы «остановить этот ужас», бросил в сторону ОМОНа кусок кирпича, при этом, подчеркнул Зимовец, он «целился в пустое место» и хотел «не навредить, а предупредить» о том, что на «бесчинства» полиции толпа может ответить насилием — «как на Украине».
«Что бросил, я не отрицаю. А что я должен был делать? Смотреть на все это?» — говорил обвиняемый, отвечая на вопросы адвоката Светланы Сидоркиной.
После допроса прокурор заявил ходатайство об оглашении показаний Зимовца, данных на стадии следствия. Тогда он признавал, что видел знаки различия на форме полицейских, а брошенный им кирпич достиг цели, в суде же изменил показания: «Я только повторил то, что мне сказали следователи. Мне показали видео и сказали, что у него синяк. Я подумал, ну раз есть синяк, наверное, [это] я [попал кирпичом] тогда». Подсудимый заявил, что в СИЗО его «голодом морили, холодом» и не давали позвонить адвокату, поэтому он «был готов согласиться на все».
Судья Елена Ермакова удовлетворила ходатайство прокурора. Действительно, в протоколе допроса от 17 апреля сказано, что Зимовец попал в спину сотруднику Нацгвардии. Но уже на следующий день — 18 апреля — обвиняемый говорил, что виновным себя не считает, требовал разрешить ему звонок адвокату, отказывался отвечать на вопросы следователя, ссылаясь на 51-ю статью Конституции, и называл действия силовиков 26 марта противозаконными и возмутительными.
Станислав Зимовец уже в зале в клетке, он передает слушателям (пришли сторонники Мальцева, которому симпатизирует и сам Зимовец) привет от подсудимых по делу ИГПР «ЗОВ», процесс над которыми идет в соседнем зале.
«От Валеры Парфенова всем привет. И Кирилла Барабаша», — говорит Зимовец. «И Саши Соколова», — шепотом добавляет он, но полицейский в очередной раз его одергивает.
В зал входит судья Елена Ермакова.
Авдокат Светлана Сидоркина говорит, что не смогла обеспечить явку свидетелей защиты из-за материальных трудностей этих свидетелей. Речь идет о родственниках Зимовца, которые должны были приехать из Волгограда.
Сидоркина просит огласить некоторые материалы из дела. Прокурор не возражает.
Защитник читает акт от 20 апреля 2017 года, согласно которому следователь СК Семенов в помещении ведомства на ноутбуке скопировал с CD-диска протокол допроса свидетеля Климова. Также был скопирован протокол допроса свидетеля Бирюкова на другой диск.
У Сидоркиной других ходатайств нет и доказательств тоже. Судья объявляет об окончании судебного следствия.
— Можно мне заявление сделать? Я поблагодарить хотел людей, — поднимается Зимовец.
— Скорее всего, вы хотели сказать это в прениях, — полагает судья.
После объяснений адвоката Зимовец садится.
Начинаются прения. Первым выступает прокурор. Он пересказывает обвинение: Зимовца обвиняют в применении насилия в отношении представителя власти в связи с выполнением тем должностных обязанностей. Согласно материалам дела, Зимовец на Пушкинской площади участвовал в несанкционированном митинге и применил в отношении представителя власти физическое насилие, «а именно бросил фрагмент кирпича, который попал в спину».
Гособвинитель вспоминает, что Зимовец не признал вину, хотя и не отрицает, что бросил в сторону сотрудника фрагмент кирпича и в тот день был на Пушкинской площади, а при нем был травматический пистолет и нож. Настаивал, что не принимал участие в акции, но увидел, как полицейские задерживают молодого человека, что счел безосновательным.
«После этого Зимовец поднял с пола предмет и бросил его в сторону полиции, в которых, по его словам, попадать не хотел, а хотел обратить внимание. Однако фрагмент кирпича попал в сотрудника полиции», — продолжает прокурор.
Прокурор говорит о первоначальных показаниях Зимовца, в которых он признавал вину.
«Обвинение полагает, что вина [Зимовца] полностью нашла свое подтверждение в судебном следствии», — говорит прокурор.
Прокурор перечисляет доказательства, которыми подтверждается вина Зимовца: показания потерпевшего, показания свидетелей из числа сотрудников полиции, видеозапись с Пушкинской площади.
Он вспоминает показания полицейского Климова, который вел видеосъемку. Тот в суде говорил, что видел, как Зимовец бросил кирпич и затем попытался скрыться в толпе.
«Зимовец при задержании пытался скрыться. Сотрудникам полиции пришлось применить физическую силу. Соответственно, при досмотре был обнаружен пистолет, нож», — заканчивает прокурор пересказ показаний свидетеля Климова. Кратко упомянул показания свидетелей Деянова и Бирюкова.
«Вина подсудимого подтверждается и письменными доказательствами», — говорит прокурор и рассказывает о протоколе опознания.
Протокол обыска, протокол осмотра документов, протокол предметов, предъявленных для опознания, протокол задержания Зимовца. протокол выемки, заключение экспертизы, постановление Тверского районного суда о привлечении Зимовца к административной ответственности, перечисляет гособвинитель письменные доказательства.
«Хочется отметить, что на своем допросе Зимовец опознал себя на видео», — добавляет прокурор, переходя к пересказу хода допроса с просмотром видеозаписи.
Обвинитель говорит об общественной опасности совершенного Зимовцом преступления и квалификации его действий. Он просит судью при вынесении приговора учитывать характеристики Зимовца.
Прокурор считает, что исправление может быть достигнуто только в условиях изоляции. Просит назначить Зимовцу наказание в виде 3 лет лишения свободы в колонии общего режима.
После прокурора в прениях выступает потерпевший полицейский Котенев.
Судья объясняет ему, что он может высказаться по поводу доказательства и наказания. «С прокурором полностью согласен», — говорит потерпевший.
Судья спрашивает Зимовца, кто первый выступит — он или адвокат. «Давайте я наверное», — говорит Зимовец.
Зимовец благодарит всех, кто его поддерживает, кто ему отправляет передачи в СИЗО. «Я думал, что я обречен, буду один. Но меня нашли. Ваше тепло дает поддержку на противостояние с таким произволом. Плюс я хочу заявление… — Зимовец начинает читать по бумажке. — Спасибо за вашу помощь. Я убежден, что те, кто был на протестных акциях 26 марта и 12 июня — будущее нашей страны. Я убежден, что диктатуре нет места в нашей стране».
«Я считаю, что Россия — это наследие, которые мы оставим своим детям и только от нас зависит их будущее. Я бы не хотел, чтобы кто-то вроде Вовы Путина бил моего ребенка за то, что он против коррупции», — читает Зимовец.
Пара активистов хлопают. Приставы делают замечание. «Здесь заседание, а не акция», — строго говорит судья Ермакова.
Теперь Зимовец говорит о доказательствах. Он напоминает, что давал признательные показания, после того как его убедили, что кирпич попал в ягодицу полицейскому, а на допросе не было адвоката. Он поправляется, что у него была адвокат Диана Татосова, и показывает лист А4 с фотографией из ее инстаграма. «По-моему, ее тоже надо одеть в форму следователя», — говорит подсудимый.
«Я им доверился, поверил, что я совершил такое деяние, принес боль человеку. Оказалось, что все не так. Видео, как ни крути, всего лишь косвенное, я не вижу, чтобы я куда-то попал», — продолжает Зимовец.
«И в принципе могу сказать по поводу всего судебного процесса. Я не вижу смысла вообще меня оправдывать… Зачем я должен доказывать, что я невиновен? Вы должны доказать, что я виновен. А где следы? Где следы на форме? Я смысла не вижу. У нас даже просто нет независимого суда в стране. По Конституции прописано, что должны быть три ветви власти, и все они независимы друг от друга. А как они независимы, если судьи назначаются исполнительной властью? Я не вижу смысла себя защищать, потому что я обречен. Я готов. И я не исправлюсь», — говорит Зимовец, добавляя, что продолжит отстаивать свои права.
«Поэтому я не раскаиваюсь», — заканчивает свою речь подсудимый.
Слово берет адвокат Светлана Сидоркина. «Я считаю, что данное дело является наглядным примером того, как дух закона и буква закона противоречат друг другу», — начинает защитник. Она не согласна, что доказательства из материалов дела показывают вину ее подзащитного.
По словам защитника, доказательства были собраны с нарушениями и не соответствуют требованиям закона. Адвокат добавляет, что сегодня «буква закона» подчинена интересам власти, и замечает, что судебная практика по 318-й статье предполагает и альтернативные лишению свободы наказания.
«Я не буду подробно описывать диспозицию части 1 статьи 318. Остановлюсь лишь на том моменте, что диспозиция данной статьи предполагает наличие прямого умысла. По тем доказательствам, что имеются в материалах дела, нет данных о прямом умысле», — говорит Сидоркина.
«Что касается оценки собранных по делу доказательств, то я не соглашусь с гособвинителем, что совокупностью собранных доказательств подтверждается вина моего подзащитного», — подчеркивает защитник.
Она замечает, что потерпевший стоял спиной к ее подзащитному и не мог видеть, что делал Зимовец. Свидетель Климов, который снимал происходящее на Пушкинской площади, говорил, что тело потерпевшего заслоняло Зимовца частично.
«Куда кирпич попал, Климов видеть не мог», — считает адвокат. Она расценивает показания Климова как предположения.
Адвокат говорит о свидетеле Деянове, который снимал только момент задержания Зимовца. «Рассуждать о виновности или невиновности моего подзащитного он мог только на основании слов коллег или следователя».
Свидетель Бирюков, входивший в состав оперативной группы, в суде говорил, что на месте акции он снимал происходящее на камеру и оценку действиям Зимовца он дал после просмотра видеозаписей уже после акции, продолжает защитник.
Адвокат высказывает свои сомнения на счет видеозаписи, положенной в основу обвинения. «Я считаю, что видеоматериал собран с нарушением требований УПК», — говорит Сидоркина. Она объясняет, что по закону к делу должна приобщаться оригинальная запись, однако следователи получили лишь копии.
«В нарушение части 3 статьи 183 УПК при производстве выемки отсутствовал специалист. Я расцениваю это как прямое нарушения порядка получения и истребования данных видеоносителя», — объясняет адвокат. Она уверена, что видео и связанные с ним процессуальные документы должны быть исключены из числа доказательств в соответствии со статьей 75 УПК.
Сидоркина отмечает, что эти нарушения не были устранены ни в ходе следствия, ни в ходе судебного процесса.
«Отсутствие специалиста, отсутствие оригинала видеоматериала дает основание полагать, что при данных обстоятельствах можно говорить не только об исключении из числа доказательств, но и есть основания, что эти видеофрагменты были созданы в результате видеомонтажа», — говорит защитник. Она уточняет, что попавшее в материалы дела видео перед этим было трижды скопировано.
Адвокат говорит о противоречиях в показаниях свидетелей. «Исходя из показаний свидетеля Климова, следует, что данный свидетель был свидетелем того, как мой подзащитный бросал кирпич, в поле зрения его попала кобура пистолета. И эти два обстоятельства, с его слов, послужили основанием, чтобы сообщить сотрудникам правоохранительным органам и отслеживать действия моего подзащитного до момента задержания», — продолжает Сидоркина.
Из его показаний следует, что подсудимый других противоправных действий не совершал, и, привлекая Зимовца сначала к административному делу и теперь к уголовному, его фактически дважды наказывают за одни и те же действия.
«Хочу обратить внимание суда на то обстоятельство, что основанием для избрания меры пресечения моему подзащитному было уголовное дело, возбужденное по трем статьям — 213, 317 и части 2 статьи 318 УК», — говорит Сидоркина, добавляя, что затем дело Зимовца вывели в отдельное производство вовсе по части 1 статьи 318 УК. Несмотря на то что «тяжесть вменяемого преступления» уменьшается, меру пресечения оставили прежней. Она видит в этом противоречие духа и буквы закона.
«В данной ситуации срок наказания, который запросил гособвинитель, складывается из того, что данное дело очень политизировано», — продолжает защитник, напоминая, что Зимовец говорил, что случайно попал на протестную акцию.
Сидоркина говорит, что «он человек региона, человек, который никогда не видел действий сотрудников полиции на публичном мероприятии в большом городе».
«Мой подзащитный, находясь в толпе зевак, наблюдал действия полиции и видел необоснованность действий полиции. Его реакция была обусловлена его эмоциональным восприятием увиденного. Нельзя принимать во внимание действия только моего подзащитного, нужно оценивать всю совокупность обстоятельств, в том числе обстановку, в которой он находился, нужно учитывать место жительства, регион, из которого он приехал, потому что во времена Советского Союза сотрудник милиции был эталоном, это прежде всего очень уважаемый человек и он не может совершать действия, направленные против народа. Для представителя регионов, сотрудник полиции свой такой же человек, как из того же региона, откуда он приехал».
— Наверняка у суда вызывает раздражение поведение моего подзащитного, — предполагает адвокат.
— Не вызывает раздражения, — тихо говорит судья.
Адвокат говорит, что после заседаний слушатели сетуют на то, что нельзя так вызывающе себя, вести иначе это скажется на сроке ее подзащитного.
«У моего подзащитного повышенное чувство социальной справедливости», — говорит Сидоркина. Она объясняет этим, что Зимовец может не понимать, как себя вести в судебном заседании. Сидоркина говорит, что резкость высказываний Зимовца не может быть основанием для более жесткого наказания.
Она просит суд оправдать Зимовца.
У сторон нет реплик. «Извините, что я так эмоционально. Плохо выступил», — говорит только Зимовец.
Зимовец выступает с последним словом:
«Так, последнее слово. Ммм. Что я могу сказать. Я надеюсь только на гражданское общество, потому что я сам часть этого гражданского общества. Надо помогать друг другу, надо сплочаться. Будущее за нами. Я не вижу, что диктатура будет дальше произвол творить в отношении нас. Извините, что я не такой красноречивый. Ну если что, значит, так надо, значит, отсижу. Буду учиться. Главное, чтобы так дальше не было, чтобы детей на площади не избивали».
Заседание окончено. Оглашение приговора назначено на 11:30 20 июля.