Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона
В Дагестане присяжные оправдали обвиняемого в убийстве, а позже его самого нашли убитым. Брата первого убитого обвинили в убийстве по мотивам кровной мести, но его тоже оправдал суд присяжных — причем дважды. Барият Идрисова разобралась в этой истории, поговорила с выносившими вердикты присяжными и попутно выяснила, что в районных судах республики практически невозможно собрать коллегию даже из шести человек.
Утром девятого марта 2016 года Жалалутдин Сунгуров, позавтракав в кругу семьи в своем доме в пригородном поселке Махачкалы «Караман-2», поехал заправлять машину. 59-летний Сунгуров занимался перевозкой стройматериалов из соседних республик в Дагестан и владел несколькими магазинами. В тот день он должен был доставить грузовик кирпичей в Дербент, рассказывает его жена Умужат Сунгурова.
Выйдя во двор проводить мужа, Умужат заметила, что вслед за его машиной двинулась белая «приора», которую она уже не раз замечала возле дома. Она решила предупредить Жалалутдина, но тот не взял трубку. А через десять минут из телефонного звонка узнала, что на ближайшей автозаправке на него совершено покушение.
Умужат бросилась туда и увидела на заправке окровавленное тело своего мужа. Убийца нанес ему восемь ударов ножом в голову и туловище и скрылся, оставив клинок воткнутым в ягодицы.
Вдова рассказывает, что сначала не придавала значения тому, что одна и та же «приора» появляется возле их дома, но потом поняла, что за рулем — брат человека, за убийство которого судили Жалалутдина. Но присяжные его оправдали. Умужат предупредила мужа, который, по ее словам, и сам заметил слежку, но не захотел обращаться в полицию, сказав, что «если суждено, он умрет».
За три года до гибели Жалалутдина Сунгурова обвинили в убийстве Валимагомеда Абдурахманова из Кизилюрта. По версии следствия, Сунгуров застрелил его в августе 2013-го, когда Абдурахманов с друзьями приехали забирать долг.
Обвиняемый же говорил, что защищался. Сунгуров рассказывал, что погибший занимался перепродажей машин, и он передал ему задаток за грузовик, который тот должен был купить в Бресте и пригнать в Дагестан. Не получив машину в обещанный срок, Сунгуров написал заявление в полицию. По его словам, в ту роковую ночь Абдурахманов приехал к нему вымогать деньги в качестве компенсации за проблемы с полицией из-за этого заявления. Обороняясь, он достал самозарядный карабин «Сайга-МК» — в результате Абдурахманов погиб, двое его друзей были легко ранены, остальные скрылись.
Жалалутдину Сунгурову предъявили обвинения в убийстве общеопасным способом, покушении на убийство двух и более человек, причинении легкого вреда здоровью, повреждении имущества (машин, на которых приехал убитый с друзьями), а также в незаконном приобретении и хранении боеприпасов (сам карабин был куплен легально). Его отправили в СИЗО.
Когда дело дошло до суда, Сунгуров попросил, чтобы его рассматривала коллегия присяжных. Отбор коллегии в расположенном в Махачкале Верховном суде Дагестана начался в июле 2014 года, кандидатов в присяжные приглашали со всей республики.
«Лучше про это не писать, лучше про другую тему напиши, а то возьмут, да и…» — советует сотрудник центральной больницы Рутульского района Нусрет Раджабов. Его в итоге выбрали для участия в процессе.
«Мы были разных возрастов, разных профессий. Даже друг друга знающих там не было», — вспоминает Раджабов отбор, на котором, по его словам, изначально было около сорока человек, но затем начали отводить тех, у кого «испачкана биография»: «имелись связи с правоохранительными органами». В отобранную коллегию — двенадцать основных заседателей и четверо запасных — попал только один человек, у которого уже был опыт работы присяжным.
Членам коллегии запретили разговаривать со всеми участниками процесса, как со стороны обвинения, так и со стороны защиты, вспоминает Раджабов: «С нами никто не здоровался. Нам сразу сказали, чтобы мы тоже ни с кем не здоровались». Он говорит, что приезжал на каждое заседание из своего отдаленного района (около 150 км от Махачкалы), пропуская работу, но проблем с этим не было: «Это же выполнение обязанности, кто будет против Верховного суда идти?».
«У нас в коллегии все были взрослые. Я была самая молодая, я это запомнила», — добавляет другая присяжная, которая просит не указывать ее имени («все-таки я госслужащий»).
Присяжная Ханум Исаева, которая в то время была директором школы в селе Сергокала в 60 км от Махачкалы, вспоминает, что перед отбором не знала, в каком деле ее зовут участвовать: «Я только там узнала, что вообще такой процесс будет, кто [подсудимый] и что случилось. Вроде это громкое было дело, но в СМИ я не особо… Мне некогда эти газеты читать».
По словам Исаевой, процесс шел «очень тяжело», и чтобы заседание все-таки состоялось, должны были сойтись несколько факторов: адвокат и прокурор не заняты в других процессах, все присяжные могут приехать в Махачкалу, подходящий зал суда свободен. «Бывало, в неделю один раз [заседали], бывало, в две недели один раз. Легко это не получалось… Если бы легко получалось, полгода бы оно не длилось», — вспоминает она.
«Около десяти раз мы заседали», — уточняет еще один присяжный, Гусейн Варисов, специалист по вопросам градостроительства из администрации Чародинского района (больше ста километров от Махачкалы).
Каждое заседание шло примерно три-четыре часа, говорит Нусрет Раджабов, а «самое интересное» было ближе к завершению судебного следствия: «Последние процессы интересные были, а остальные такие… Свидетелей они приводили интересных под конец».
Он считает, что присяжных «слишком часто» просили выйти из зала — обычно это происходит для того, чтобы они не слышали обсуждения процессуальных вопросов. По словам Раджабова, коллегия была недовольна этим: «Обычно, когда[свидетели] давали показания, нас в комнату заводили. Нам сразу говорили: "Пожалуйста, встаньте и идите в свою комнату". Мы даже были огорчены тем, что нам не давали слушать».
«Если честно, я даже не помню обвинение, но я помню защиту очень хорошо, — говорит присяжная-госслужащая. — Я хорошо запомнила, что адвокат был профессиональный. Все по полочкам, детально, буквально, прям вплоть до миллиметров-сантиметров разложил. Это я вам свое впечатление говорю». Подсудимого защищал адвокат Мирзахан Гасанов, а гособвинение представлял прокурор Султан Алиев.
По мнению присяжного Раджабова, защитник «фактами оправдал Сунгурова»: «Очень грамотный был адвокат. Со стороны следствия не все было доказано, а адвокат четко доказал все. Там невозможно было что-то сказать против. Мы были единодушны». Присяжная Исаева замечает, что сторона обвинения «очень жестко стояла» и за это ей «надо отдать должное», но адвокат подсудимого «оправдывал каждый его жест».
Один из свидетелей в суде сказал, что хотел примирить Сунгурова с убитым, но не смог, вспоминает Раджабов: «Он сказал, что не смог убедить Валимагомеда [Абдурахманова] не беспредельничать».
«На [подсудимого] наезжали. Я помню, что он защищался у себя дома, — добавляет Исаева. — Если мужчина, например даже мой муж, мой сын, мой отец, меня не могут в моем доме защитить, зачем они мне нужны?! Когда люди пришли, угрожая оружием, что он должен был делать?».
Госслужащая рассуждает более осторожно: «Может быть, человек даже виновен, но там вопрос стоял так: "Доказана ли вина надлежащим образом?". Нам не предоставили достаточного количества доказательств». Разногласий по поводу вердикта, по ее воспоминаниям, среди присяжных не было.
«Если бы доказательств [невиновности] не было, мы бы так не голосовали. Человек защищал свой дом! Вот что мне запомнилось, — соглашается присяжный Варисов. — Каждый, если его посадить на его место, поступил бы так же».
В декабре 2014 года коллегия единодушно вынесла оправдательный вердикт, признав, что Жалалутдин Сунгуров не виновен ни в убийстве, ни в покушении на него.
«Крыса, ты выкрутился! Я тебя зарежу!» — такими словами, по воспоминаниям дочери Сунгурова, решение присяжных встретил родной брат убитого Магомед Абдурахманов. И провел пальцем по горлу.
Присяжная Исаева вспоминает, что брат присутствовал на заседаниях и «очень тяжело переживал эту ситуацию»: «В какой-то момент, когда вердикт прочитали, вообще некрасивая фраза была такая… мы, женщины, немножко даже оскорбились. В любом случае эмоциональные стороны мы понимали. Любой из нас поставит себя на его место… убившего оправдать… кому приятно это». Ее коллеге Раджабову брат, наоборот, запомнился «мирным»: «Сидел, ничего не говорил».
Единственный пункт обвинения, по которому присяжные признали Сунгурова виновным — незаконное хранение патронов к зарегистрированному карабину. За это председательствовавший на процессе судья Закир Исрафилов назначил ему один год лишения свободы. Верховный суд России это решение подтвердил.
Сунгуров на некоторое время оказался в колонии — к моменту приговора у него был неотбытый до конца условный срок — и условно-досрочно освободился оттуда в августе 2015 года. Жить ему оставалось чуть больше полугода.
«Папа боялся, что ему могут отомстить», — рассказывала в суде дочь убитого Зумруд Сунгурова. По словам девушки, отец настолько боялся за членов семьи, что сам отвозил и привозил ее с учебы и не разрешал подходить к окнам в доме. Сын Сунгурова Мурад добавлял, что во время суда над отцом тоже получал угрозы от Магомеда Абдурахманова — он старший сын, так что кровная месть могла распространяться и на него.
Умужат Сунгурова говорит, что после освобождения мужа из тюрьмы им время от времени интересовался участковый. В последний раз он позвонил Жалалутдину за день до убийства, вспоминает супруга, и тот пошутил, что у него теперь есть «личная охрана» — та постоянно подъезжавшая к дому «приора». Но официально обращаться обращаться в полицию не захотел, добавляет Умужат.
Вдова вспоминает, что после гибели мужа ей передавали от родственников Абдурахманова предложения о примирении, но она не согласилась: «Через общих знакомых просили меня, чтобы я пошла на примирение с ними и простила, а также предлагали мне за это деньги, но я им отказала и сказала: "Пусть все будет по закону"».
Свидетелями убийства на автозаправке стали ее работники и водители. Они назвали полицейским номер машины, на которой приехал напавший — автомобиль был зарегистрирован на Абдурахмана Абдурахманова, старшего брата покойного Валимагомеда. В этом же районе были зафиксированы телефонные соединения по номеру, которым, судя по первым показаниям его родственников, пользовался средний брат Магомед Абдурахманов.
Он был в розыске четыре месяца, пока в июле 2016 года сам не пришел в отдел полиции — но показания давать в тот день отказался и виновным себя не признал. При этом в деле есть видеозапись, сделанная на следующий день после сдачи Абдурахманова, на которой он признается в убийстве — и говорит, что пришел в полицию с намерением сознаться во всем, но адвокат, который уже ждал его в отделе, посоветовал этого не делать. Позже Абдурахманов пожаловался в прокуратуру на сотрудников полиции, которые, по его словам, вынудили его наговорить этот текст на камеру.
Следствие пришло к выводу, что Магомед Абдурахманов решил отомстить за погибшего брата — ему предъявили обвинение в убийстве по мотиву кровной мести (пункт «е.1» части 2 статьи 105 УК). Абурахманов вины не признал, объяснив, что доверяет вынесенному вердикту, поэтому мотива для убийства у него не было.
Когда дело дошло до Верховного суда Дагестана, он тоже попросил о суде присяжных.
Процесс начался в ноябре 2017 года. Директор школы Ханум Исаева, которая за три года до этого выносила вердикт по делу Сунгурова, вспоминает, что ее снова позвали на отбор присяжных. «Я поняла в этом процессе, что уже этого Сунгурова убили и убийцу обвиняют. По иронии судьбы я снова туда попала. Меня уже почти выбрали, но я подошла к судье и сказала: "Вы меня простите, но я не смогу в этом процессе участвовать, меня отстраните. Я могу необъективно все выразить". И они меня удалили. Я не могу в этом участвовать, даже чисто по-человечески», — объясняет Исаева.
На этот раз в коллегию тоже отобрали двенадцать основных и четверых запасных присяжных. Уже через пару дней председательствовавший на процессе судья Мурхар Курбанов исключил старшину присяжных Шамиля Ярахмедова, который сообщил, что внезапно уехал на лечение за пределы республики. «Был я первые день или два, но из-за состояния здоровья вышел из состава», — объяснил Ярахмедов «Медиазоне». Его заменили запасным присяжным.
К марту 2018 года судья исключил еще одного члена коллегии за неявку на заседание. В июне, когда судебное следствие уже близилось к завершению, прокурор Вадим Латифов объявил, что получил оперативную информацию о контактах между четырьмя присяжными и родственниками подсудимого.
«Прокурор сказал, что они получили оперативную информацию, что к нескольким присяжным подходили, — вспоминает родственник подсудимого Магомедхабиб Абдуразаков, который был в суде как общественный защитник. — Материалы ОРМ разглашению не подлежат, но с ними ознакомили судью и защиту. Там было написано, что установлено, что на четверых присяжных было оказано воздействие, но без подробностей». Соответствующее письмо было подписано и.о. министра МВД Дагестана.
Потерпевшая, Умужат Сунгурова, в свою очередь, заявила на том же заседании, что родственница подсудимого, с которой у нее хорошие отношения, рассказала ей, что они «решили вопрос с присяжными заседателями, отдали им деньги, чтоб те вынесли оправдательный вердикт».
Судья опросил четверых упомянутых в документе присяжных — нового старшину Тавжудина Магомедова, Светлану Магомедову, Айсат Эмирову и Земфиру Гасаналиеву. Старшина Магомедов объяснил суду, что один раз в парке пересекся и «просто поздоровался» с родственником подсудимого.
Остальные тоже отрицали, что общались с родственниками обвиняемого, но судья Курбанов предпочел исключить их из коллегии, посчитав, что они не смогут быть объективными при вынесении вердикта.
К этому времени в коллегии оставалось всего двое запасных присяжных, так что после исключения четырех заседателей ее пришлось распустить.
Старшина присяжных Тавжудин Магомедов в разговоре с «Медиазоной» повторил, что это был «чисто случайный контакт» с родственником подсудимого: «Он произошел, когда мы переходили дорогу. В этом я признался судье. Я видел его в зале суда, но чей он родственник, я не знал. Увидел знакомое лицо и поздоровался. Я сам из Махачкалы, здесь много знакомых. Прокурор говорил, что у него какие-то съемки есть, но это уже знаете, как-то до лампочки».
Учительница из поселка Новый Кяхулай Светлана Магомедова, которую тоже исключили из коллегии, осталась обижена этими обвинениями: «Суд шел, шел и вдруг говорят: "Вам звонили, говорили вам что-то что-то…" Ну если не звонили, если не говорили, если ты ни с кем не общался! Вот вы, например, присяжная, и вам говорят, что вам звонили со стороны обвиняемого, а вы встаете и говорите: "Нет, мне не звонили" — и на самом деле вам не звонили. К вам, получается, все равно недоверие».
«Это клевета, но судья это не учел, взял и нас всех расформировал», — настаивает Магомедова. Она уверена, что на месте поздоровавшегося с родственником обвиняемого старшины мог оказаться каждый: «Вот заходишь в суд, "здравствуйте" говоришь всем. Ты же не говоришь кому-то конкретному. Если он просто поздоровался, а не разговаривал, это же не повод, чтобы взять и расформировать».
По ее словам, после роспуска многие из коллег-заседателей говорили, что больше не согласятся стать присяжными: «Там женщина была с Огней, она даже встала, плюнула и ушла. Она говорит этой женщине [потерпевшей]: "Тебя Аллах накажет за твою клевету". Там были абсолютно грамотные люди, чтобы позволить себе такое. Короче, они очень сильно обидели присяжных. Все до единого были возмущены, что с ними так поступили».
«Я не стала говорить "было — не было". Я не люблю эти разговоры, разбирайтесь сами, если так», — говорит третья присяжная Земфира Гасаналиева.
Последняя из этой четверки, Айсат Эмирова, тоже была оскорблена безосновательным, по ее мнению, роспуском коллегии. «Они меня повторно даже приглашали на другой процесс, а я сказала: "Я больше не приду. Мне такие суды не нужны". Каждый грамотно выполнял свою работу. Я лично слушала и делала выводы. Это было очень запутанное дело, поэтому там надо было очень грамотно подойти к расследованию», — объясняет она.
Раибат Бабаханова, которая оставалась в коллегии до самого конца, встретила новость о ее роспуске скорее с облегчением: «И эту женщину [потерпевшую] жалко, и этого парня [обвиняемого] жалко. Кошмарное дело. Мы все не знали, что делать, как поступать. В итоге нам повезло, что нас распустили, и мы окончательного решения не делали. Мы чувствовали, что вроде бы и виноват, но доказательств не было. Хотя, наша группа, может быть, решение и вынесла бы, что он виноват. Мы половина на половину думали. Плохое дело, конечно, очень плохое дело».
Старшина Магомедов признается, что в итоге тоже был рад своему отводу: «Глупо судить чужую жизнь, за своей бы уследить». Детали дела обсуждать он отказывается, объясняя, что это «палка о двух концах».
Прокурор, адвокат и председательствующий «вели себя грамотно», вспоминает присяжная Светлана Магомедова, а вот свидетели были «какие-то слабые» и «настоящих доказательств» против обвиняемого не было. «Дело было недоработанное, — уверена она. — Мы иногда задавали вопросы, посылая их на бумаге. Я не активно участвовала, потому что у нас были случаи, когда один и тот же вопрос интересовал и меня и других. Кто-то опережал и мне приходилось слушать».
Каждая из сторон «по-своему была грамотна», признает заседательница Гасаналиева, а коллегия на момент роспуска еще не успела сделать выводы: «Я бы не сказала, что у коллегии симпатии были на чьей-то стороне, мы просто слушали, записывали, решали, возможен такой случай или невозможен. Мы ничью сторону не поддерживали, потому что не было конкретного материала, чтобы оправдать или обвинить».
Новую коллегию Верховный суд Дагестана сформировал в июле 2018 года. Она уже состояла из восьми основных и четырех запасных присяжных — пока шли суды, в силу вступили поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, сократившие число присяжных в областных, краевых и Верховных судах республик с 12 до 8 человек (одновременно коллегии из шести присяжных появились в районных судах).
Председательствовал тот же судья Мурхар Курбанов. 20 августа старшина коллегии Джалав Бекеев сообщил ему, что один из присяжных не пришел на процесс, поскольку ему кто-то звонил и просил о встрече, «чтобы поговорить о данном судебном разбирательстве». Суд исключил присяжного.
Махачкалинец Азиз Гаджиагаев, которого отобрали заседателем на этот процесс, вспоминает, что изначально коллегия не знала, что до них дело уже рассматривали другие присяжные. Это стало известно только во время суда. «Когда допрашивали свидетелей, у них проскакивало: "Да сколько можно, в прошлый раз тоже собирались! Одно и то же!". И мы поняли, что до нас тоже был процесс и почему-то поменяли присяжных», — говорит он.
Присяжных предупредили, что если к ним подойдет кто-то из сторон, им необходимо сразу сообщить председательствующему. «У нас даже один человек ушел. Видимо, к нему подходили», — добавляет Гаджиагаев.
По его мнению, обвинение представлял «очень компетентный» прокурор: «Если, допустим, адвокат что-то скажет, прокурор ему замечание делал в рамках каких-то процессуальных моментов. Чувствовалось, что человек очень хорошо знает свое дело». Несмотря на это, в материалах дела, считает Гаджиагаев, не было прямых доказательств вины подсудимого: «Все было косвенно».
«Когда говорили, что по камерам увидели лицо обвиняемого, мы сами смотрели эти записи и понимали, что там невозможно увидеть лицо. Свидетели, которые были на заправке, все однозначно говорили, что не разглядели лицо. Мы смотрели на факты. На предположениях вынести решение о том, что человек виновен, шло в разрез с нашим пониманием справедливости», — объясняет присяжный.
30 августа коллегия, посовещавшись ровно час, вынесла единодушный вердикт — присяжные оправдали Магомеда Абдурахманова, посчитав недоказанной вину в убийстве по мотиву кровной мести. Его освободили в зале суда.
Гособвинитель Вадим Латифов обжаловал оправдательный приговор в Верховном суде России. В апелляционном представлении он указал, что присяжные несколько раз слышали то, что им не положено — например, когда брат обвиняемого Абдурахман Абдурахманов при допросе в суде сказал, что его пытали сотрудники полиции, требуя оговорить Магомеда или взять преступление на себя. Прокурор указал, что эти вопросы уже не входят в компетенцию присяжных и вызывают у них предубеждение в законности преследования обвиняемого.
Кроме того, адвокат подсудимого Абдула Магомедов во время прений напомнил присяжным эти показания, чего не имел права делать, а выступавший общественным защитником родственник обвиняемого, по мнению гособвинителя, оказал на присяжных психологическое давление, когда сказал во время прений: «Надеюсь, вынесенный вами вердикт не отразится на вашей дальнейшей жизни. Надеюсь, что вы придете к выводу о том, что Абдурахманов не виноват».
20 декабря 2018 года, рассмотрев апелляцию прокурора, Верховный суд России отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение. Абдурахманова снова арестовали и отправили в СИЗО.
Очередную коллегию присяжных собрали в феврале 2019 года, председательствовал на этот раз судья Сулейман Сулейманов. Процесс шел быстрее, и уже 11 апреля завершился оправдательным вердиктом.
Прокурор Мурза Ханмурзаев тоже обжаловал это решение, указав, что судья нарушал принцип состязательности, а адвокат в присутствии присяжных снова выходил за пределы вопросов, входящих в их компетенцию. В июле Верховный суд России рассмотрел эту жалобу и все-таки утвердил оправдательный приговор.
Дважды оправданный присяжными Магомед Абдурахманов остался на свободе и по-прежнему живет в Кизилюрте. Через своего адвоката он передал, что не хочет общаться с журналистами и обсуждать свое уголовное дело.
Федеральный судья в отставке Магомедгаджи Юсупов замечает, что присяжные выносят вердикт исходя из своих личных представлений о справедливости, поэтому оправдательный вердикт по делу об убийстве по мотиву кровной мести был предсказуем.
«Суд присяжных — это суд общественной совести. Присяжные знают, что второе убийство, про которое вы пишете, вызвано тем, что убили его брата. Я думаю, что их рассуждения были такие: "Он убил, потому что оправдали того, кто убил его брата, поэтому давайте и его тоже оправдаем, и будет справедливо". Все-таки правосудие должно быть основано на анализе доказательств. Если бы по первому делу обвиняемый получил наказание и не был бы оправдан, второго убийства могло и не быть», — рассуждает отставной судья.
По мнению Юсупова, на вердикт присяжных может повлиять и то, что они поддаются влиянию сторон и третьих лиц: «Это не контролируемый суд. Присяжные предоставлены сами себе. Родственники подходят, просят, подкупают, угрожают».
В 2018 году Верховный суд Дагестана с участием присяжных рассмотрел десять дел в отношении 22 человек, сообщили «Медиазоне» в пресс-службе суда. Девятерых присяжные оправдали, остальные 13 подсудимых были признаны виновными. За первое полугодие 2019 года ВС Дагестана рассмотрел восемь дел в отношении 11 обвиняемых. Из них осуждено пять и оправдано шесть человек.
С 1 июня 2018 года присяжные начали рассматривать дела и во всех районных судах России — там, в отличие от главных судов регионов, коллегия состоит не из восьми (до реформы двенадцати), а из шести основных заседателей.
Известно только о двух уголовных делах, которые за прошедшие полтора года районные суды Дагестана смогли рассмотреть с участием присяжных. За 2018-й год в районные суды республики поступило пять ходатайств о рассмотрении дела присяжными, в двух случаях подсудимые сами отказались от этой просьбы, а вот Дербентский городской суд так и не смог сформировать коллегию и вернул дело в прокуратуру.
В судебном департаменте Верховного суда Дагестана «Медиазоне» сообщили, что к августу 2019 года только в Хасавюртовском районном суде смогли сформировать коллегию присяжных и вынести вердикт — более поздних данных у судебного департамента пока нет. «Медиазона» выяснила, что за осень присяжные все-таки вынесли вердикт по крайней мере еще по одному делу в Избербашском районном суде.
В первом случае присяжные рассматривали дело жителя села Аксай под Хасавюртом, который, по версии следствия, во время ссоры убил своего родного брата — за то, что тот поднимал руку на мать. В декабре 2018 года обвиняемый был оправдан единодушным решением коллегии, но Верховный суд Дагестана отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение.
Заново собрать коллегию не получалось несколько месяцев, присяжные просто не приходили, рассказали «Медиазоне» в канцелярии Хасавюртовского районного суда. В первый раз присяжных смогли отобрать тоже только с седьмой попытки, добавили в суде. Сейчас новая коллегия все-таки собралась, но вердикт еще не вынесла.
Второе завершенное дело, которое рассматривали присяжные в Избербаше, тоже касалось убийства. Как рассказали «Медиазоне» в суде, обвиняемый был оправдан присяжными по убийству, но признан виновным в краже и незаконном обороте боеприпасов. Прокуратура и потерпевшие подали апелляционные жалобы на приговор в Верховный суд Дагестана, они еще не рассмотрены. Как рассказали в суде, отбору коллегии предшествовали более пяти неудачных попыток, на которые просто не приходило необходимое число кандидатов.
По словам бывшего судьи Юсупова, сложности с формированием коллегий присяжных, которые возникают в районных судах Дагестана, связаны в том числе с тем, что в районных администрациях, которые составляют списки кандидатов (это делается на основании избирательных списков), не уведомляют людей о том, что они включены туда и что они могут попросить исключить их из списка. В результате вызов в суд становится для людей неожиданностью.
Юсупов говорит, что люди в относительно небольших районах не хотят становиться присяжными и судить тех, рядом с кем они живут, потому что, как правило, заранее знают о совершенном преступлении и предполагают, что на них будет оказываться давление с обеих сторон.
Нередко, по его словам, люди отказываются от роли присяжного и по религиозным соображениям. «Они говорят: "Судья один — это Аллах"», — замечает Юусупов. Судья в отставке уверен, что после включения человека в список кандидатов в присяжные, с которым тот согласился, участие в суде должно стать его обязанностью, а не правом.
Редактор: Егор Сковорода