Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона
Сегежский городской суд приступает к рассмотрению дела Сергея Коссиева — экс-начальника карельской ИК-7, которая прославилась после рассказа отбывавшего там наказание оппозиционера Ильдара Дадина о пытках и избиениях заключенных. «7х7» и «Медиазона» публикуют рассказ Дмитрия Кузнецова — бывшего нарядчика колонии, который, занимая высшую ступень в иерархии осужденных-«активистов», наблюдал выстроенную Коссиевым систему поборов и насилия изнутри.
Дмитрий «Кэц» Кузнецов, бывший нарядчик ИК-7. Трижды судим, в последний раз — в 2012 году, когда Петрозаводский городской суд приговорил его к восьми годам лишения свободы за убийство (часть 1 статьи 105 УК). Вышел по УДО.
Я приехал в сегежскую колонию в ноябре 2012 года. На тот момент начальником колонии был [Алексей] Федотов, а [Сергей] Коссиев был замом по безопасности и оперативной работе, БиОР. Человек, который был тогда бригадиром на деревообработке, пытался меня пропихнуть [на должность бригадира], но у меня еще с прошлой ходки были терки с [будущим главой регионального УФСИН, а тогда — начальником ИК-9 в Петрозаводске Александром] Терехом.
Я еще в 2006 году, когда сидел на «девятке», интервью давал, мы там кипеш поднимали после того, как Терех пришел начальником в колонию после «Онды» (ЛИУ-4 в поселке Верхний, которым Терех руководил ранее — «7х7» и МЗ), а все знали, какой там был беспредел. Все ждали репрессий, и они были.
Раньше все боялись попасть на «Онду». Это было при Терехе. Действительно, выливали на пол ведро хлорки, давали тряпочку, заставляли тереть. Люди все себе сжигали. «Онду» боялись. Но потом там все успокоилось, говорят, сейчас там нормально работают, живут.
В 2012 году, когда я приехал на «семерку», Терех уже был руководителем УФСИН Карелии, поэтому Федотов меня боялся ставить на какие-то должности.
Но потом Коссиев, ставший начальником «семерки», все-таки принял это решение — меня сделали бригадиром, и с этого момента у нас начались рабочие отношения. Я сразу принял решение: отсекся от всех служб, работал только с Коссиевым. При нем в колонии был «тяни-толкай»: оперативники [говорят] одно, безопасность [хочет] другое, начальник [требует] третье.
Я решил: буду работать с начальником. Поэтому на меня все обозлились, а ему это понравилось. Мне надо было освободиться по УДО, и я для этого готов был исполнять указания начальника. Но я не перегибал палку, у меня тоже есть человеческие чувства.
Коссиев очень жестокий человек. Я знаю достаточно случаев, когда лично он, вместе с другими сотрудниками, избивал заключенных. При нем лагерь был запуган, все знали: если нарушил [правила], попал в изолятор, то будет что-то страшное. Тебя будут лупить, как зайца резинового, на каждой проверке. И лично Коссиев в этом время от времени принимал участие. Иногда он встречал этапы. Если среди прибывших были «отрицалы» (заключенные, открыто противопоставляющие себя администрации — «7х7» и МЗ), он руководил избиениями, подвешивали их там, и он в этом участвовал.
При Коссиеве в «семерке» было гораздо хуже, чем после Тереха на «Онде». Я вам точно говорю: каждая проверка в ШИЗО, утренняя и вечерняя, проходила так, что зэки вылетали из камер с криками. Их рвали, тянули. Это не секрет. Но это не доказать. Слово зэка ничего не значит. Хотя были, конечно, и травмы в изоляторе, но настолько все шито-крыто, что ничего не вылезет наружу. В медсанчасти все скрывалось.
Это можно доказать только через видео. Но в изоляторе были места, где нет видео.
Коссиев пытается подчинить всех. Зэков, конечно, в первую очередь. Они должны бояться и молчать. Выполнять все по первому требованию. Я, к примеру, вообще не понимал, зачем он заставлял мусульман есть свинину. Он сам лично ходил в столовую, подходил: «Почему не кушаешь? Кушай. Не будешь кушать — это отказ от приема пищи — и в изолятор». Я смотрел на него и думал: «Зачем?».
А чтобы обозлить всех. Потом даже приезжала мать [заявлявшего об издевательствах мусульманина Хасбулата] Габзаева, говорила: «Зачем вы заставляете есть свинину? Сына даже от запаха рвет!» Но не помогло, он долго сидел в изоляторе (позже Габзаев был осужден по статье 321 УК, дезорганизация деятельности учреждения — «7х7» и МЗ). Разве что к «должностным» зэкам у него было более терпимое отношение.
СДиП (секция дисциплины и порядка — «7х7» и МЗ), секция социальной помощи, какая-то секция медицинская… Руководители секций были практически официальной должностью, хоть и не оплачиваемой. У них была большая власть над зэками, а тюремные правила на них не распространялись. С этим долго боролись, потом секции отменили, но структура никуда не делась.
Вот к этим оставшимся от секций людям, которые на Коссиева работают, у него есть поблажки. Но если накосорезишь, то меры воспитания были серьезными. Все эти прожарки, которыми он лично руководил.
Я не знаю, как это объяснить, он просто ненавидит зэков. Может быть, они [сотрудники колонии] удовольствие от этого получают. Была, к примеру, ситуация в 2014 году с моим приятелем. Пришел ко мне и говорит, что его в штаб вызывают. Ну, говорю, сходи, потом вернешься в отряд, приготовишь покушать. Это было днем. А сам я вышел с промки (из промышленной зоны — «7х7» и МЗ) только в восемь вечера. Пришел на КПП, спрашиваю у ключников («активистов», которым доверены ключи от «локалок», изолированных зон вокруг жилых помещений — «7х7» и МЗ): что, как? Говорят, что как ушел, так и не возвращался, и еще одного потом вызвали. И потом за ломом приходили. А когда приходят за ломом на КПП, значит, кого-то подвешивают, это непреложная истина.
Потом [приятель] сам мне рассказывал: «Коссиев, [на тот момент — начальник участка строгого режима ИК-7, сейчас — заместитель по БиОР в колонии в Надвоицах Владимир] Заблоцкий, [сейчас зам по БиОР в ИК-7 Андрей] Дрозд и какие-то оперативники били толпой. Причем с таким остервенением и с таким удовольствием, что я был просто в шоке». Причина: кто-то из бывших заключенных позвонил и сказал, что у таких-то зэков есть телефон. Конечно, телефона никакого у них не было, но его пытались просто выколотить. В принципе, бывали моменты, когда трубки всплывали, но за это можно было страдануть по тяжелой. Но в этот раз ничего не было у них.
Коссиев реально фанатичный человек. Он меня даже напрягал своим постоянным присутствием в колонии. Не важно, в отпуске ли он, он приходил в 07:00, в 8:30 уходил на местную планерку, приходил к 12:00, в 13:30 уходил, а в районе 15:00 приходил или чуть позже — и до позднего вечера он бегал по колонии кругами. Все удивлялись. Потому что ни один начальник так себя не вел. Зачем ты сам ходишь и грязь в тумбочках ищешь? На это же есть специальные службы. Говорил: «Пойдем на промку, посмотрим, как там положение», а я про себя думаю: «Че там смотреть, два часа назад там были, ничего там не поменялось». Иногда даже казалось, что у него не совсем в порядке с головой.
Когда был бригадиром на деревообработке, бывало, приходил к нему и говорил: Сергей Леонидович, людям надо отдохнуть, невозможно каждый день в семь утра вставать, с восьми часов работать, в 12 ночи возвращаться в отряд, в час ложиться и так до бесконечности. Но ему было не важно. Он говорил только: «Сделай план, сделай план, как угодно».
Когда стояла задача решить какую-то проблему, [замначальника ИК-7 Анатолий] Луист мне говорил: «Иди к Коссиеву и предлагай варианты». Я шел, говорил: «Сергей Леонидович, у нас проблема на том объекте и на этом объекте». Он мне: «Твои предложения?» Я говорил, что, к примеру, есть такой-то человек, с которым можно порешать [по поводу денег]. Он говорил: «Иди работай». Конечно, без ведома Коссиева я никогда бы не рискнул ни у кого попросить денег, потому что знал, что для меня это закончится проблемами. Дальше я все устраивал: либо подписывал заявление на звонок вне очереди, либо отправлял человека на длительное свидание. Кому-то передавался номер карты моей жены, кто-то заносил наличкой. Кто-то даже переводил на карту Луиста, но я ему даже на очной ставке сказал, что так подставляться было просто безумием.
Когда он вышел из очередного отпуска, все мои близкие люди в колонии угорали: я в нарядной у себя не появлялся больше 10 дней. Я начальника не видел, он от меня прятался, а я его пытался найти. А он даже на промку не ходил, что удивительно.
В конце концов мы встретились, и он спросил: «Ну что, как думаешь, сейчас начнут копать, выплывет вот это все — деньги наши с коммерсантов?». Я ему сказал, что, скорее всего, нет, потому что в случае с карельскими коммерсантами я трижды перестраховался: никаких переводов не было, деньги передавались из рук в руки. Приезжали, не задавая лишних вопросов, отдавали, прыгали в машину и уезжали. И на тот момент у них претензий не было: те обязательства, которые я на себя брал, я выполнил. Обещал спокойную жизнь? Она у них была.
Но Коссиев явно не успокоился.
Когда меня повезли этапом на больничку [весной 2017 года], я, дурак, отдал все чеки сотруднику колонии. Нарисовал схему, где они спрятаны были. Поэтому в деле ничего нет, все чеки исчезли. Но если начать заниматься этим делом, то все вылезет наружу: фиксировались номера машин, которые приходили с товаром, купленным на деньги заключенных, и так далее. Но никто не хочет этим заниматься! Следком интересовало, брали ли они деньги на карман, и больше ничего. Удовлетворились тем, что не брали, теперь у него просто «превышение полномочий».
Когда меня в апреле 2017 года привезли обратно на «семерку», Коссиев меня вызвал, я зашел в кабинет, он говорит: «Дима, я тебя прошу, посиди сейчас в отряде на табуретке (оставь должность и поживи в статусе рядового заключенного — "7х7" и МЗ), через полтора месяца я все вопросы решу, и ты пойдешь туда, куда хочешь на промке». Я согласился. Но через месяц меня увезли в Надвоицы, репрессии начали применять.
Коссиева хотели покрыть вроде. Представители управления приезжали неоднократно, просили помолчать, потерпеть. Но как-то они очень неуверенно это делали, несуразно. Им надо было меня освободить, но они не захотели этого делать.
Все могло быть, как во всех остальных колониях. Нигде же ничего не вылезает…
Его же люди, точнее, которых он считал своими, — они же его и предали. Они под него рыли, они же все и сливали в управление. Не знаю, почему так поздно управление спохватилось. Хотя я его предупреждал, но он орал на меня: «Да ты че, это мои люди!».
Монолог Дмитрия Кузнецова — часть совместного спецпроекта «7х7» и «Медиазоны», посвященного делу Сергея Коссиева. Другие материалы проекта можно прочитать на сайте «7х7».
Исправлено 11 декабря в 8:06. На момент публикации этого текста ожидалось, что Сегежский городской суд начнет рассматривать дело Коссиева 10 декабря, но в последний момент заседание перенесли.