«Убив и замучив человека, они будут сидеть дома, пить чай». В Нижнем Тагиле суд отпустил под домашний арест полицейских, обвиняемых в гибели задержанного
Станислав Головко. Фото: «Зона Права»
Как забить человека до смерти и избежать СИЗО: избирательный гуманизм российского правосудия на примере троих оперативников из нижнетагильского отдела полиции №17.
3 октября 2017 года в городской больнице №1 скончался 41-летний житель Нижнего Тагила Станислав Головко. Последние два года он жил вместе со своей сестрой Екатериной и ее шестилетним сыном. С февраля по май 2017 года Головко работал на «Уралвагонзаводе», но потом уволился и начал выпивать — по словам Екатерины, мужчина тяжело переживал недавний развод и разлуку с ребенком. Из-за пристрастия к алкоголю его неоднократно задерживали полицейские.
За несколько дней до гибели, 27 сентября, Головко задержали, когда он был в гостях у своего соседа Дмитрия. Последний рассказывал, что вечером к нему домой явились полицейские: начали звонить в дверь и стучать прикладами в окна расположенной на первом этаже квартиры. Когда дверь открыли, внутрь зашли оперативники и бойцы группы быстрого реагирования; один из них, говорит Дмитрий, ударил его прикладом и прижал к стене, а другие набросились на Станислава и надели на него наручники.
В отделе полиции №17 на улице Тельмана, 40, выяснилось, что Головко подозревают в причастности к краже. Через час после задержания Станиславу взывали скорую помощь. Медики забрали его в травмпункт, где врачи зафиксировали «гематому лба слева» и заключили, что препятствий для содержания мужчины в ИВС нет. После допроса в сопровождении троих оперативников — Анатолия Быкова, Егора Якунина и Дмитрия Панова — Головко вернули в помещение для задержанных, где оставили на ночь. Наутро его отвезли в мировой суд Дзержинского района, который дал мужчине трое суток ареста за невыплату административных штрафов за распитие алкоголя. Отбывал наказание задержанный в спецприемнике на улице Островского.
30 сентября за Станиславом приехали те же полицейские Якунин и Панов и вновь отвезли его в отделение №17, а оттуда — в реанимацию, где врачи приняли решение о проведении трепанации черепа. Медики боролись за жизнь Головко три дня, но 3 октября в 9:20 он умер, не приходя в сознание.
«Медиазона» писала о Головко через полторы недели после его гибели. Тогда в деле не было ни обвиняемых, ни экспертиз, однако Екатерина была уверена в насильственном характере смерти брата. По словам женщины, после того, как ее пригласили на опознание, она приехала в морг, однако там ей отказались показывать тело Станислава. Увидеть труп она смогла только перед похоронами. «Я, насколько смогла, его раздела — голову размотала, она была закрыта сверху тряпочками. Я видела синяки большие, гематомы на голове. Я приподняла ему немного голову, осмотрела затылок. Лицо было открыто и сильно загримировано, как будто маска. Я его сразу узнала, конечно, но очень страшно было. И даже этот плотный грим не смог скрыть синяки на лице, они такими шишками были на лице набиты», — рассказывала сестра. Синяки Екатерина обнаружила не только на лице погибшего брата, но и на всем теле — от ног до рук.
Не только гематома
Дело по части 4 статьи 111 УК (причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего) и части 3 статьи 286 УК (превышение должностных полномочий с применением насилия и с причинением тяжких последствий) было возбуждено в отношении неустановленных полицейских через пять дней после гибели Головко. За три дня до этого судмедэксперт закончил исследование трупа Станислава; составленный им акт подтвердил опасения Екатерины.
Из документа следовало, что мужчина поступил в больницу №1 в тяжелом состоянии, а позже впал в кому. При поступлении врачи зафиксировали у Головко параорбитальные кровоподтеки, кровоточащее осаждение в теменно-затылочной области и множественные кровоподтеки тела. По результатам томографии у пациента выявили острую гематому головного мозга с кровоизлиянием и отек мозга, из-за которых и потребовалась трепанация черепа. После удаления гематомы врачи фиксировали положительную динамику, однако из-за развившейся плевропневмонии больной снова оказался в крайне тяжелом состоянии, а после реанимационных мероприятий скончался.
Посмертное исследование показало, что на теле Головко была не только «гематома лба слева», но и множество других травм: закрытые переломы шести ребер справа и трех слева, кровоподтеки на плечах, локтях, предплечьях, поверхностях кистей и фаланг пальцев, грудной клетки, таза и поясничной области, живота, ягодиц, бедер, коленных суставов, голени, лодыжек, стоп и пальцев на ногах.
Как постановил судмедэксперт, переломы ребер были причинены «как минимум от однократного травмирующего воздействия — удара либо давления — тупого предмета», а кровоподтеки — «минимум от 29 травмирующих воздействий тупого предмета». «Тело выглядело просто как мешок с костями. Все полностью в синяках различных цветов, вдавленные следы от наручников, огромные отеки, просто места нет живого, изуродованное тело — вдавленные конечности, как будто на них наступали или давили дверями», — говорит Екатерина.
Дзержинский районный суд арестовал полицейских Быкова, Панова и Якунина 25-26 октября. Согласно постановлениям о привлечении в качестве обвиняемых, в период с 15:00 27 сентября до 16:34 30 сентября они, являясь должностными лицами и находясь при исполнении своих должностных обязанностей в отделе полиции № 17, в ходе беседы с Головко в рамках доследственной проверки, «явно превышая свои полномочия», нанесли ему «множество, но не менее 26 ударов неустановленными в ходе предварительного следствия предметами по голове, туловищу и конечностями, причинив телесные повреждения в виде множественных переломов ребер, множественных кровоподтеков, закрытой ЧМТ (черепно-мозговой травмы — МЗ), причинившей тяжкий вред здоровью и повлекшей смерть потерпевшего».
«У судей, которые заключали их под стражу и перечисляли то, что написано в судебно-медицинском исследовании, глаза на лоб лезли, поэтому заседания проходили быстро, никто и не сомневался в их причастности — они попали на видеозаписи, когда работали с ним, именно они поднимали его в кабинет на четвертый этаж, где, конечно, нет камер — они же не дурачки, под камерами лупить. Один из них, Анатолий Быков, работает в полиции 17 лет, у него огромный стаж, он знает, как все делать и как выкручиваться», — говорит сестра Головко. В декабре суд продлил срока ареста обвиняемым на четыре месяца, до 7 апреля 2018 года. Однако когда этот срок подходил к концу, судья Дзержинского районного суда Наталья Ильютик неожиданно отказалась удовлетворять ходатайства следователя о продлении ареста.
Домашнее освобождение
В своих ходатайствах следователь просил продлить срок содержания обвиняемых под стражей на один месяц, то есть до 7 апреля, когда заканчивалось предварительное следствие. В документе отмечалось, что на этот период запланировано проведение очной ставки между обвиняемыми и очевидцем преступления, а также поиск еще 18 свидетелей, содержавшихся одновременно с Головко в дежурной части отдела №17 и спецприемнике; всего же за время расследования были допрошены около 80 свидетелей. «По результатам предварительного расследования причастность [обвиняемых] к совершению преступлений полностью подтверждается показаниями свидетелей, протоколами осмотров видеозаписей, актом судебно-медицинского исследования трупа», — говорилось в ходатайстве.
Ходатайства следователя суд рассматривал со 2 по 5 апреля — хотя решения по таким ходатайствам обычно принимает дежурный судья, в те дни Ильютик оказалась единственной судьей, которая была на дежурстве. Все три ее постановления дословно повторяют друг друга. Так, в постановлении в отношении обвиняемого Панова судья отметила, что запрашиваемый следователем срок содержания под стражей «не является чрезмерным», а тяжесть обвинения «свидетельствует о наличии серьезной угрозы побега и вмешательства в процесс сбора доказательств». Однако, решила Ильютик, со временем такие риски снижаются, а тяжесть преступления «становится недостаточной [причиной] для длительного содержания под стражей», поэтому, принимая решение, суд должен проанализировать «иные значимые обстоятельства, такие как результаты расследования, личность обвиняемого, его поведение до и после задержания».
«Утверждение следователя о том, что обвиняемый скроется от предварительного расследования и суда, обоснованное лишь тяжестью предъявленного ему обвинения, является только предположением следователя. Следователем не приведено каких-либо объективных сведений о том, что в ходе производства по уголовному делу обвиняемый имел такие намерения […] Сопоставив интересы правосудия с правом обвиняемого на свободу, суд приходит к выводу, что следователь не представил безусловных доказательств того, что Панов в случае освобождения из под стражи [сможет повлиять на следствие]», — постановила судья. Эта формулировка повторяется в каждом из трех решений. В результате всех троих обвиняемых перевели под домашний арест — сроком на один месяц.
Екатерина Головко вспоминает, как, выступая по поводу ходатайства следователя о продлении срока ареста обвиняемым, зампрокурора Дзержинского района Нижнего Тагила Коваленко говорил, что «лично ознакомился с делом от корки до корки», после чего у него «не осталось ни малейшего сомнения» в причастности полицейских к гибели задержанного.
«Именно эти трое работали в одном кабинете с ним. В других кабинетах он не был, а после работы с этими людьми он в себя не приходил, он умер. Но судья сказала, что сейчас речь идет не о доказанности вины, а о целесообразности продолжить держать их под стражей, а целесообразность такая якобы отсутствует, — говорит Екатерина. — Я не знаю, было ли какое-то распоряжение свыше, но она их освободила. Сейчас они, убив и замучив человека — а я уверена, что его именно убили, причем садистским способом — они будут сидеть дома, с мамой, с папой, с девочкой, не знаю, пить чай. Красота! Я вообще не представляю, как за убийство человека люди выходят налегке из зала суда».
По каждому из решений судьи прокурор Коваленко направил апелляционное представление в судебную коллегию областного суда. В них представитель надзорного ведомства объясняет, что обвиняемым, которые после возбуждения уголовного дела даже не были уволены из органов внутренних дел, оказывается «колоссальная психологическая поддержка со стороны сотрудников оперативного подразделения, что видно по количеству присутствующих оперативников в судебных заседаниях». «Сотрудники приходят на каждое заседание по мере пресечения, поддерживают. Приходят в рабочее время. Судья у них спрашивала даже, почему они так делают — они отвечают, что у них обед, что они пришли коллегу поддержать. При этом заседания длились почти весь день, до 18 часов», — подтверждает слова прокурора Екатерина.
В своем представлении прокурор также упомянул попытку обвиняемого Панова оказать психологическое давление путем запугивания на одного из очевидцев произошедшего. По словам Екатерины, речь идет о свидетеле, который находился в дежурной части одновременно со Станиславом и просил Панова вызвать ему скорую помощь. «В ответ тот, дословно, сказал: "Ни *** с ним не случится". Проигнорировал, что человеку плохо. А в суде Панов говорил, что сам спросил, нужна ли тебе скорая, а Стас в ответ сказал, не надо мне скорую, я полежу на лавочке», — объясняет она.
По словам Екатерины, когда этот свидетель дал показания, Панов пообещал «навсегда отправить его в места лишения свободы» и попросил не удивляться, если его машина сгорит. Адвокат Алексей Бушмаков, представляющий интересы Екатерины по инициативе правозащитной организации «Зона права», отмечает, что свидетель рассказал об угрозах в письменном заявлении следователю, однако его проигнорировали.
Бушмаков обращает внимание на то, что обвиняемый Панов — сын бывшего заместителя председателя Дзержинского районного суда Нижнего Тагила (судья с такой же фамилией действительно упоминается на сайте суда). «Несмотря на отставку, он сохраняет статус судьи и связи в суде. Когда вскрылся вопрос о родственных связях, встал вопрос о недоверии суду, но мы решили, что это не повлияет на объективность расследования и судебного разбирательства», — говорит юрист.
Пока потерпевшим не дали ознакомиться с материалами расследования, однако оно уже близится к завершению. По словам Бушмакова, сейчас следователи ждут результаты комиссионной судмедэкспертизы, которая должна будет установить механизм и время получения погибшим травм. Готова она будет только в конце мая.