Дело принципа на 2 рубля 85 копеек. За 50 лет до Алексея Навального с владимирскими тюремщиками судился другой политзэк — Кронид Любарский
Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона
За последние три года Алексей Навальный и его адвокаты подали к СИЗО и колониям, где содержался политик, десятки исков. Ни один них не был удовлетворен. В 1977 году только что отсидевший по «антисоветской» статье диссидент Кронид Любарский решил «научить тюремные власти, что от соблюдения закона не освобождены и они», подал в суд на администрацию легендарного Владимирского централа и выиграл. «Медиазона» пересказывает эту историю по материалам «Хроники текущих событий», освещавшей процесс.
6 апреля 1977 года Кронид Любарский, недавно отбывший пятилетний срок, подал в народный суд Фрунзенского района Владимира иск к Владимирской тюрьме. Он требовал возместить 122 рубля 97 копеек — стоимость 75 книг, которые тюремный цензор Митюкова испортила при досмотре перед освобождением.
«У них либо был оторван переплет, либо он был разрезан крест-накрест ножом, либо же книге нанесены какие-то иные повреждения, — писала "Хроника текущих событий". — Представитель администрации учреждения капитан Дойников А. А. признал факт порчи и заявил: "Тюрьма богатая, заплатит, мы уже приготовились к вашему иску"».
Судья Светлана Дмитриева сначала отказалась принять заявление и предложила Любарскому обратиться в прокуратуру. Он обжаловал отказ во Владимирском областном суде и выиграл. Дмитриевой пришлось рассмотреть иск.
Заседание состоялось 24 июня. «Выступая в суде, истец Любарский заявил, что в данном деле ему важна не сумма иска, а принципиальная сторона дела: прецедентно зафиксировать право заключенных на апелляцию к суду и научить тюремные власти, что от соблюдения закона не освобождены и они», — передавала «Хроника».
Как вспоминала годы спустя жена Любарского Галина Салова, в расписании суда иску был отведен только один час. Все говорило о том, что процесс будет формальным, поэтому супруги даже не позвали во Владимир друзей-правозащитников. И зря: заседание продлилось семь часов и оказалось неожиданно драматичным. Как писала Салова, «цензор плакала, инспектор что-то невнятно говорил об уловках "этих политзэков". Судья одергивала его, напоминая, что у нас нет политзаключенных… И вдруг судью заинтересовало это дело».
Это произошло, когда ответчик — замначальника Владимирской тюрьмы майор Соколов — обронил, что цензор действовала «по закону». Судья Дмитриева попросила уточнить, какой именно закон он имеет в виду. Соколов в ответ сослался на «секретную инструкцию». Дмитриева захотела ее прочитать и объявила перерыв, чтобы документ успели доставить в суд. «Инструкцию» изучили в закрытом режиме, удалив немногочисленных слушателей, и в итоге судья признала, что при досмотре книг были допущены нарушения.
После этого Дмитриева объяснила, что, выплатив истцу полную стоимость испорченных книг, тюрьма получит право оставить их себе, и Любарский сократил сумму требований примерно вдвое.
Следом суд допросил «эксперта-товароведа книготорга т. Трофимову», которая оценила ущерб в 10% от стоимости книг, то есть 2 рубля 85 копеек. Такую сумму судья Светлана Дмитриева и постановила взыскать с тюрьмы.
Этот суд был не первой тяжбой Любарского с владимирскими тюремными цензорами. В 1974 году он перевел детективный роман Жоржа Сименона и отправил перевод жене. Рукопись занимала 63 страницы мелким почерком. Ее вернули, сославшись на «нарушение авторских прав» французского писателя. В попытках оспорить это решение Галина Салова дошла до генеральной прокуратуры СССР, но оттуда ее жалобу спустили начальнику Владимирской тюрьмы. «К тому времени Кронид уже перевел и роман А. Кристи», — вспоминала она.
Кто такой Кронид Любарский и как он оказался во Владимирской тюрьме
30 октября 1972 года Московский областной суд признал 38-летнего астронома Кронида Любарского виновным в антисоветской агитации и пропаганде и приговорил его к пяти годам в исправительно-трудовом лагере строгого режима. Ученого, который участвовал в экспедиции к месту падения Тунгусского метеорита и программе исследований Марса, судили за распространение «Хроники текущих событий» и другого самиздата: дома в подмосковной Черноголовке у него нашли целую библиотеку запрещенной литературы, опись которой занимала десять из 19 томов уголовного дела. При этом оперативники КГБ чудом не заметили «репродукционную установку» — ламповый копировальный аппарат. Отбывать наказание Любарского отправили в мордовский Дубровлаг.
Два года спустя, в 1974-м, Любарский в лагерной больнице познакомился с осужденным за несостоявшуюся попытку угона самолета правозащитником Алексеем Мурженко. Обсуждая на прогулках возможный формат «согласованного выступления политзаключенных разных зон», они пришли к идее единого дня тюремных протестов. Так появился День политзаключенного — 30 октября, эту дату в России отмечают и сегодня.
Но за три недели до назначенной коллективной акции, 7 октября 1974-го, Любарский объявил одиночную голодовку. Правила лагерного распорядка гласили, что заключенный имеет право хранить на общем складе (в «каптерке») до 50 килограммов личных вещей. Большую часть имущества Любарского составляли книги. Другое правило разрешало держать при себе в бараке не более пяти книг одновременно. Запутавшись в этих нормативах, администрация запретила Любарскому хранить на складе более пяти книг, и он решился на крайнюю форму протеста. 15 октября лагерное начальство признало ошибку и пообещало вернуть книги, но уже на следующий день суд признал ученого «злостным нарушителем» и перевел его во Владимирскую тюрьму до конца срока.
«Администрация очень помогла нам в организации Дня политзаключенного. Она заметила: что-то готовится, и нас раскидали по лагерям, так что скоро об этом узнали в разных зонах. Я, например, прибыл во Владимирскую тюрьму за 10 дней до установленной даты и получил возможность оповестить людей об этом плане», — вспоминал позже Любарский, отмечая, что Владимирский централ в те годы был «главной политической тюрьмой».
Редактор: Дмитрий Голубовский