Иллюстрация: Костя Волков / Медиазона
В последние годы Следственный комитет регулярно отчитывается о судах над участниками вторжения боевиков Хаттаба и Шамиля Басаева в Дагестан в августе 1999 года — это событие считается началом Второй чеченской войны. Дела против новых задержанных строятся на показаниях уже осужденных (их сегодня больше 80 человек). Иногда они признаются, что оговорили незнакомцев под пытками. Как устроен этот следственный конвейер, Юлия Сугуева рассказывает на примере Александра Пономаренко — он родился в казачьей станице в Чечне, давно уехал из республики и был задержан в Сочи этой весной. Летом 1999-го ему было всего 16 лет.
Александру Пономаренко 38 лет, он родился в станице Петропавловская — казачьем поселении неподалеку от Грозного, появившемся во второй половине XIX века на месте разоренного чеченского аула. В девяностые, вспоминает его сестра Ольга Брязгунова, русские из-за притеснений стали уезжать из республики, но семья Пономаренко еще долго не могла покинуть Чечню.
— Просто за дом цену не давали, чтобы мы могли [в другом регионе] что-нибудь купить, не на улицу же ехать женщине с тремя детьми, поэтому мама не уезжала, — объясняет младший брат Иван Пономаренко.
Семья пережила в Чечне обе войны. В первую чеченскую «сутками сидели в подвале», вспоминает Иван, а во вторую «почти не пришлось» — вскоре после начала боев в республику вошли федеральные войска.
— Грозненский хребет, получается, над нашей станицей, когда бомбежки начинались, и в село прилетало. В подвалах прятались у соседей, у нас подвал был маленький, а у соседей нормальный, туда больше людей помещалось. Домов 20-30 было разрушено, точно не скажу. Погибших не было. Во вторую более быстрее прошло, [бомбили] чуть-чуть, но не как в первую.
Началом активной фазы Второй чеченской считается рейд боевиков Шамиля Басаева и Хаттаба на Дагестан в августе 1999 года. В нем участвовало около тысячи человек. Уже весной контроль над республикой оказался в руках российских военных, но режим контртеррористической операции (КТО) сохранялся на всей территории Чечни еще девять лет.
Только в 2006 году семья Пономаренко все-таки уехала к родственникам в Ставропольский край. За пару лет до этого Иван пережил похищение, а старший брат Александр — суд по делу о хранении оружия (родным он объяснял, что признание выбили пытками, первый приговор был оправдательным).
Десять лет назад Александр Пономаренко перебрался в Сочи. Сначала работал водителем грузовика на олимпийских стройках, потом стал таксистом. В 2015-м познакомился с будущей женой Кристиной, вместе воспитывали ее дочь от предыдущего брака, а два года назад в семье родилась вторая девочка.
Спокойная жизнь закончилась этой весной. В шесть утра 29 апреля в их квартиру пришли сотрудники ФСБ в сопровождении местного участкового. Стук услышала теща Александра, но, увидев в глазок вооруженных людей, побоялась открывать и разбудила Кристину.
— Я подумала, что у соседей что-то случилось, открыла дверь, меня спросили, здесь ли проживает Александр Пономаренко, я сказала: «Да», и все, меня уже никто не слушал, — вспоминает его жена Кристина. — Человек в маске, залетел в комнату, где спал муж, достал пистолет и направился огромными шагами к кровати, наклонился, направил на него пистолет и уже начал: «Э-э, вставай». Муж проснулся, он был в шоке, спросил, что случилось. Тот сказал: «Сейчас тебе объяснят». Никто не показывал документы. Когда [Александра] вывели, я стала спрашивать, кто они такие, что происходит и куда его повезут? Они сказали, что его повезут на Театральную, 14.
На Театральной, 14 в Сочи находится местное управление ФСБ. Супруга рассказала о случившемся родственникам Александра, они начали звонить сначала в полицию, а потом и в Следственный комитет, и в ФСБ. Около пяти вечера муж связался с ней сам: позвонил с незнакомого номера, сказал, что находится в Ессентуках — городе уже в соседнем Ставропольском крае — и его обвиняют в преступлении, совершенном больше 20 лет назад.
— Он сказал: «Лето 1999 года, Кристин, все прекрасно знают, что я находился дома, все могут подтвердить. Я здесь вообще не виноват».
1 мая Ессентукский городской суд арестовал Александра Пономаренко.
Уголовное дело, по которому его задержали, возбудили еще 22 года назад в Дагестане. Пономаренко обвинили в участии в вооруженной группе, мятеже и посягательстве на жизнь силовиков в 1999 году (часть 2 статьи 209, статья 279 и статья 317 УК). Наказанием по ним — до пожизненного заключения.
По версии следствия, в июне-июле Александр — 6 июля 1999-го ему исполнилось 16 лет — «желая участвовать в так называемой "освободительной войне", ложно понимая представления о борьбе за идеи религии», вступил в банду «Ногайский джамаат» и вместе с другими участниками группировки прошел обучение подрывному и снайперскому делу в учебном центре возле чеченского села Сержень-Юрт.
В августе того же года около тысячи боевиков, в том числе и участники «Ногайского джамаата», под руководством боевиков Шамиля Басаева и Хаттаба вторглись в Ботлихский район Дагестана, чтобы добиться «вывода Республики Дагестан из состава Российской Федерации» и создать там «новое исламское государство с шариатской формой правления».
В материалах дела утверждается, что с 7 по 24 августа 1999 года Пономаренко, вооруженный автоматом Калашникова, участвовал в боях на окраине приграничного села Рахата и у горы Алилен (Ослиное ухо), во время которых были убиты 33 военнослужащих и еще 34 получили ранения.
За двадцать с лишним лет по делу о вторжении в Дагестан осудили больше 80 человек, еще 28 находятся в розыске, сообщал Следственный комитет осенью 2020-го. В 2014 году, по утверждению ведомства, в розыске было 58 человек. Пресс-релизы о задержаниях участников этого рейда и судах над ними стали регулярно появляться сайте Следственного комитета только в 2013-2014 годах — примерно в то же время, в середине двухтысячных, расследование было передано из Дагестана в Главное следственное управление СК по СКФО.
Фабула обвинения не меняется от дела к делу, говорит адвокат Нарине Айрапетян, которая сейчас защищает Пономаренко, а до этого представляла интересы нескольких других обвиняемых по тому же делу. По ее словам, большая часть материалов дела уже давно сформирована, и эти 20 томов «кочуют» из дела в дело. Так что остается только провести следственные действия с новым обвиняемым — допросить, провести очные ставки, назначить экспертизы, а в случае признания вины еще провести опознание и проверку показаний на месте.
Александр Пономаренко вину не признает.
Его сестра Ольга Брязгунова говорит, что почти все лето 1999 года провела в станице и хорошо помнит: брат в это время никуда не уезжал — работал в поле.
— В наш дом дважды пытались проникнуть неизвестные, чудом удалось выбраться, — вспоминает она. — Чуть позже девушку русскую увезли среди ночи. Поэтому меня мать увезла в 1997 году в Ставропольский край к родным, а сама с двумя братьями осталась дома в Чечне. Спустя два года, как раз в 1999-м, после окончания 10-го класса, я вернулась домой и до середины августа точно была там. Я помню, что [Александр] был дома, я видела, как он уходил утром, он работал в поле, пахал, возвращался поздно.
Она уверена, что это смогут подтвердить и односельчане — скрыть долгое отсутствие молодого человека, «тем более из русской семьи», было бы невозможно.
По словам Ольги, она тогда в принципе ничего не знала о рейде боевиков на Дагестан в 1999 году — в середине августа уехала в Москву и школу окончила уже там. В 2003-м к ней перебрался и Александр, а младший брат Иван и мать все еще оставались в республике.
В ноябре 2004 года 17-летнего Ивана похитили силовики.
— Это случилось примерно в 21:30, потому что я пошел домой смотреть фильм после программы «Время», — рассказывает Иван Пономаренко. — Разулся, прошел в комнату, сел на кровать, тут стук. Мама дверь открывает, а там уже вооруженные люди стоят. Они заскочили, я сразу понял, что это за мной, потому что я не успел зайти — они приехали. Я маму сам оттолкнул в сторону, чтоб ей ничего не сделали. И все, они меня вытащили, наручники одели, закинули в машину, вниз туда, под ноги к себе, чтобы я ничего не видел, и увезли.
О деталях похищения он рассказывает неохотно. По словам Ивана, он не знает, кто его похитил — военнослужащие федеральных войск или кадыровцы, он даже не помнит, был ли у похитителей акцент: «тогда не обращал внимания». Две недели родные не знали, где он находится. Сам Иван говорит, что тоже так и не узнал, в каком месте его держали. Его пытали, требуя рассказать «о каких-то боевиках»: били палками и железными прутьями, раздевали догола и водили по телу огнем.
— После того как поняли, что я боевиков не знаю, и, кроме одноклассников и соседей, таких же невиновных людей, никого не могу назвать, они меня привезли домой, завели во двор, а там уже лежало оружие, автомат АК и АКСУ. После этого позвали соседку, показали, мол, видите, чем ваши соседи занимаются. Она, помню, сказала: «Я за ними ничего такого не видела», — говорит Иван Пономаренко.
Поскольку сам он еще был несовершеннолетним, продолжает мужчина, от него потребовали оговорить старшего брата Александра, которому тогда исполнился 21 год: «Сказали, это единственный вариант выйти живым и увидеть свою маму живой».
Вскоре Александра Пономаренко задержали в Москве и перевезли в Чечню, против него возбудили дело о хранении оружия. Родные говорят, что уже после ареста его пытками заставили признаться «в терактах», но дела возбуждать не стали.
В 2005 году Грозненский районный суд поначалу оправдал Пономаренко по делу об оружии, но после обжалования приговора прокуратурой тот же суд все же признал его виновным и приговорил к году условно, рассказывает брат. После этого вся семья уехала в Ставропольский край.
Спустя еще два года, говорит Иван Пономаренко, брат решил съездил в гости к односельчанину, но там его похитили и потребовали от семьи выкуп.
— Когда поняли, что семья не владеет деньгами, чтобы выкупы раздавать, мы и так дом в Чечне продали, чтобы адвоката нанять, когда первое дело было, так его отпустили.
Кем были похитители — силовиками или боевиками, по словам брата. «утверждать никто не может».
Больше Александр в родную республику не ездил.
По словам брата, поскольку они росли в Чечне, у Александра немало знакомых-мусульман, но сам он ислам никогда не исповедовал, и крестил своих детей.
Это, уверены родственники, доказывает, что он никогда не был радикальным исламистом, как утверждается в материалах дела.
Еще одним аргументом в пользу невиновности брата они называют «проверку в ФСБ на причастность к террористическим и экстремистским преступлениям», которую Александр проходил, когда в 2013 году устраивался работать на олимпийскую стройку в Сочи.
— Думаю, человек, у которого была бы такая страшная история за плечами, просто бы не рискнул туда пойти, нашел бы другую работу, — считает его сестра Ольга.
Следствие доказывает вину ее брата, как и большинства других обвиняемых по делу о рейде боевиков на Дагестан, показаниями уже осужденных фигурантов и засекреченных свидетелей.
Один из таких свидетелей обозначен псевдонимом Карпов. Он утверждает, что познакомился с Пономаренко в учебном центре боевиков в Сержень-Юрте и запомнил его «в связи с тем, что он был радикальным исламистом при этом русской национальности». В лагере Александра звали Сулейманом, но Карпову, утверждается в протоколе его допроса, 16-летний парень назвал свои настоящие имя и фамилию.
То же самое говорит и другой свидетель, уже не засекреченный. Это Рустам Исмаилов, в 2018 году его осудили на семь лет по тем же обвинениям. Он, как говорится в материалах дела, опознал Пономаренко по фотографии.
Александр Пономаренко для адвоката Нарине Айрапетян — уже четвертый подзащитный по делу о нападении на Дагестан. И в каждом из них основным свидетелем обвинения был осужденный Рустам Исмаилов.
«Мемориалу» защитница рассказывала, что в октябре 2019 года Исмаилов во время очной ставки с ее подзащитным из Ставрополья Батырбеком Юмартовым передал тому записку, в которой признался, что оговорил его под пытками.
«Меня так долго пытали, что от того, что мне говорят еще повтор сделаем, только еще хуже. Надеюсь, ты меня простишь за все», — сказано в этом письме.
— В ходе судебного разбирательства он отрицал, что писал подобную записку, — говорит адвокат. — Мы были вынуждены провести почерковедческую экспертизу, которая в свою очередь установила принадлежность почерка именно ему.
По словам Айрапетян, тогда суд заново вызвал свидетеля и попросил объяснений.
— Чтобы каким-то образом оправдать себя, была выдвинута версия, согласно которой записка была написана под давлением «сидельцев». По его утверждениям, они на него надавили и сказали, что если он не сделает, как его просят, примут соответствующие меры. Это похоже на бред, но, к сожалению, все это ложится в основу обвинительного приговора, не подвергаясь никакой критике со стороны суда.
По словам адвоката, в итоге в основу приговора легли показания трех засекреченных свидетелей и одного — осужденного на пожизненный срок лишения свободы. При этом суд не стал учитывать показания двух десятков свидетелей, которые «вспоминают события того времени с привязкой к подсудимому, подтверждают это фотографиями и другими документами».
В прошлом году Юмартова осудили на 14 лет в колонии строгого режима, вину он не признал. Еще одного ее подзащитного, Равиля Ильмухамбетова, в 2018 году суд приговорил к 6,5 годам. Показания на него тоже давал Рустам Исмаилов. Теперь же, говорит адвокат, силовики давят и на ее уже осужденных подзащитных, требуя давать показания на новых фигурантов.
— По сведениям, которые мне стали известны, к Ильмухамбетову пришли сотрудники предположительно ФСБ где-то три месяца назад и начали давить, чтобы он дал показания против других лиц, которых он не знал, потому что он не участвовал в этих боевых действиях. Он отказался, и его поместили в ШИЗО, заставили подписывать пустые листы бумаги. Сейчас вот Юмартов тоже мне звонил, говорит, что давят, просят признаться. Я говорю: «Что значит "признайся", если вы осуждены, уже апелляция прошла, ваш приговор вступил в силу?»
Александр Пономаренко тоже рассказал о пытках. В июне он передал адвокату Кириллу Дьякову, что его вывезли из ставропольского СИЗО-1, в котором он содержится, в региональное УФСБ, и там пытали током, требуя подписать какие-то документы. Александр отказался.
— Я в первый раз в жизни столкнулась с таким, я думала, такое можно увидеть только по телевизору, — говорит Кристина Пономаренко. — Слава богу, он не подписал [признательных показания], иногда бывают такие пытки, что человек признает все что хочешь. Это я в интернете начала читать, вообще раньше не обращала внимания на такие моменты, ну задержали и задержали, а тут начинаешь читать. Я понимаю, что не готова к этому, как будто сценарий из фильма какой-то.
Редактор: Егор Сковорода