Фото: Иван Водопьянов / Коммерсант
Басманный суд Москвы запретил четверым сотрудникам студенческого журнала DOXA в течение двух месяцев покидать дом с 00:00 до 23:59 часов. Журналистам, которых обвиняют по уголовному делу о вовлечении несовершеннолетних в совершение противоправных действий, оставили всего минуту свободного времени в день. Опрошенные «Медиазоной» адвокаты впервые слышат о столь абсурдных требованиях.
Ранним утром 14 апреля силовики провели обыски у сотрудников студенческого журнала DOXA по уголовному делу о вовлечении несовершеннолетних в совершение противоправных действий (статья 151.2 УК). Поводом стало видеообращение журналистов с требованием к властям перестать запугивать студентов перед протестами. Следственный комитет предъявил обвинения редакторам DOXA Армену Арамяну, Владимиру Метелкину, Наталье Тышкевич и Алле Гутниковой.
Всем четверым СК потребовал избрать меру пресечения в виде запрета определенных действий: пользоваться средствами связи, общаться с кем-либо без разрешения следователя, но главное — выходить из дома «в период времени с 00 часов до 23 часов 59 минут».
Басманный районный суд Москвы согласился с такой мерой пресечения для всех четверых журналистов.
По своим условиям эта мера фактически не отличается от домашнего ареста, уверена адвокат «Общественного вердикта» Ирина Бирюкова. Она считает, что следствие намеренно не запросило домашний арест и напоминает, что при таком ограничении суд может разрешить подозреваемому прогулки, визиты к врачу, походы в церковь и так далее.
Бирюкова подчеркивает, что «впервые за 16 лет работы» сталкивается с подобным требованием обвинения:
«Они запрашивают ограничения, по сути, еще круче, чем домашний арест, — говорит адвокат. — На мой взгляд, это лишь видимость послабления. "Запрет определенных действий" — это звучит гораздо мягче, чем "домашний арест"».
Не сталкивался с подобными требованиями следователей и адвокат Федор Сирош, сотрудничающий с «Апологией протеста». Он говорит, что запрос обвинения может быть связан с пробелами в законодательстве, а именно в статье 72 УК «Исчисление сроков наказаний и зачет наказания».
«Эта статья определяет правила зачета срока примененной меры пресечения в срок наказания, а в ней регламентированы только вопросы зачета времени содержания лица под стражей и нахождения под домашним арестом в срок назначенного судом наказания, — говорит он. — То есть нахождение под домашним арестом учитывается в обвинительном приговоре, в то время как запрет определенных действий прямо не поименован».
Несмотря на пробелы в законе, дни, проведенные под запретом определенных действий, все же засчитываются судом по аналогии с домашним арестом — два дня за один, говорит адвокат «Апологии протеста» Александр Передрук.
«Есть практика судебная, [когда] время применения к обвиняемому в виде запрета определенных действий засчитывается в срок лишения свободы, исходя из расчетов два дня за один — как домашний арест, — говорит Передрук. — Об этом свидетельствует в том числе практика судебная — и Второй кассационный суд, под юрисдикцией которого может оказаться решение Басманного суда, и Верховный суд — они уже неоднократно все об этом высказывались. То есть, это, мне кажется, вопрос решенный».
В том, что в статье УК об исчисление сроков наказаний вообще нет упоминания про запрет определенных действий, Передрук не видит ничего удивительного:
«Когда вносили изменения, забыли об этом указать, — говорит он. — В целом посмотрите на юридическую технику наших законотворцев и на тот уровень законодательства, которое они пишут. Даже если не вдаваться в суть этого бешеного принтера, а просто посмотреть на то, как они это пишут — вопросов не будет».
Назначение столь абсурдной меры пресечения попадает в сферу действия Европейской конвенции прав человека и может быть в дальнейшем обжаловано, говорит Кирилл Коротеев, юрист международной правозащитной организации «Агора».
«Да, с большой вероятностью мы находимся в начале очередного дела в Европейском суде по нарушению прав журналистов, — говорит он. — Это [запрошенная мера пресечения] в общем, домашний арест. Возможно, они попросили не выходить из дома 24 часа, чтобы судья снизил [срок] , и они [следователи] не несли ответственность за определение того, сколько нельзя будет выходить из дома. Ну то есть это такая бюрократическая логика, если хотите — смещение с себя ответственности. Но мудрый русский народ говорит: "Хоть горшком назови, только в печку не ставь". Поэтому когда поставят в печку — какая разница, как вас назвали?».
Редактор: Дмитрий Трещанин