«Я лезгинку танцевала». Репрессированные и их родные вспоминают день смерти Сталина

Эстер Дасковская: «Усатый накрылся»

Родилась в 1939 году в семье экономиста и преподавательницы. Ее отца Абрама Дасковского арестовали в 1950 году по доносу агента, которого он считал своим другом, обвинили в связях с США и приговорили к 10 годам лагерей по статьям 58–10 (антисоветская пропаганда) и 58–11 (контрреволюционная деятельность) УК РСФСР.

Ее мать Тамара Дасковская долго скрывала от Эстер арест отца и говорила, что он уехал в командировку. «Я сказала, что папа хороший, мама сказала, что вот за это его и посадили», — вспоминала Эстер. Через год маму приговорили к пяти годам ссылки по статье 7–35 (социально-опасный элемент) за связь с мужем. Она попала в лагерь в Красноярском крае, где работала в химсельхозе и преподавала языки местным детям. Вскоре туда переехала и Эстер.

Такой стон шел по деревне. Я вместе с детьми плакала в школе, и все стояли вот так (показывает воинское приветствие — МЗ) у портрета со слезами. Потом я пришла домой, а там стол накрыт. Все говорят: «Ура! Праздник большой! Усатый накрылся».

Мама мне ничего не говорила, кто это, что это, кто в чем виноват. Я понятия не имела. Только тогда, когда собрались в эти мартовские дни у нас все ссыльные и когда поставили бутылку и когда кричали: «ура!», и «слава богу, что он скончался!», и что «такой собаке вообще собачья смерть» — только тогда я поняла, что он плохой человек. Тогда мне все это мама объяснила. Кто такой папа, кто такой Джугашвили.

Ирина Крыжановская: «Мы плакали от страха»

Родилась в 1919 году. Крыжановская была в четвертом классе, когда, возвращаясь после школы домой, стала свидетельницей ареста отца. Его приговорили к восьми годам лагерей, а в 1937 снова судили по обвинению в шпионаже в пользу Польши и расстреляли. Еще восемь родственников Крыжановской также были расстреляны; добиваясь их реабилитации, в конце 1980-х она стала активной участницей общества «Мемориал». Воспоминания Крыжановской.

Когда умер Сталин, мы плакали с мамой. Но мы его не жалели. Мы плакали от страха. Кто еще? Кто еще? Еще хуже будет!

Зоя Выскребенцева: «Мы, дуры, ревели в три ручья»

Родилась в 1924 году в Москве в семье инженера и врача. Первые классы Зоя училась в одной школе с детьми Сталина. Во время войны ее семья осталась в городе, отец из-за порока сердца работал в тылу. Он скончался вскоре после победы.

Выскребенцева еще до войны поступила в музыкальное училище, однако его эвакуировали, о музыке пришлось забыть, и Зоя нашла работу в лаборатории Института криминалистики МВД. В 1948 году ее арестовали по обвинению в измене родине (статья 58–1А УК РСФСР) из-за знакомства с сотрудником американского посольства — якобы она передавала ему секретные сведения. Молодой человек, с которым Зоя планировала свадьбу, после ареста отрекся от нее, опасаясь за свою карьеру в МИДе.

Была осуждена на 20 лет лагерей, провела почти восемь лет в мордовском Дубравлаге, где работала в швейном цеху по 14 часов в день. После смерти Сталина срок снизили до фактически отбытого, и в 1955 году она освободилась. Работала в Госкино, газете «Совершенно секретно» и передаче «Взгляд». Воспоминания Выскребенцевой.

Даже в лагере, когда нам сказали, что он умер, мы все там, дуры, ревели в три ручья. Где-то нам вдолбили, что это самый-самый добрый, самый главный, самый хороший человек. Мы в лагере, он там умер, а что с нами? Вся страна плакала, и мы плакали. Наверное, от безвыходности. Он умер, когда еще был режим, его режим, а потом его отменили. Самый дорогой человек кто? Дедушка Ленин, и отец родной Сталин. Как же не плакать? А все мы стадо баранов.

У нас даже рабочий день был короче, такой полутраур. Нам прочитали сообщение в торжественной траурной обстановке, с такими скорбными лицами. У нас было очень много украинцев, бандеровцев настоящих, они на нас смотрели с улыбочкой: сидят, а плачут. Я плакала не то чтобы навзрыд, но у меня были слезы.

Когда я приехала домой обратно, когда я получила реабилитацию и когда я немножко стряхнула с себя этот тлен, который на мне был в Мордовии, я поняла, что что-то не так. После того, как он умер, у нас сняли этот дикий режим, сняли номера, сняли очень многие запреты. Уже лучше.

Вера Ковалевская: «Сдох»

Родилась в 1931 году в Ленинграде. Когда Вере было полтора года, ее отца Бориса Ковалевского, заведовавшего краеведческим музеем в Новгороде, арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности и стремлении к «сохранению культа». Он был осужден на 10 лет, после попытки побега из Ухтпечлага (он успел добраться до Ленинграда и повидать жену) отца перевели на Соловки с продлением срока. В 1935 году Вера приезжала с мамой к отцу в лагерь и две недели прожила с ним в тюремной камере. В 1937 году по решению «тройки» НКВД отца расстреляли в Сандармохе. Окончила исторический факультет МГУ, доктор наук, изучала археологию Кавказа. Воспоминания Ковалевской.

Я радовалась. Тогда трудно было не узнать [о смерти Сталина], потому что вся эта похоронная музыка каждый день. Я так и не знаю, на самом деле он умер в тот день, который объявлен [днем кончины], или раньше. Этого, по-моему, до сих пор никто не знает. Но в этот день я пошла в университет, как обычно, на занятия. У нас первая была лекция по истории партии. Проводил эту лекцию секретарь парторганизации этого факультета. Противный тип. Он вышел, сказал, [что Сталин скончался], по-моему, всхлипнул или зарыдал. Из разных мест зала раздались такие кликушеские рыдания. Потом он сказал, что занятия он отменяет. Можете идти домой. Все разошлись.

Я боялась, что будет во время дележа власти предстоящего, но понимала, что хуже быть не должно. Тогда казалось, что будет Маленков. К Маленкову было отношение, что он мало в этом всем замешан. Хотя все, конечно, повязаны одним, но просто о нем как-то меньше было известно. У него был какой-то несколько интеллигентный вид.

Мы не ходили в эту Ходынку (когда хоронили Сталина, в районе Трубной площади возникла давка, официальные данные о жертвах отсутствуют — МЗ), но в день похорон пошли на истфак, пролезли куда-то на чердаки, чтоб сверху смотреть. Ничего интересного сверху не было. По телевизору потом показывали лучше. У меня было безусловное ощущение: «Сдох». Только такое. Таких человек на истфаке было раз-два и обчелся. У моего мужа не было этого отношения, вряд ли я ему говорила «сдох». Но горя я не испытывала и не показывала никому нигде. Это тоже не было обязательным совершенно, незачем было рыдать, можно спокойно было разойтись.

Юрий Фидельгольц: «Шлепнут! Шлепнут обязательно!»

Родился в Москве в 1927 году. С подросткового возраста интересовался литературой и театром, в 1947 году поступил в ГИТИС, в это же время вступил в студенческий кружок. «Все мы были и поэты, и писатели, и мы вообразили, что мы декабристы не декабристы, но вольномыслящие!» — вспоминал Фидельгольц. Одного из его товарищей, Валентина Соколова, вскоре арестовали, вслед за ним задержали и остальных.

В основу обвинения в участии в антисоветской группе (статьи 58–10 и 58–11 УК РСФСР) легли в том числе и найденные при обысках дневники Соколова и Фидельгольца. В протоколе следователь написал, что Юрий «имел контакт с отъявленными контрреволюционерами, озлобленными против советской власти».

Приговор: 10 лет лагерей, шесть из которых Фидельгольц провел в Озерлаге и Береглаге на Колыме. Валил лес, строил железную дорогу Тайшет-Братск и работал на фабрике по обогащению вольфрамовой руды. Освободился в мае 1954 года в связи с сокращением срока и еще два года прожил в ссылке в Караганде. После возвращения в Москву работал конструктором-проектировщиком, писал мемуары, стихи и прозу, сотрудничал с обществом «Мемориал». Воспоминания Фидельгольца.

Нас заперли. Три дня мы не выходили на работу. А потом погнали. Я тоже думал, лучше будет или хуже. Со смертью Сталина мы боялись, что будет ожесточение против антисоветчиков. Мол, Сталин умер, а это, может быть, и вы виноваты в этом. Шел разговор только, кто вместо него встанет. Если будет Калинин, дедушка он старый, с бородкой, он добряк! Он нас всех отпустит на все четыре стороны. А другие боялись: «Шлепнут! Шлепнут обязательно!».

Тамара Петкевич: «Я боялась прозевать»

Родилась в Ленинграде в 1920 году. Отца, «старого партийца», арестовали и расстреляли, когда ей было 17 лет. «На следующий день меня отсадили на последнюю парту», — вспоминала Тамара, ей пришлось самой обеспечивать двух младших сестер и тяжелобольную мать. Петкевич работала в артели и расписывала косынки. В 1940 году после замужества уехала вслед за супругом в ссылку во Фрунзе (сейчас Бишкек), где через три года и ее, и мужа арестовали по обвинению в контрреволюционной агитации (часть 2 статьи 58–10 УК РСФСР).

Приговор: 7 лет лагерей и конфискация имущества. Находилась в лагере Джангиджир в Киргизии, где была бригадиром на переработке кенафа, из волокна которого делали материал для мешков и упаковок. «Эта работа самая жуткая, потому что когда этот тростник проминался между двумя круглыми металлическими валами, то от него отлетали иголки… Тоненькие такие, из этой конопли, и они забивались вам всюду: в лицо, в рот, в волосы, в голову. Вы все время хотели избавиться от этого и не могли». После перевода в Севжелдорлаг в Коми работала на лесоповале, в огороде и пожарной части, играла в театральных постановках. В лагере у нее родился ребенок.

После освобождения в 1950 году была отправлена в ссылку, где снова вышла замуж; работала актрисой в театрах Шадринска, Чебоксар и Кишинева. В 1960 году после реабилитации вернулась в Ленинград, где окончила институт и работала заведующей репертуарным отделом в Доме художественной самодеятельности. Написала книгу «Жизнь — сапожок непарный», которая была издана в 1993 году. Воспоминания Петкевич.

Я лезгинку танцевала! Я танцевала самую настоящую лезгинку. Одна носилась по комнате. Я работала тогда в театре на Урале, и жила я в театре. Даже в общежитии не было места.

И вдруг услышала по радио. По радио за три дня стали говорить, что вождь заболел. Я схватилась за приемник, и я услышала в этой интонации [диктора] подготовку какую-то. И больше я не отрывалась от приемника.

Шла за водой – в театре там надо было – я его сюда, под руку. Я боялась прозевать. И все было как распланировано: день за днем, день за днем. Все было понятно. Все подавалось по порциям. Готовили. Потом траурные сообщения: смерть.

Рыдали люди. Были просто истерики слезливые. А я не понимала: как можно? Тут же – митинг. Рыдающие люди выходили, захлебывались от рыданий. А я сидела в зале и удивлялась, думала: как это так? Они что, ничего не понимают, или что?

Константин Воловик: «Зеки шапки кидали кверху»

Родился в 1947 году в поселке Веселый Магаданской области, где его родители отбывали 25-летний срок по обвинению в измене родине из-за нахождения в плену во время войны. «Иосиф Виссарионович [про плен] говорил: "Должен застрелиться! Жить не должен!"» — Константин передразнивает акцент Сталина.

Детство провел в интернате на территории лагеря и даже не подозревал, что дети обычно живут с родителями. Мать видел лишь три-четыре раза в неделю. По его словам, дети боялись сотрудников лагеря, каждый из которых «убить не мог, а подзатыльник дать мог, и никто ничего не скажет».

Плакали, знаете, кто? Весь советский народ плакал! А мне другое запомнилось. Когда зеки на плацу шапки кидали кверху и говорили: «Слава богу, этот…». Кличка у него знаете какая была, у Сталина? Гуталинчик!

Александра Успенская: «Сели чайку пить да помянуть»

Родилась 1923 году, была младшей из четырех детей в семье крестьян-середняков из деревни Мегра, Ленинградская область. После 8 класса поступила в техникум и подрабатывала учительницей в школе. В 1943 году Успенскую арестовали по ложному доносу сына одной из коллег, который приписал ей свои критические замечания о советских плакатах. Получила 10 лет за антисоветскую агитацию (статья 58–10 УК РСФСР), освободилась после 8,5 лет в лагерях — Белозерск, Мончегорск, Челябинск-40, Норильск. Работала на лесоповале, была бухгалтером вещсклада. После освобождения работала бухгалтером в Норильске, потом переехала в Москву. Воспоминания Успенской.

Ой, вы знаете, как я любила Сталина! Когда он умер, я даже плакала. Он действительно был как отец родной. Так что Сталина я любила. А за что его было не любить-то? Он все же делал для людей много всего хорошего. Все жалели, что умер Сталин. Я не знаю, почему, но все были очень довольны, пока он руководил. И все жалели. Это, по-моему, было 3 марта. На работе. Мы потом не работали, сели чайку пить да помянуть. Вот и все. У нас-то такого не было, как в Москве — людей так давили, чтобы проститься с ним.

Владимир Тольский: «Ходил посмотреть на гроб»

Родился в 1932 году в семье военного инженера из числа старых революционеров. Когда Владимиру было восемь лет, отца арестовали по обвинению в халатности — следователи утверждали, что на должность начальника наркомата боеприпасов тот попал по рекомендации ранее арестованного троцкиста. Отца приговорили к 10 годам лагерей, но 30 июля 1941 года расстреляли. «Я так понял, что очищали "Бутырку"», — замечает Тольский.

Я тоже ходил посмотреть на его гроб. Поскольку я жил на Тишинских районах, я знал там все ходы и выходы. Мы вышли на Трубную площадь, вдруг сверху народ попер. Нас начало крутить. Мы с приятелем к краю, к краю, к краю, а все автобусами закрыто. Выйти некуда! И грузовики. Я дошел до грузовика и впрыгнул в кузов. И мой приятель впрыгнул. Мы поняли, что надо удирать. Открылась какая-то щель, приехали медицинские машины, и мужики говорят: «Помогайте!». И мы таскали людей, которые в обмороке были. Помогали выйти в эту щель. Так я и не дошел никуда. На Трубной все кончилось.

Виталий Беликов:  «Уголовники тоже кричали "Ура!"»

Родился в 1924 году в семье инженера. 18-летнего Беликова из оккупированного немцами Харькова отправили на принудительные работы в Германию, где он рыл траншеи и мастерил деревянные ящики для снарядов. В 1945 году он сбежал, пошел навстречу советской армии и вместе с ней дошел до Берлина. Отца, который во время оккупации Харькова помог немцам восстановить радиоузел, арестовали в 1946 году.

Беликов поступил в МИИТ в Москве, где в 1949 году уже его арестовали по доносу однокурсника и приговорили к 10 годам лагерей за антисоветскую агитацию (статья 58–10 УК РСФСР) — поводом для ареста стал рассказ о том, что в Германии нет коммунальных квартир. Наказание отбывал в Вятлаге, где работал в ремонтно-строительной бригаде и на пилораме, был счетоводом вещстола и конпарка. Через семь лет вышел на свободу, работал строителем в Клину. Воспоминания Беликова.

Я пришел с ночной смены в бараки. В это время, в семь часов, развод. Выходят все перед воротами, и проходная здесь. На каждом лагпункте такая штука. Все побригадно выстраиваются. Стоит нарядчик, учетчик. Они по порядку выпускают, записывают, сколько [людей]. Там же конвой принимает дальше и ведут их в лес. Выстроили. А над воротами висит огромный такой репродуктор. Там радио работало. И вот пятого марта, еще ворота не открыли, а Левитан вдруг объявляет последние известия. Народ все стоит ждет тут, заключенные же вышли, на работу вести. Объявление, он таким тоном: «Пятого марта во столько-то часов скончался великий вождь народов Иосиф Виссарионович Сталин». 800 человек «Ура!» и стали шапки подбрасывать вверх. 

Начальник открыл ворота, а тут сразу закрыли ворота. Не знал, что делать. Уголовники тоже кричали «Ура!», потому что знали, раз такое, то обязательно будет амнистия, и все будет. Перемены будут обязательно! 

Смотрю, начальник стоит, Чупраков его фамилия, старший лейтенант. Я подхожу, как обычно. «Здравствуйте, гражданин начальник!» — положено так было. Он говорит: «Как же мы теперь будем жить?». Я ничего не ответил, пошел дальше. Потом действительно была объявлена амнистия. Но амнистия только для тех, у кого срок был до пяти лет. А с политическими заключенными таких сроков ни у кого не было, поэтому они все остались. А вот уголовники-то все и пошли. Тут же сразу начались пересмотры дел. Особое совещание, десятилетникам по 58-й статье сразу давали справку о реабилитации.

Майя Драгунская: «Я отомщена»

Родилась в 1926 году в семье прокурора Азово-Черноморского края. В августе 1937 отца арестовали по обвинению в «контрреволюционном преступлении» и через год расстреляли. Мать осудили как жену «врага народа» и отправили в Карагандинский лагерь на 7 лет. О судьбе мамы Драгунская узнала из записки на кусочке ткани, которую та выкинула из окна поезда: «Выехала из Ростова. Еду эшелоном. Узнаю точно, напишу. Передайте детям. Берегите Карлушу и Майку». Из-за клейма дочери «врагов народа» долго не могла получить высшее образование. Воспоминания Драгунской.

Товарища Сталина застали лежащим на полу. Говорили, первым пришел туда Берия. Потом то ли писали, то ли сплетничали, но все знали, он упал, он лежал на полу, и Берия никого не вызвал. Неизвестно, может, он что подсыпал ему. Собаке — собачья смерть! Упасть и умереть лежа — мне достаточно, я отомщена. 

Юлия Самородницкая: «А Иван Васильевич сегодня кофе не стал пить»

Родилась в 1932 году в семье московских врачей. Ее отца Давида Самородницкого арестовали в мае 1950 по обвинению в шпионаже и участии в националистической контрреволюционной организации и расстреляли. Окончив школу с золотой медалью, Юлия тоже попыталась поступить в медицинский вуз, но ее не приняли из-за того, что отец был под следствием. Ее мать, Бронислава Лаховская, работавшая врачом на заводе «Калибр», добилась зачисления дочери в Московский технологический институт легкой промышленности. В том же 1950-м мать была арестована и приговорена к ссылке в Красноярском крае. Юлия Самородницкая после окончания вуза работала специалистом планового отдела, а впоследствии стала экскурсоводом в музее истории ГУЛАГа. Воспоминания Самородницкой.

У нас в квартире жил человек. Он был главный бухгалтер министерства здравоохранения, а жил в коммуналке с тещей. Я в шесть часов выхожу на кухню и говорю этой теще: «Клавдия Васильевна, а Сталин умер!». Она мне говорит: «Да?». Так спокойно. Я говорю: «Ну да, вот только что передали по радио». Она говорит: «Вот видишь, какие дела. А Иван Васильевич сегодня кофе не стал пить».

Вот, 6 марта 1953 года. На другой день, как Сталин умер. Это письма, когда мама уже была в ссылке. Сами понимаете, как она была настроена по отношению к Сталину. Тем не менее она пишет: «Такое страшное горе, умер Сталин, мы тут все рыдаем вообще и плачем». Я когда это прочла, просто чуть со стула не упала! «Сегодня настроение очень плохое в связи со смертью великого вождя товарища Сталина. Я только что пришла с траурного митинга. Воображаю, как вы это переживаете. Будем еще лучше работать и этим докажем свою преданность. У меня ничего нового». А? Хорошо?

Лев Нетто: «Двое грузин лезгинку танцевали. Молча»

Родился в 1925 году в Москве. В 1940 году поступил в артиллерийскую школу, через три года его призвали на фронт пулеметчиком. В 1944-м после высадки в немецком тылу был ранен и попал в плен. Его отправили разбирать развалины разрушенного бомбардировками Франкфурта-на-Майне. По воспоминаниям Нетто, в немецком лагере постоянно говорили, что не надо рваться в Москву, потому что родного города «вы не увидите, вас ждет Сибирь», но его это не пугало.

В 1945 году Льва Нетто освободили американские войска, он решил вернуться в СССР и после «фильтрации» продолжил службу на территории Западной Украины. Однако в 1948 году его обвинили в сотрудничестве с американской разведкой. Подвергался пыткам. Майор Федоров, который допрашивал Нетто, говорил, что «таких дураков нет, которые добровольно из американской зоны вернулись». «И под ребра начали давать. У майора любимый прием был — ладонью бить между ребер. А это очень больно», — вспоминал Нетто.

Был осужден на 25 лет лагерей за измену родине (статья 54.1Б УК РСФСР), попал в Горлаг в районе Норильска, где вступил в подпольную группу «Демократическая партия России» и летом 1953 года участвовал в одном из крупнейших восстаний заключенных за всю историю ГУЛАГа. На свободу вышел в 1956 году, вернулся в Москву, окончил МВТУ им. Баумана, работал в вычислительном центре Министерства судостроения. В 2013 году вышла книга его мемуаров «Клятва». Воспоминания Нетто.

Это у нас был радостный день, но радость не проявляли открыто. Можешь угодить в БУР, барак усиленного режима, или карцер. Я помню двух грузин, которые лезгинку танцевали. Молча. На них смотрели, видели, тоже радовались.

Антонина Телегина: «Сталин умер, а вы смеетесь»

Родилась в 1937 году в семье главного судьи подмосковной Каширы и начфина в тюрьме. Отец в августе 1941 ушел на фронт, попал в окружение, но сумел выйти из него и вернулся домой. Следующим утром его арестовали и отправили в Москву, а соседские мальчишки начали  обзывать Телегиных предателями и фашистами. Отца осудили на 10 лет лагерей по обвинению в измене родине (статья 58-1 УК РСФСР), он оказался сначала в Казани, потом в Свердловске, а 20 июля 1942 года умер в тюремной больнице от болезней и недоедания. Реабилитирован в 1963 году. 

Мы в школе были, и вдруг Сталин умер. У нас урок физкультуры был. Мы сидим хохочем, а преподаватель физкультуры говорит: «Вы что смеетесь?! Сталин умер, а вы смеетесь!». Мы так хохотали. Нам все равно было. Я домой пришла, говорю: «Мам, как мы-то дальше жить будем, Сталин умер». Мы решили, что без Сталина вообще!.. Везде Сталин. Он прямо руководит нашей жизнью. А она говорит: «Ничего, как жили, так и будем жить».

Вадим Туманов: «Ус хвост отбросил»

Родился в 1927 году на территории Украины. После переезда семьи на Дальний Восток окончил школу штурманов, служил в Тихоокеанском флоте. Был арестован в 1948 году по статьям о шпионаже, теракте и антисоветской агитации (статьи 58-6, 58-8 и 58-10 УК РСФСР). Попал в колымский Севвостлаг, откуда восемь раз пытался бежать, после чего срок вырос до 25 лет лагерей.

Туманов рассказывал, что попал на Колыму в 1949 году в разгар «сучьей войны», противостояния между осужденными, сотрудничавшими с администрацией, и «ворами в законе». «Круги ада у Данте после Колымы напоминают мне трехзвездочный отель», — говорил он. Был освобожден со снятием судимости в 1956 году. После освобождения окончил курсы горных мастеров, организовал несколько крупных артелей по добыче золота, а в годы перестройки — кооператив по строительству автодорог в Карелии. Написал книгу воспоминаний «Все потерять — и вновь начать с мечты...».

Штрафные лагеря, где ты находишься в камерах, у тебя 25 [лет приговор] и никакого варианта выбраться. И тут умирает Сталин. Подходит майор Ванюхин, начальник отдела борьбы с бандитизмом и говорит: «Что, Туманов, гуляешь?». «Гуляю, гражданин начальник». Проволокой колючей [огорожен] дворик. Он [Ванюхин] так улыбается, у него интеллигентное лицо, несмотря на должность начальника отдела борьбы с бандитизмом. Улыбается и говорит: «Ус хвост отбросил». Сталин, значит, умер, на жаргоне. Они тоже все говорили на жаргоне. 

Я так немножко одурел, говорю: «Гражданин начальник, вы что, серьезно?». Говорит: «Разве такими вещами шутят?». Я бросил гулять, влетел в камеру, оттолкнул этих надзирателей! И никто ничего не понимает, мне еще минут 15 гулять. Влетел и покричал там в волчки: «Сталин сдох!». Все, естественно, понимали, что что-то должно случиться. Миллионы сидят в тюрьмах. 

Татьяна Смилга-Полуян: «Улыбка от уха до уха»

Родилась в 1919 году в Москве. Ее отец Ивар Смилга, старый революционер и высокопоставленный член ВКП(б), после смерти Ленина поддержал Троцкого, был исключен из партии и отправлен в ссылку. Через три года смог вернуться в Москву. Был арестован в 1935 году, Татьяне тогда было 15 лет. Следом арестовали и мать, Надежду Полуян. Обоих родителей расстреляли в 1937 году.

Через два года Татьяну тоже арестовали. На допросе ей предъявили слова, которые она произнесла в разговоре со студентом-медиком: «Если за границей узнают, что у нас сажают старых большевиков, как же мы будем делать мировую революцию?». По обвинению в участии в антисоветской группе (статьи 58-10 и 58-11 УК РСФСР) ее приговорили к 3 годам лагерей и 20 годам ссылки. Во время ссылки в Кимрах работала в местной газете и детском доме, а затем в Рязанской области — в совхозе и детском санатории. В 1958 году после частичной реабилитации вернулась в Москву. Активная участница общества «Мемориал» и одна из инициаторов установки Соловецкого камня. В 2013 году вышла ее книга «Мой отец Ивар Смилга». Воспоминания Смилги-Полуян.

Конечно, я от восторга не знала, куда деваться. Я боялась даже идти в корпус к детям. Я боялась, что у меня на лице написана улыбка от уха до уха. Я делала лицо скорбное.

Израиль Мазус: «Как напряглись все бараки!»

Родился в 1929 году в поселке Теплик под Уманью, Украина. В седьмом классе его вместе с приятелем на время исключили из школы из-за случайно разбитого бюста Сталина. В 1948 году Мазус поступил в МАТИ. На первом курсе присоединился к подпольной «Всесоюзной демократической партии». Вскоре его и еще восемь человек арестовали из-за неудачной попытки завербовать в организацию новых участников.

За антисоветскую агитацию и участие в антисоветской организации (статьи 58-10 и 58-11 УК РСФСР) был осужден на 7 лет лагерей. Попал в Вятлаг, где работал землекопом, плотником, диспетчером планового отдела и машинистом электростанции. После освобождения в 1954 году руководил постройкой крупных промышленных и военных объектов. В августе 1991-го участвовал в обороне Белого Дома, позже был сопредседателем Объединения репрессированных Москвы. Писал рассказы и повести. Воспоминания Мазуса.

Вот это чрезвычайное сообщение — «Бюллетень о здоровье Сталина». Вы даже не представляете, как напряглись все бараки! Тех, кто приходили с работы, спрашивали: «Нет, еще не умер?». Как относились? Как к врагу! 

Мы пришли после ночной смены, легли. Было включенное радио, и вдруг голос Левитана. По первому слову, которое он произнес, что «наша страна понесла...» мы все встали! А потом стали кричать и аплодировать.

А потом все выбежали из бараков! Слава богу, у нас не было его бюста. А в некоторых лагерях Сталин стоял на площадках перед воротами. Так бросали веревки, надзиратели прятались в эти дни. Они не входили в зону по два-три дня. Что творилось в лагерях! «Ус умер! Ус умер!». Грузины до ста лет живут! Когда эта проблема обсуждалась: «Не, бесполезно!». Даже когда он заболел! «Не, бесполезно, грузины живут до ста лет». Вот и он умер.

Людмила Хачатрян: «Ну как, ну умирает же?»

Родилась в 1929 году в Москве. После войны познакомилась с гражданином Югославии Радойцей Ненезичем, вскоре они поженились, однако брак был признан недействительным, а Хачатрян отчислили из ГИТИС за «связь с иностранцем». Когда в 1948 году 19-летняя девушка попыталась передать письмо своему возлюбленному через знакомую работницу итальянского посольства, ее арестовали. За «изменнические настроения» (статья 58-1А УК РСФСР) ее осудили на 8 лет лагерей. В Каргопольлаге она работала на лесоповале, потом попала  в лагерь в Литве, оттуда в Вятлаг. В 1954 году отцу, который приехал в лагерь, позволили забрать дочь домой. Связаться с Ненезичем ей так и не удалось. Воспоминания Хачатрян.

Каждый день мы радио слушали и каждый раз мы спрашивали у Евгении Соломоновны, выкрутится он или нет. Она же полугрузинка была, она с самого начала сказала: «Он не выживет!». Каждый день передают состояние его здоровья, и каждый день мы несемся к ней в лазарет спрашивать: «Ну как, ну умирает же?».

Эстонки-малолетки носились по лагерю и: «СССР! СССР! СССР!». Что такое? Вообще они глухонемые были, не разговаривали с нами. А тут: «СССР! СССР!». Отловили одну и спросили. «Смерть Сталина спасла Россию». 

Редактор: Егор Сковорода