«"Это УБОП?" — "Похоже, да"». Почему следователь Целипоткин не смог найти убийц нацбола Червочкина

Главное управление Следственного комитета по Московской области, Рождественка, 27, конец августа 2016 года. В одном из кабинетов отдела по расследованию особо важных дел — двое молодых следователей и адвокат из правозащитной группы «Агора» Ильнур Шарапов.

По поручению начальства следователи знакомят адвоката с материалами уголовного дела о нападении на активиста Национал-большевистской партии Юрия Червочкина, который погиб больше 10 лет назад. Шарапов — первый правозащитник, заинтересовавшийся этим делом, и первый человек, не имеющий отношения к правоохранительным органам, который увидел его в полном объеме.

«ВОЗНИКШИЕ ВОПРОСЫ ПО ДЕЛУ: ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ОПЕРАТИВНОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ», — читает он в справке, составленной следователем Олегом Целипоткиным через два месяца после начала следствия.

Запрос, запрос, запрос, запрос, запрос, запрос, запрос, запрос, отдельное поручение, отдельное поручение, отдельное поручение, отдельное поручение, отдельное поручение и лишь несколько ответов на них — довольно быстро Шарапову становится понятно возмущение следователя Целипоткина.

Мимо кабинета проходит высокий мужчина в гражданской одежде. Встретившись взглядом с одним из следователей, он забегает в кабинет, чтобы мимоходом поздороваться. «А вот, кстати, и Олег Викторович!» — вдруг говорит один из молодых следователей. Неожиданное появление Целипоткина, который уже давно возглавляет один из столичных следственных отделов и к подмосковному Следственному комитету отношения не имеет, его совсем не удивляет.

— Олег Викторович, все же, кто по-вашему это сделал? — спрашивает адвокат Шарапов.

В ответ, вспоминает правозащитник, как будто бы готовившийся к такому вопросу следователь начинает долгую речь о том, что фамилии всех виновных в убийстве нацбола есть в материалах дела — в частности, в протоколе оперативного совещания в здании УВД Серпухова, которое состоялось в день нападения на Червочкина.

Когда Целипоткин выходит из кабинета, Шарапов откладывает фотоаппарат и вместе с молодыми следователями отправляется на перекур. «Давно пора этих оперов привлечь — мы такие дела не один раз раскручивали, когда счет на десятки лет шел, вот коллега наша недавно такое раскрыла. Было бы желание!» — так, по словам Шарапова, бахвалился один из них, выпуская клубы дыма.

Но у следователей такого желания уже не появится, считает мать погибшего нацбола Надежда Червочкина: «Такие дела, как убийство моего сына или, например, убийство Влада Листьева, они не будут расследованы никогда не потому, что это сложно сделать, а потому что расследование выведет на совсем не приятные результаты. А они никому не нужны».

Нападение. Обломок биты

Люди с битами жестоко избивают нацбола Червочкина. — Единственный очевидец не видит их лиц. — Работающий на месте преступления следователь не берет образцы крови. — Пострадавший в коме, но дело возбуждают лишь по статье о хулиганстве. — Через две с половиной недели Червочкин умирает. — «Это политика, деточки. Здесь могут и убить».

22 ноября 2007 года, 21:25. В дежурную часть УВД подмосковного Серпухова звонит человек, который сообщает, что возле шоколадной фабрики «Славянская» на пересечении улиц Водонапорная и Ворошилова лежит избитый мужчина. Через 15–20 минут пострадавшего забирает скорая, он без сознания. В карманах его одежды милиционеры находят деньги, мобильный телефон и военный билет на имя Юрия Червочкина.

Червочкину 22 года, он лидер местной ячейки НБП и обвиняемый сразу по двум уголовным делам: одно по статье 141 УК (воспрепятствование осуществлению избирательных прав) за акцию с файерами у здания администрации Серпуховского района во время выборов в Мособлдуму, другое по статье 318 УК (применение насилия к представителю власти) — тщедушный оппозиционер якобы в одиночку избил нескольких сотрудников одного из подмосковных районов милиции.

«Закрытая черепно-мозговая травма, ушиб мозга, гематома теменной области, закрытый перелом костей левой кисти, требуется госпитализация», — перечисляет в карте вызова фельдшер, осматривавший Червочкина. Пострадавшего везут в больницу им. Семашко.

Позвонившим в милицию человеком оказался охранник шоколадной фабрики, а единственным свидетелем нападения — ее сотрудница Екатерина Булекбаева. В 22:20 на место приезжает дознаватель следственного управления при том же Серпуховском УВД по фамилии Желшев. В кратких объяснениях, которые он берет с Булекбаевой, та рассказывает, что у четырех нападавших были две биты, избиение длилось около пяти минут и было очень жестоким. Свидетельница описала преступников — средний рост, черная одежда с капюшонами, один из нападавших полного телосложения — но это не помогло патрульным найти их по горячим следам. Не дал результатов и поквартирный обход близлежащих домов.

Закончив опрос, дознаватель, не привлекая эксперта-криминалиста, составляет протокол осмотра места происшествия: «Объектом осмотра является заасфальтированная площадка, расположенная позади торгового центра "Дом быта", освещение слабое. С правой стороны от осматриваемого участка местности на расстоянии примерно 42 метров расположено другое здание торгового центра. Спереди на расстоянии 42–46 метров расположено интернет-кафе "Портал". Прямо — на расстоянии 12 метров расположен угол торгового центра. На поверхности земли на месте обнаружения пострадавшего обнаружены пятна бурого цвета, похожие на кровь».

В 70 сантиметрах от тела он находит 38-сантиметровый фрагмент черной деревянной биты — это почти половина длины стандартной биты. «Других предметов или следов, имеющих значение, на участке местности обнаружено не было», — заключает дознаватель, не изымая даже образцы следов крови.

Иллюстрация: Виктория Шибаева / Медиазона

Вечером 23 ноября, спустя почти сутки после нападения, следователь Куликова из УВД по Серпухову возбуждает уголовное дело по части 2 статьи 213 УК (хулиганство с применением насилия, совершенное группой лиц) в отношении неустановленных лиц, которые, «используя в качестве оружия бейсбольные биты, грубо нарушая общественный порядок, подвергли избиению гражданина Червочкина». Через три дня дело переходит к другому следователю Паранину из того же УВД, который не производит ни одного следственного действия. 10 декабря Юрий Червочкин, не приходя в сознание, скончался в больнице.

На следующий день после его гибели в «Русском журнале», главредом которого был директор «Фонда эффективной политики» Глеб Павловский, вышла колонка «На смерть нацбола», подписанная Василием Посошковым (вероятно, это псевдоним). Заканчивалась она фразой: «Это политика, деточки. Здесь могут и убить».

Похороны. УБОП на кладбище

На похороны нацбола приезжает беспрецедентное число милиционеров. — Соратники погибшего считают их причастными к убийству. — Исчезает папка, в которой Червочкин хранил жалобы на угрозы со стороны серпуховских оперативников. — Впервые звучит имя Алексея Окопного.

Уже в первые дни после нападения соратники Червочкина по запрещенной к тому времени партии начали говорить о возможной причастности к преступлению милиционеров из УВД Серпухова или обслуживающего территорию города 17-го отдела подмосковного УБОП; об угрозах с их стороны неоднократно сообщал погибший.

Запрет НБП

Национал-большевистская партия была признана экстремистской и запрещена решением Мосгорсуда 19 апреля 2007 года. В августе запрет подтвердил Верховный суд.

После этого многие активисты НБП подверглись уголовному преследованию по статье 282.2 УК (участие в деятельности экстремистской организации): первым осужденным стал москвич Андрей Никитин, в октябре 2008 года получивший условный срок; в течение следующего года по этой статье были осуждены еще 11 человек. В 2012 году в Петербурге стартовал процесс по «делу двенадцати» — в участии в НБП обвинялись 12 активистов «Другой России»; их приговорили к штрафам в размере от 150 до 200 тысяч рублей.

Именно запретом НБП и риском уголовного преследования можно объяснить тот факт, что ни один из свидетелей-активистов в деле о гибели Червочкина не называет себя нацболом.

«Червочкина я видел один раз, он ко мне приходил как к человеку, неоднократно писавшему о политзаключенных, и приносил ко мне папку с материалами, где были его заявления в прокуратуру по поводу общения с местными милиционерами, по поводу угроз от сотрудников подмосковного УБОП и УВД Серпухова. Хотя он и не знал их фамилий, Юра по каждому поводу всегда писал заявления и хранил их. Поскольку он пришел перед нападением, а я был очень занят по работе безумным "Маршем несогласных", который должен был начаться через несколько дней, то мы договорились встретиться после него, и папочку он с собой унес. А после похорон она исчезла», — вспоминает близкий в те годы к нацболам журналист Алексей Сочнев, работавший в издании «Каспаров.ру».

Подозрения в том, что к гибели нацбола причастен подмосковный УБОП, усиливала и обстановка в день похорон, которые прошли 13 декабря. Как вспоминает Сочнев, от станции метро «Аннино» в Серпухов выехали два автобуса, едва вместившие всех желающих почтить память погибшего.

«Хотя полицейские потом и говорили, что такие меры безопасности нужны были потому, что там какие-то экстремистские элементы едут, на самом деле в этих автобусах была абсолютно разношерстная публика — и нацболы, и либералы, — вспоминает он. — По пути нас остановили милиционеры с автоматами, назвали какую-то абсолютно выдуманную причину, что проходит спецоперация под названием "Автобус", ищем террористов, все под подозрением. Стали проверять, мурыжили час где-то, все очень боялись, что родственники примут решение хоронить без нас. В итоге завалились опера из этого же УБОП, стали снимать на камеру. В основном просто держали всех и не давали выходить».

Кто-то узнал среди милиционеров тогда еще мало кому знакомого оперативника подмосковного УБОП Алексея Окопного, впоследствии ставшего одним из самых известных сотрудников Центра «Э» (эти подразделения были созданы только в 2008 году).

На кладбище милиционеров оказалось еще больше и, как рассказывает Сочнев, местные активисты отмечали, что на траурном шествии присутствовала большая часть состава подмосковного УБОП и уголовного розыска.

«Все это выглядело очень сюрреалистично, кощунственно — толстые лощеные менты, куча камер, больше, чем на митингах, снимают все речи, тычут камерами в лицо, — вспоминает журналист. — До сих пор стоит перед глазами картина: сотрудники кладбища опускают гроб в могилу, а оперативник лезет в нее внаглую с камерой и снимает, пока гроб о землю не ударяется. Отошел он только когда кто-то из родственников начал возмущаться».

Очевидец. Пропавшая банка «Ягуара»

Из УВД Серпухова дело передают следователю СК Целипоткину. — Свидетельница нападения рассказывает о поджидавших Червочкина людях. — «Они явно били того, кого ждали». — Кто-то забирает с места нападения банку из-под «Ягуара» и меняет положение тела избитого.

Дело о нападении на Червочкина находится в производстве следователя Паранина, оперативное сопровождение закрепляется за отделом уголовного розыска УВД по Серпухову, в котором служит сам следователь, и 17-м отделом подмосковного УБОП. За две недели Паранин дает им лишь одно поручение: отработать на причастность к преступлению тех, кто уже был судим за аналогичные нападения, наркопотребителей, алкозависимых и несовершеннолетних, а также «выполнить иные мероприятия, направленные на установление истины по делу». Оперативники отвечают отпиской: «ОРМ к результатам не привело».

На следующий день после того как нацбол, не приходя в сознание, умирает в больнице, зампрокурора Серпухова передает дело в городской отдел Следственного комитета при прокуратуре (СКП), которым руководит Олег Целипоткин. Сначала тот направляет дело своему заместителю, которому поручает назначить экспертизы биты, собрать данные биллинга и провести судмедэкспертизу трупа, однако днем позже все же берет его в свое производство. Первым делом Целипоткин допрашивает пятерых свидетелей.

Первой он допрашивает единственного очевидца нападения — укладчицу шоколадной фабрики Екатерину Булекбаеву. Работавшая в ночную смену женщина рассказывает, что в тот вечер пришла на работу слишком рано и курила у закрытой проходной, когда увидела, как мимо нее со стороны Комсомольского парка прошли два человека в темной одежде и с черными шапками на головах. Хотя лиц этих мужчин она не видела, один из них запомнился ей необычайно грубым голосом.

Не обращая внимания на женщину, они разговаривали — о чем именно, свидетельница вспомнить не смогла — много курили и несколько раз проходили от угла фабрики до входа в парк. Затем Булекбаева увидела, как мужчины зашли внутрь палатки для рабочих с натянутым тентом, после чего туда же направились еще трое мужчин. Один из них запомнился свидетельнице своей кожаной курткой и балахоном под ней, другой — полнотой и толстым черным пуховиком. По мнению Булекбаевой, всем им было от 23 до 25 лет.

«Уже в палатке я увидела у двоих биты в руках, — вспоминает женщина, уточняя, что через несколько минут после этого на улице появился Червочкин. — Один из [них] сказал: "Вот он!". Затем они побежали к нему, догнали под фонарем напротив бывшей бани и начали избивать. Я слышала голос: "Не бейте меня по голове!". Больше никаких голосов я не слышала. "Полный" и еще кто-то били лежавшего на земле битами, остальные ногами. <…> Они явно били того, кого ждали».

Наблюдая за происходящим, Булекбаева стала звонить на проходную, которую наконец-то открыл охранник. Когда они подошли к пострадавшему, тот уже был без сознания. В ожидании милиции и скорой женщина обратила внимание, что в метре от него лежит банка алкогольного напитка «Ягуар». Через какое-то время мимо прошли двое юношей возрастом около 20 лет, также в черной одежде и шапках. Когда те исчезли, Булекбаева, вновь подойдя к избитому, заметила, что банка пропала, а его левая рука, которая лежала на бедре, оказалась сбоку, хотя тот не был в сознании и не шевелился.

Иллюстрация: Виктория Шибаева / Медиазона

Угрозы. «Найдут с проломленной головой»

Невеста и мать рассказывают об угрозах Червочкину со стороны сотрудников УБОП Московской области. — Узнавшему имена милиционеров журналисту «Новой газеты» угрожают отрезать гениталии. — Перед гибелью нацбол получает сообщение «Давай встретимся у книжного».

Невеста Червочкина Анна Плосконосова рассказала на допросе, что за несколько часов до нападения Юрий позвонил ей и сказал, что его и еще троих местных активистов увезли в уголовный розыск для получения расписки о неучастии в назначенном на 24 ноября «Марше несогласных». Около 21 часа они созвонились вновь — тогда Червочкин рассказал, что их отпустили, и он идет домой из интернет-кафе «Портал», в которое зашел, чтобы рассказать о своем задержании в сообществе «Живого журнала» Ru_NBP.

Его пост был опубликован в 20:45: «В Серпухове сотрудники соответствующих органов провели рейд по задержанию потенциальных участников "Марша несогласных". <...> Терехов Василий и Червочкин Юрий были задержаны днем возле своего дома и доставлены в угро (уголовный розыск — МЗ). С ними беседовали сотрудники ФСБ и начальник уголовного розыска. Фсбешники утверждали, что на "Марше несогласных" готовится что-то серьезное, и если дорого здоровье — туда лучше не ездить. Были угрозы и от сотрудников милиции. Через четыре часа все были отпущены».

В разговоре со следователем видевшая этот пост Плосконосова отметила, что угрозы со стороны сотрудников МВД поступали в адрес Червочкина и раньше: «Что касается угроз… Я неоднократно слышала от Юрия, что ему угрожают, иногда сама присутствовала при этом. Ему угрожали неизвестные мне сотрудники УБОП Московской области. Их фамилий я не знаю».

Последний такой случай, вспоминала Анна, произошел за несколько недель до нападения — тогда пара приехала в Одинцовский суд, где должно было рассматриваться уголовное дело об акции на выборах в Мособлдуму. У входа молодых людей остановили трое сотрудников подмосковного УБОП, один из которых показал документы на имя Алексея Окопного. «Один из людей, который был вместе с Окопным, сказал Юрию, что если тот не прекратит заниматься политической деятельностью, то его могут закопать, что его никто не найдет», — говорила она.

Третьим допрошенным свидетелем стал несовершеннолетний внештатный корреспондент «Новой газеты» Ростислав Богушевский. Молодой человек рассказал, что после нападения связался с Сергеем Аксеновым, который был одним из лидеров коалиции «Другая Россия» — в то время в нее входили как нацболы, так и либералы с правозащитниками, а в 2010 году партию с таким же названием основали бывшие члены НБП. Богушевский хотел самостоятельно расследовать нападение, поэтому Аксенов передал ему контакты родственников Червочкина и устроил встречу с журналистом Сочневым.

Тот рассказал корреспонденту «Новой газеты», как Червочкин позвонил ему вечером 22 ноября и сообщил, что за ним следят сотрудники УБОП Московской области — ранее они уже задерживали нацбола, и были ему знакомы. Источники, с которыми его связал Сочнев, назвали Богушевскому имена милиционеров из этого подразделения, ранее уже угрожавших Юрию — ими оказались лейтенант Александр Цопин и майор Илья Никитин. Хотя Богушевский так и не опубликовал эту информацию, 13 декабря, вспоминал он на допросе, на его мобильный позвонил неизвестный и сказал: «Не прекратишь заниматься делом Червочкина, и твои гениталии найдут отдельно от тебя».

Признанная потерпевшей мать Червочкина Надежда была допрошена лишь 17 декабря, хотя она чуть ли не с боем пыталась прорваться к следователю. Работавшая садовником женщина, которая не могла позволить себе адвоката, рассказала следователю Целипоткину, что Юрий никогда не упоминал при ней о недругах среди политических оппонентов, однако неоднократно говорил об угрозах со стороны анонимных сотрудников УБОП и некоего майора ФСБ Федорова. «Хочу обратить внимание на то, что, со слов Юры, ему угрожали, что его найдут с проломленной головой. Угроза сбылась», — сказано в протоколе ее допроса.

Обращала Червочкина внимание следователя и на то, что в телефоне сына, который ей вернули после его гибели, она обнаружила два входящих звонка с неизвестных городских номеров в 20:11 и 20:10, один — с мобильного в 18:44, а в 18:30 — сообщение от человека, записанного в телефонной книжке как «Женя Малой»: «Давай встретимся у книжного». Тогда следователя эта информация не заинтересовала.

Вслед за ней был допрошен нацбол Сергей Баранов, знакомый с Червочкиным по «Маршам несогласных». Молодой человек рассказал, что 3 декабря его задержали в аэропорту Домодедово, после чего к нему приехал старший лейтенант подмосковного УБОП Дмитрий Астафьев, по мнению свидетеля, возглавлявший в нем отдел по борьбе с экстремизмом.

«Астафьев спросил меня, знаю ли я, что произошло с Червочкиным. Я на тот момент ничего не знал. Он мне сообщил, что Юра избит, но они этого не делали. Астафьев сказал мне, что Владимиру Ковердяеву (лидер подмосковных нацболов, в отношении которого 2 ноября 2007 года было возбуждено дело о хранении героина; в августе 2008 года его приговорили к 2,5 тысячам рублей штрафа — МЗ) подбросили наркотики, Юру избили и неизвестно, выживет ли он. Дальше Астафьев сказал, чтобы я передал своим, что таким образом до Нового года они уберут еще трех человек», — уверял активист.

Взаимодействие. И саботаж оперативников

Сотрудники УБОП и УВД Серпухова отрицают свою причастность к нападению. — Целипоткин утяжеляет расследуемую статью. — Серпуховские милиционеры оставляют поручения следователя без ответа или присылают отписки. — Совещание в УВД Серпухова и беседы с «экстремистски настроенными гражданами». — Все версии следователя Целипоткина.

Поскольку соратники Червочкина и свидетели прямо заявляли о возможной причастности к нападению сотрудников УБОП Подмосковья и милиционеров из УВД по Серпухову, а именно эти подразделения осуществляли оперативное сопровождение по уголовному делу, в СКП попросили выделить для расследования сотрудников отдела собственной безопасности (ОСБ) главного управления МВД по Центральному федеральному округу. Однако подмосковных милиционеров от дела так и не отстранили.

Тогда же руководство подмосковного ГУВД распорядилось провести служебную проверку, в рамках которой были опрошены Алексей Окопный и другие оперативники — все они сказали, что никогда не применяли к Червочкину каких-либо «мер воздействия» или «противоправных действий». При этом сотрудники серпуховского отдела уголовного розыска Сергей Коньков и Никита Карпов подтвердили, что за 40 минут до нападения высадили нацбола и другого задержанного активиста Терехова на остановке «Площадь 49-й армии» — в трех километрах от места нападения. По их словам, в тот район они поехали на совещание участковых, а активисты потребовали подбросить их.

По итогам проверки, которая заняла три месяца, был наказан лишь следователь Паранин, не изъявший в ходе осмотра места происшествия образцы крови, допустивший процессуальные нарушения и не принявший «мер к установлению события преступления и изобличению лиц, виновных в его совершении». Он получил выговор.

«Окончательные выводы о причастности сотрудников УБОП к совершению противоправных действия в отношении Червочкина будут сделаны по окончании производства по уголовному делу. Подтвердить или опровергнуть причастность сотрудников милиции к причинению телесных повреждений Червочкину не представляется возможным из-за существенных противоречий в показаниях сторон, которые могут быть устранены лишь следственным путем», — постановили в управлении собственной безопасности ГУВД Московской области.

В разгар новогодних праздников, 5 января 2008 года, следователь Целипоткин решил переквалифицировать дело на часть 4 статьи 111 УК — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего и совершенное группой лиц из хулиганских побуждений. Это становится возможным благодаря результатам судмедэкспертизы, установившей, что все многочисленные повреждения на теле нацбола — многооскольчатые переломы костей свода и основания черепа, гематомы лобной кости, ушибы головного мозга и перелом костей кисти — возникли одновременно 22 ноября 2007 года из-за «неоднократных ударных травматических воздействий тупых твердых предметов».

Тогда же была готова и биологическая экспертиза фрагмента биты — подходящих для анализа следов на ней не нашлось. Поскольку в своих рапортах милиционеры указали, что камеры наружного наблюдения в месте нападения не работали, Целипоткин пытается выйти на след преступников другими способами.

Еще до Нового года он выписал на имя начальника УВД по Серпухову Андрея Шебалина десяток разнообразных поручений, однако на многие из них тот даже не ответил. Когда следователь запрашивает информацию о действующей в городе ОПГ «Карандаши», участники которой неоднократно пользовались бейсбольными битами, в городской милиции говорят, что эти материалы засекречены. Шебалин предоставляет Целипоткину номера базовых станций сотовой связи, работавших возле места нападения, но выяснить, зафиксировали ли они соединения с мобильных телефонов кого-либо из местных милиционеров, следователь не может — в УВД на просьбу предоставить их номера просто не отвечают. Тем не менее, следователь просит суд разрешить провести выемку данных биллинга по этим станциям и получает одобрение, но в итоге они так и не попадают в материалы уголовного дела.

Предполагая, что свидетельница нападения Бекбулаева узнает кого-либо из оперативников на видеозаписях, которые милиционеры вели на похоронах Червочкина, следователь просит организовать их просмотр. В серпуховском УВД же заявляют, что запрос о предоставлении материалов съемки был направлен в соответствующие отделы, но ответа на него так и не поступило. Видео свидетельнице так и не показали.

«При выполнении указанного поручения прошу соблюдать срок, установленный частью первой статьи 152 УПК РФ — 10 дней», — настойчиво указывает Целипоткин в каждом постановлении, но ответы приходят с опозданием или не приходят вовсе.

Из УВД Серпухова следователь получает лишь карту-схему с места происшествия и материалы об оперативном совещании, на котором обсуждались профилактические беседы с местными активистами «Народно-демократического союза» Михаила Касьянова (он выступал организатором того «Марша несогласных») и семнадцатью «экстремистски настроенными гражданами», в число которых, вероятно, попал и Червочкин.

Из протокола этого совещания выясняется, что председательствовал на нем начальник криминальной милиции городского УВД Андрей Борисенко, а присутствовали начальник отдела уголовного розыска Александр Черный, его заместитель Александр Иванов, замначальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями Вячеслав Цуркан, майор ФСБ Александр Свинаренко, оперативник 17-го отдела УБОП по фамилии Макаров и старший оперативник уголовного розыска Татьяна Андреева.

Итоги своего непродуктивного общения с УВД Серпухова следователь подвел в справке по уголовному делу, в которой указал все возможные версии и их обоснование:

— убийство совершено или организовано сотрудниками УБОП по Московской области или сотрудниками отдела уголовного розыска криминальной милиции УВД Серпухова («Червочкин активно занимался политической деятельностью», «со слов матери, в его адрес со стороны сотрудников УБОП неоднократно высказывались угрозы физической расправы»);

— убийство совершено политическими конкурентами Червочкина («активно занимаясь политической деятельностью, Червочкин мог вступить в конфликт с политическими оппонентами»);

— убийство совершено из хулиганских побуждений или в результате разбойного нападения («у Червочкина могли иметься ценные вещи и деньги, кроме того, учитывая дерзкую манеру поведения потерпевшего, он мог подвергнуться нападению на улице»);

— убийство совершено на бытовой почве («Червочкин характеризуется как упрямый, конфликтный человек, вследствие чего у него могли быть многочисленные недоброжелатели из числа его знакомых»).

В этой же справке он указывает на полное отсутствие оперативного сопровождения по делу.

Иллюстрация: Виктория Шибаева / Медиазона

Беседа. «Они валяют дурака»

Полтора месяца после преступления. — Целипоткин наконец допрашивает второго задержанного активиста и журналиста, говорившего с Червочкиным перед нападением. — Следователь жалуется журналисту, что оперативники мешают расследованию. — «Говорит, они вообще над ним издеваются».

Расследование продвигается крайне медленно. Хотя о том, что последними с Червочкиным общались журналист Сочнев и оппозиционер Терехов, следователю Целипоткину стало известно практически сразу, допросил он их лишь 9 и 6 января.

23-летний активист Василий Терехов на допросе назвал себя сторонником «Народно-демократического союза» Михаила Касьянова и рассказал о событиях 22 ноября, когда оперативники увезли его из дома в здание городского УВД. Через полчаса, говорил Терехов, туда же был доставлен и знакомый ему по оппозиционным акциям Юрий Червочкин — он слышал, как в соседнем кабинете нацбол на повышенных тонах разговаривает с одним из сотрудников.

Около 20 часов обоих посадили в милицейский УАЗ вместе с водителем и одним из оперативников и довезли до улицы Чернышевского, где жил Терехов. Активисты немного постояли у дома, а затем «Юрий попросил 30 рублей на автобус, потому что ему надо было проехать до интернет-кафе, чтобы поместить информацию о задержании».

Журналист Сочнев говорит, что его допросили только после того, как он сам дозвонился до Целипоткина: «Время идет, у меня ни одной повестки, ни одного звонка, и я решил сам к нему обратиться. Говорю: "Ну что такое, я с ним разговаривал за час до смерти, а вы не вызываете, как-то странно?" В итоге он вызвал, но разговаривали мы с ним час, а в протокол вошел лишь маленький отрывок. Его скорее интересовали не факты по дню гибели, а какие-то партийные дела, кто с кем общается, кто в какой партии состоит, не было ли у него с другими нацболами конфликтов. Больше всего он пытался меня убедить, что к этому делу причастен [начальник серпуховского уголовного розыска] Черный. Что это типа не УБОП, а этот Черный. Мол, на совещании тот был, и вообще это он. Я говорю, ну, может, он его и допрашивал, но угрозы поступали-то не от него, да и Юра сказал, что он видел хвост людей из УБОП, а не из угро. Он прекрасно различал милиционеров и никогда их не смешивал, а когда он мне звонил, он сказал, что за мной идут два человека из УБОП, что они участвовали в моих допросах — то есть не в сегодняшнем, а в том, что было раньше, допросов-то у него море было».

По словам Сочнева, в ходе «неформальной беседы» Целипоткин «слезно жаловался», что оперативники не дают ему работать: «Я уже сколько запросов написал, что нужны записи с камер наружного наблюдения, что я знаю, что они там есть, но они говорят, что их нет, валяют дурака».

«Вообще такой серьезный мужик, на убийцу похож — у него даже в кабинете стояла на полке огромная резиновая елда, типа подарок от подчиненных, которая, видимо, должна говорить о его отношении к работе. И тут при разговоре с ним я понимаю, что он абсолютно не в своей тарелке находится, что это не его дело — он постоянно говорит, что, мол, он спец по убийствам, по криминалу, а тут какая-то ерунда про политику, что это не его совсем, что все его пытаются как-то обмануть, никто не желает работать», — описывает следователя журналист.

«У меня к нему на тот момент два вопроса было: про допрос убоповцев — он сказал, что смысла их допрашивать нет, все равно ничего не скажут — и про биллинг по базовым станциям, про который он сказал, что его должны были сделать опера, но как они сделают, если этот биллинг покажет, что это те самые опера из УБОП и звонили на том месте. С его слов я понял, что и речи о нормальном расследовании идти не может, потому что, говорит, они вообще над ним издеваются — место убийства было тщательно отфотографировано в день нападении и спустя несколько суток, а местные менты ему все обещают прислать [снимки], но ничего не присылают. А когда папка из УВД наконец дошла, он ее открыл, а там одна фотография, и вообще не из того места даже», — вспоминает Сочнев.

Содержательная часть допроса Алексея Сочнева выглядит в итоге в протоколе так: «22 ноября Червочкин [звонил мне трижды на редакционный номер]. Первый звонок был утром — он сообщил, что накануне "Марша несогласных" за ним и его соратниками было установлено наружное наблюдение. Второй звонок был в 15:30, [но трубку взял не я], и он передал, что был задержан. […] Около 21 часа Червочкин опять позвонил и сказал, что все хорошо, задерживали его УБОП и уголовный розыск, а из интернет-кафе он послал более подробную информацию и идет домой. После этого Червочкин сказал, что за ним идет хвост. Я спросил, кто и сколько. Червочкин сказал, что четверо, двое участвовали в его допросах. Я спросил его: "Это УБОП?". Червочкин ответил: "Похоже, да"».

Фамилии. «Убийц оппозиции — к ответу»

Две нацболки рассказывают об угрозах со стороны сотрудников подмосковного УБОП и лично Алексея Окопного. — Руководство партии называет имена и других милиционеров, возможно, причастных к нападению. — Оппозиционеры начинают собирать досье на правоохранителей.

К 17 января 2008 года с момента гибели нацбола проходит уже 40 дней. Поскольку СКП не оповещает потерпевшую Надежду Червочкину о следственных действиях, соратники нацбола выходят на митинг с требованием объективного расследования и растягивают у здания прокуратуры Московской области огромный черный транспарант с надписью «Убийц оппозиции — к ответу!». Днем позже лидер «Другой России» Эдуард Лимонов проводит пресс-конференцию, на которой две активистки — Вера Михайлова и Вера Вишейко рассказывают об угрозах со стороны сотрудников милиции.

По словам Михайловой, за два дня до нападения на Червочкина, когда она выходила из квартиры на окраине Москвы, к ней подошли трое мужчин — они представились милиционерами, задержали ее и отвезли в здание подмосковного УБОП. Там оперативник Алексей Окопный угрожал активистке увольнением с работы, давлением на родителей и «более жесткими мерами». Вишейко же рассказала, что столкнулась с подмосковными милиционерами, среди которых был Окопный, 16 ноября 2007 года в Орехово-Зуево — они отвезли девушку в здание городского УБОП и предупредили, что если она не прекратит свою политическую деятельность, то «упадет под электричку или поезд, либо закончит жизнь в тюрьме».

На той же пресс-конференции нацбол Сергей Аксенов огласил известные оппозиционерам имена сотрудников подмосковного УБОП, угрожавших Червочкину: к фамилиям Окопного, Цопина, Астафьева и Никитина добавляются Сабель, Филиппов и Орлов.

«ФСБ опытным костоломам передала уличную работу с политическими активистами. ФСБ выглядит на их фоне, стыдно признаться, более интеллигентной структурой», — констатирует лидер партии Эдуард Лимонов.

Как объясняет журналист Сочнев, установить фамилии удалось благодаря смс с угрозами из телефона Червочкина и документам об обысках, проходивших в его квартире по делу о применении насилия к милиционерам. «Окопного в этих документах не было, и его установили совершенное случайно — начали искать, а он выложил в "Одноклассниках" свою знаменитую фотографию, где он в плаще и с подписью — Алексей Окопный. Опознала его подруга Юры Аня Плосконосова», — вспоминает он.

Сочнев добавляет: «Тогда вообще среди оппозиции не было принято интересоваться именами полицейских, не было их восприятия как противников, которые угрожают жизни — было достаточно наивное представление. И вот именно с убийства Червочкина началась эта традиция отслеживать тех, кто к подобному причастен, пытаться установить, потому что эта смерть произвела на всех ужас, шок — это было не избиение дубинками на акции, а настоящее убийство».

Тупик. Целипоткину никто не пишет

В прокуратуре указывают на недостаточность расследования. — Целипоткин допрашивает милиционеров из УБОП Подмосковья и УВД Серпухова. — «Женю Малого» никто найти не может. — Расследование приостанавливается.

16 января проверку уголовного дела заканчивает старший прокурор-криминалист по фамилии Пустовалов — он указывает, что Целипоткин не выполнил почти 40 следственных действий, в частности, не нашел угрожавшего Червочкину «майора Федорова» и отправившего нацболу смс «Женю Малого», о которых говорила мать погибшего, не установил местонахождение палатки под тентом, которая исчезла после преступления, не допросил оперативника Окопного и милиционеров, с которыми нацбол совершил свою последнюю поездку на машине.

Следователь вновь начинает выписывать поручения, правда, теперь они адресуются не УБОП и серпуховскому УВД, а отделу собственной безопасности управления МВД по Центральному федеральному округу. Отослав повестки на допрос лидерам НБП — Эдуарду Лимонову, Александру Аверину и Сергею Аксенову — следователь просит оперативников найти человека, угрожавшего журналисту «Новой газеты», узнать, есть ли камеры наблюдения в торговом центре, где расположено интернет-кафе «Портал», и выяснить, размещал ли Червочкин оттуда какую-либо информацию.

Большинство запросов ОСБ игнорирует. На просьбу установить личности милиционеров УБОП, осуществлявших оперативные мероприятия в отношении погибшего, которые тот мог принять за слежку, следователю спустя месяц издевательски отвечают: «В настоящее время по вашему запросу проводятся оперативно-розыскные мероприятия. Об их результатах будет сообщено дополнительно».

18 февраля Целипоткин, понимая, что расследование заходит в тупик, просит начальника подмосковного УБОП организовать прибытие на допрос в качестве свидетелей его подчиненных Окопного, Цопина, Никитина, Астафьева и других сотрудников, которые когда-либо проводили оперативные мероприятия в отношении нацбола Червочкина.

На допросе Алексей Окопный говорит, что собирал информацию об активистах НБП, но погибшего видел лишь один раз в жизни — летом 2007 года в своем служебном кабинете, куда он вызвал Червочкина для беседы. Там нацбол отказался разговаривать с оперативником. В Серпухове, говорил Окопный, он тоже был лишь раз — в день похорон Червочкина. На вопрос о том, кто был заинтересован в убийстве, он предположил: «Возможно, в этом заинтересованы сторонники НБП, чтобы в преддверии выборов поднять рейтинг своей партии».

Иллюстрация: Виктория Шибаева / Медиазона

Оперативники Александр Цопин и Дмитрий Астафьев сказали, что и вовсе не были знакомы с Червочкиным. Судя по протоколам, текст ответа в которых занимает не больше одного абзаца, задавать им вопросы об угрозах Червочкину следователь не стал. 8 апреля он допрашивает серпуховского оперативника Никиту Карпова, который был в машине с Червочкиным и Тереховым. По словам Карпова, когда он предложил коллеге съездить на встречу с участковыми в районе улицы Чернышевского, нацбол попросил подвезти его. Милиционер высадил молодых людей на площади 49-й Армии, и больше никогда Червочкина не видел.

Последним допрошенным сотрудником милиции стал начальник серпуховского уголовного розыска Александр Черный; именно он принимал решения о том, что отвечать — и отвечать ли — на поручения следователя Целипоткина. Рассказав о совещании 22 ноября, о котором следователю было известно уже больше четырех месяцев, милиционер заявил, что после этого ушел домой и судьбой Червочкина не интересовался.

Одна из последних зацепок Целипоткина — отправивший нацболу сообщение о встрече возле книжного «Женя Малой» — исчезает в середине апреля, когда из УБОП приходит ответ о том, что по указанному номеру отвечает мужской голос, который тут же сбрасывает трубку; формально номер зарегистрирован на женщину, которая даже не знает об этом.

23 апреля следователь выносит постановление о приостановке расследования в связи с отсутствием подозреваемых. В постановлении Целипоткин отмечает, что сотрудники милиции отрицают свою причастность к преступлению, а в показаниях знакомых Червочкина «преобладает эмоциональная оценка произошедшего», и они не могут сказать об угрозах ничего конкретного.

«В то же время установлено, что после проведения профилактической беседы с Червочкиным сотрудники уголовного розыска доставили его на остановку "Площадь 49-й Армии". Также установлено, что группа мужчин, напавших на Червочкина, целенаправленно его ожидала, а увидев его приближение, сразу же напала. Таким образом, оперативники уголовного розыска, а через них иные лица, могли знать, что Червочкин после своего задержания пойдет в интернет-кафе <...> и могли организовать нападение на него или передать информацию заинтересованным лицам. Кроме того, само нападение и последующее поведение нападавших, которые приняли меры по уничтожению следов преступления, свидетельствуют о наличии определенных навыков противодействия следствию, что может указывать на профессиональную подготовку лиц, совершивших преступление, или полученную ими консультацию», — констатирует следователь.

Он добавляет, что до конца проверить эту версию оказалось невозможно: «Ответы на отдельные поручения следователя органов дознания в большинстве случаев имели формальный характер, а на наиболее значимые поручения ответы получены не были».

Другие дела следователя Целипоткина

Олег Целипоткин вскоре перешел в отдел по особо важным делам СКП по Московской области. В 2009 году он возглавил расследование дела главы преступной группировки «Татары» Алексея Храмушина. Через некоторое время «Новая газета» опубликовала расшифровку телефонных переговоров между зятем Храмушина — командующим ВДВ генерал-лейтенантом Владимиром Шамановым — его сыном Юрием, полковником ВДВ Вадимом Паньковым и другими людьми. Речь шла об обыске, который следователь Целипоткин 18 августа проводил на принадлежащем Храмушину заводе «Спорттэк».

Из разговоров следует, что, узнав о визите следователя на завод, генерал Шаманов позвонил полковнику Панькову и приказал направить туда отряд спецназа: «И там фамилия одна: Целипоткин, ***** [черт подери]. Вот этот человек должен быть интернирован, ***** [черт подери]. <…> Пока я еду из Иваново, ***** [черт подери], никого оттуда не выпускать, этих, ***** [черт подери]. Фамилия, ***** [черт подери], Целипоткин, ******** [чертов], это отдельный клиент, который должен стоять перед тобой, ***** [черт подери], когда я приеду. Вперед, ***** [черт подери]!».

Позже генерал признал факт разговора, отметив, что тот был вырван из контекста. По данным «Комсомольской правды», в день обыска в «Спорттэке» Целипоткин был избит, после чего стал ездить на работу в сопровождении вооруженной охраны. Сам следователь отрицал информацию об избиении — по его словам, на заводе он успел изъять важные документы, после чего позвонил представитель Храмушина и сообщил, что туда выехал спецназ ВДВ. Тогда следователь связался с руководством и уехал из «Спорттэка». Генерал Шаманов в итоге получил предупреждение о неполном служебном соответствии, Храмушина же приговорили к 10 годам колонии.

В 2011 году Целипоткин расследовал дело предполагаемого организатора подпольных казино Ивана Назарова — впрочем, этот эпизод «дела подмосковных прокуроров» закончился снятием с Назарова всех обвинений.

В 2015 году в его производство попало дело, потерпевшим по которому был признан 20-летний гей из Нижнего Новгорода Егор Панин: по версии следствия, его друг Ярослав (имя изменено) держал Панина в сексуальном рабстве. При этом сам молодой человек утверждал, что Ярослав лишь приютил его на пару недель, когда он сбежал от матери, узнавшей о гомосексуальности сына.

Допрос у Целипоткина Ярослав описывал так: «Он прямо говорил, что я тут расследую криминальных авторитетов, а мне тут дело ваше идиотское подсунули. Он себя вел так, как будто знает, что в деле нет никакого состава преступления, что он на моей стороне. На самом допросе я начал рассуждать, что состава преступления нет, он посмотрел на мою маму и сказал: "Вы знаете, я с ним согласен", но тут же объяснил, что раз уж дело спустили, придется его расследовать». С тех пор Ярослав в розыске, дело приостановлено.

Сегодня Олег Целипоткин служит замруководителя следственного управления по СВАО ГУ СК по Москве в звании полковника.

Тишина. Расследование не возобновляется

Дело передается из одного следственного отдела в другой. — Следователи делают вид, что работают над ним, но никаких результатов нет. — Отчаявшись, мать Червочкина прекращает писать жалобы.

В начале июня отдел процессуального контроля управления СКП по Подмосковью отменяет постановление Целипоткина о приостановке расследования. В решении указаны практически те же недочеты, что и несколькими месяцами ранее. Все лето дело лежит в прокуратуре Серпухова, поскольку прокурор, взявший его на проверку, ушел в отпуск, оставив материалы в своем рабочем кабинете.

Мать погибшего в это время пишет на имя руководителя СКП Александра Бастрыкина письмо с просьбой передать дело на областной уровень, но вместо этого его возвращают Олегу Целипоткину. Тот успел выписать только постановление о возобновлении дела, после чего руководство СКП решило передать расследование в следственный отдел по Кашире — там его сначала приостанавливают, а в феврале 2009-го возобновляют после очередной жалобы Надежды Червочкиной.

Новый следователь Мешков выписывает постановление о заведомо провальной молекулярно-генетической экспертизе обломка биты — из-за того, что первой была проведена экспертиза биологическая, все следы уже были стерты — и допрашивает участников совещания в день нападения, которых не смог допросить Целипоткин: сотрудника ФСБ Александра Свинаренко, начальника отдела кадров УВД Серпухова Александра Иванова и начальника местного ОБЭП Вячеслава Цуркана.

Впрочем, ничего интересного милиционеры не говорят, а протоколы их допросов выглядят идентично: все свидетели уверяют, что обсуждали лишь необходимость провести с ним и другими активистами профилактическую беседу. Оперативник Карпов, который вместе с коллегой Коньковым подвозил активистов из отдела, и вовсе заявил, что уже ничего не помнит. Последним пристанищем дела об убийстве нацбола стал отдел по особо важным делам подмосковного управления СКП, где его взял себе следователь Соловьев.

Надежда Червочкина говорит, что к тому времени уже перестала писать жалобы, понимая их бессмысленность. По ее словам, при знакомстве следователь Соловьев сказал: «Такие дела расследуются или по горячим следам, или чисто случайно. Ваша единственная надежда, что через каких-нибудь 15 лет кто-нибудь на зоне признается, что это он совершил».

Мать нацбола вспоминает, что тогда его соратники еще проводили акции с требованием расследовать покушение, сама она тоже выходила с пикетом на Красную площадь, но следователь попросил прекратить акции: «"Подождите, подождите, мы наступили на след очень высоких людей, и типа я на них вышел, на этих людей, но их нужно не спугнуть, а вы митинги всякие проводите, это может спугнуть их". То есть он уверял, что расследует, подбирается к каким-то там высоким людям. Но так ни к кому не подобрался. Он вообще ничего не сделал».

Этот следователь тоже несколько раз приостанавливал и возобновлял расследование. Последнее постановление он вынес 14 октября 2009 года, и оно практически не отличается от документа, за два года до того составленного следователем Целипоткиным. В то, что следствие когда-нибудь возобновится, мать Червочкина уже не верит.

«Что через два года, что через десять лет было понятно — такие дела расследуются только по горячим следам, к тому же если учесть, что это явно политическое дело, явно связанное с правоохранительными органами. Это однозначно, но недоказуемо — я уверена, что милиционеры либо наняли кого-то, либо за какую-то услугу, например, освобождение из СИЗО, отправили кого-то совершить это. Понятно, что лично Окопный этим не занимался, но он к этому отношение имеет. На мой взгляд, был здесь и предатель — Терехов, ехавший с Юрой в машине, позвонил кому надо, а кто надо выпустил уголовников, которые сделали это черное дело», — уверена она.

Алексей Сочнев тоже предполагает, что Терехов сыграл свою роль в преступлении — по словам журналиста, он пытался отыскать этого человека, однако после допроса тот «просто исчез».

Эпилог. Призрачная надежда

По подсчетам «Медиазоны», следователь Олег Целипоткин получил от милиции ответы менее чем на четверть своих поручений, но не стал обжаловать бездействие оперативников в суде. Тем не менее, Надежда Червочкина уверена, что Целипоткин единственный, кто действительно пытался найти убийц ее сына.

«Он пытался расследовать в меру своих сил, но, конечно, оперативники, которые это сделали, все саботировали. Он единственный, кто попросил у меня прощения. Это дорогого стоит. Когда у него дело забирали, я с ним встречалась, и он чисто по-человечески попросил прощения. От души — просто за то, что не смог довести дело до конца. На меня он произвел все же впечатление положительное. Может быть, копытом не рыл землю, но в то же время человеческие реакции у него были. Он хотя бы пытался», — говорит Червочкина.

В мае 2018 года, больше чем через десять лет после гибели Юрия Червочкина, заключивший соглашение с его матерью адвокат Ильнур Шарапов подал руководителю Следственного комитета Александру Бастрыкину жалобу, в которой указал, что ни один из следователей так и не провел все необходимые следственные мероприятия. Адвокат попросил возобновить дело.

«Понятно, что дело саботировалось, что Целипоткин отсутствие ответов на его поручения обжаловать не мог — это все-таки внутренняя кухня. Но мое внутреннее убеждение, что виновных по-прежнему можно найти. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в деле есть решение суда об изъятии данных биллинга с базовых станций, что они все же изымались, и их можно было пробить по номерам телефонов этих оперов. Но этого сделано не было — кто-то этот биллинг, видимо, положил в стол, где он, вероятно, до сих пор и лежит. Это единственная надежда, хоть и призрачная», — говорит Шарапов.

Ответ на жалобу он до сих пор не получил.

Редактор: Егор Сковорода