30 июля в России вступили в силу поправки, меняющие правила работы ОНК. Новый закон регламентирует проведение фото- и видеосъемки, ограничивает круг тем, которые наблюдатели могут обсуждать с заключенными, и запрещают организациям, признанным «иностранными агентами», выдвигать кандидатуры в ОНК. «Медиазона» разобралась, насколько всерьез теперь изменится работа общественных комиссий.
Общественные наблюдательные комиссии (ОНК) были созданы в 2008 году как орган, контролирующий соблюдение прав человека в местах принудительного содержания. Члены ОНК могут свободно посещать заключенных и арестованных в СИЗО, колониях и спецприемниках и проверять условия их жизни. Срок полномочий ОНК составляет три года. Кандидатов в комиссию выдвигают общественные организации, а окончательный состав утверждает Общественная палата.
Поправки вносятся в ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» и ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». Законопроект поступил в Государственную думу еще в 2015 году, но до финального третьего чтения дошел только спустя три года.
Согласно поправкам, теперь члены ОНК могут проводить кино-, фото- и видеосъемку с письменного разрешения подозреваемого или обвиняемого для фиксации нарушений его прав. Член Общественной наблюдательной комиссии Москвы Евгений Еникеев, с одной стороны, считает это новшество полезным, потому что теперь право членов ОНК снимать в СИЗО и колониях прописано в законе. С другой стороны, согласно поправкам, съемка должна осуществляться в «местах, определяемых администрацией места принудительного содержания, в порядке, установленном федеральным органом исполнительной власти, в ведении которого находится данное место содержания под стражей». Еникеев предполагает, что ссылка на «установленный порядок» оставляет простор для злоупотреблений со стороны руководства СИЗО и колоний.
«Приведу в пример "Лефортово". У них в сентябре или октябре начался ремонт двух корпусов. Сейчас он уже в принципе закончился. Нам даже показали новые камеры — там поставили нормальные туалеты, новые телевизоры и холодильники, провели централизованную антенну и горячую воду. И может случиться так, что приду я с фотоаппаратом, и мне скажут: "Евгений, вот мы вам разрешаем фотографировать только в новых камерах"», — размышляет член ОНК.
Еникеев напоминает, что возможность фото- и видеосъемки была зафиксирована еще в приказе ФСИН №652 от 2008 года о порядке посещения членами ОНК учреждений уголовно-исполнительной системы, но в законах, регулирующих деятельность комиссий, соответствующей нормы не было, и на практике решение оставалось за тюремным начальством. В большинстве случаев ФСИН на запросы Еникеева о проведении съемки отвечала отказом. Член ОНК Петербурга Екатерина Косаревская рассказала «Медиазоне», что у нее и коллег сотрудники ФСИН требовали письменное разрешение начальника петербургского управления службы — наблюдатели направляли запросы на съемку, но никогда не получали ответа. Еникеев напоминает, что в 2012 году ОНК Свердловской области добилась права на съемку в исправительной колонии в суде; в 2017-м суд у петербургской ИК-6 выиграла наблюдатель Яна Теплицкая, которая оспорила запрет на пронос видеокамеры в учреждение. Впрочем, потом решение было отменено в апелляции.
Кроме того, согласно новым правилам, объекты, «обеспечивающие безопасность и охрану подозреваемых и обвиняемых» можно будет снимать на фото и видео только с письменного разрешения руководства места содержания под стражей. Еникеев предполагает, что этот пункт касается сторожевых вышек, заборов, колючей проволоки и дверей камер. Такое же требование было ранее прописано в приказе ФСИН.
Новый законопроект также запрещает членам ОНК обсуждать с подозреваемыми и обвиняемыми вопросы, не относящиеся к «обеспечению их прав». В случае нарушения этого правила беседу будут «немедленно прерывать». Члены ОНК говорят, что раньше они могли общаться с арестованными на любые темы: передавать им слова близких, обсуждать подробности уголовных дел и предавать гласности незасекреченные подробности расследования. Кроме того, разговоры на отвлеченные темы помогали добиться доверия между наблюдателем и заключенным, морально поддержать или успокоить его.
«По моему мнению, для человека, который находится в условиях изоляции, очень важно помнить о том, что существует окружающий мир. Что люди рождаются свободными и равными и могут говорить на равных. Поэтому мне при посещении всегда хотелось добавить живой разговор, просто потому что это тоже касается прав человека», — говорит Косаревская.
Теперь члены ОНК смогут обсуждать с заключенным только непосредственно касающиеся его вопросы — отношения с сокамерниками, бытовые условия в СИЗО, колонии или ИВС, вопросы оказании медицинской помощи. Еникеев предполагает, что это новшество значительно ограничит возможности наблюдателей, которые одновременно работают журналистами и посещают известных арестантов ради интервью.
Кроме того, наблюдатели опасаются, что новый закон, если следовать его формулировкам буквально, будет использован против заключенных, которые готовы рассказать о пытках или избиениях, имевших место еще до того, как их отправили в СИЗО или ИВС — например, при задержании или в машине. «Это может помешать, потому что незаконное применение физической силы — избиения, пытки и все такое — могут происходить до того, как человека отправили в место принудительгого содержания. И получается такая ситуация, что по закону он нам об этом рассказать уже не сможет, потому что это было за пределами места принудительного содержания — СИЗО, ИВС или отделения полиции», — размышляет Еникеев. Косаревская, в свою очередь, отмечает, что формально поправки не касаются задержанных и уже осужденных: закон говорит только о подозреваемых и обвиняемых.
О пытках в «пензенском деле» стало известно благодаря тому, что обвиняемый Виктор Филинков рассказал посетившим арестанта в петербургском СИЗО членам ОНК об издевательствах, которым подвергали его сотрудники ФСБ в микроавтобусе в первые сутки после задержания. По словам Еникеева, подобная практика ограничения тем для разговоров давно существует в СИЗО «Лефортово», где содержатся многие высокопоставленные чиновники и фигуранты дел о терроризме и госизмене.
«В Лефортово, когда мы спрашиваем, не били ли вас при задержании, сотрудник нас прерывал и говорил, вы знаете, "задержание" — это процессуальное действие, а в законе написано, что мы не можем вмешиваться в уголовно-процессуальную деятельность, и на этом основании они запрещали заключенным отвечать на наши вопросы, применялись ли к ним какие-то пытки или избиения», — вспоминает Еникеев.
Новый закон также запрещает некоммерческим организациям, признанным «иностранными агентами», выдвигать свои кандидатуры в ОНК. Косаревская рассказывает, что в Петербурге такая практика сложилась еще до принятия поправок — в последний состав комиссии не вошел ни один наблюдатель от организации, наделенной статусом «иностранного агента». Кроме того, по ее словам, во второй раз в состав ОНК редко попадают те, кто эффективно работал в предыдущем созыве. Еникеев в свою очередь отмечает, что в 2014 году Конституционный суд одобрил закон об иностранных агентах, постановив, что он ничем не ограничивает деятельность НКО, наделенных таким статусом. По мнению московского наблюдателя, поправки в закон об ОНК — повод для НКО, признанным «инагентами», снова обратиться в КС.
Поправки наделяют общественные советы при ФСИН и МВД правом жаловаться в Общественную палату на членов ОНК, если те нарушили законодательство; эта норма вызывает особое беспокойство Косаревской. Общественная палата, в свою очередь, может исключить из состава комиссии наблюдателя, на которого поступила жалоба. Раньше лишить члена ОНК мандата можно было только после обращения в Общественную палату самой комиссии или общественной организации, выдвинувшей его кандидатуру. «Это лишает ОНК независимости. Общественный совет при ФСИН — его нельзя назвать независимым органом. Теперь контролирующая структура, осуществляющая общественный контроль, зависит от тех, кого она должна контролировать». По мнению Еникеева, это правило «не сыграет какую-то роль», потому что наблюдателя могли исключить из комиссии и раньше — если вопрос об этом ставила перед Общественной палатой сама ОНК или выдвинувшая его организация.
«Просто немного расширили субъектов, которые могут выходить с таким представлением <..> Общественный совет — это все равно не сам ФСИН и не само МВД, а все-таки другие общественники», — рассуждает Еникеев.
Однозначно положительно члены ОНК оценивают закрепленное в новом законе право проносить в СИЗО или колонию измерительные приборы для контроля за микроклиматом в помещениях без особого разрешения руководства учреждения. Под это определения подходят термометр, люксометр или гигрометр (приборы для замера освещенности и влажности соответственно), но, как отмечает Еникеев, таким прибором нельзя назвать «банальный метр или линейку», необходимые для измерения метража камеры или высоты перегородок между санузлом и жилой зоной.
Еще одним положительным новшеством члены ОНК называют возможность посещать психиатрические больницы, в частности, заключенных, которых отправили на принудительное лечение или на судебно-медицинскую экспертизу. Так, Косаревская рассказала, что новые правила позволят членам петербургской ОНК на днях посетить в стационаре главу карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева, которому назначили новую психиатрическую экспертизу.
Кроме того, в поправках уточняется, что членом ОНК не может стать человек, имеющий неснятую или непогашенную судимость или близких родственников, отбывающих наказание в местах лишения свободы. По словам Косаревской, из списков кандидатов в ОНК в прошлых составах уже негласно вычеркивали тех, у кого была даже погашенная судимость. До нового запрета, рассказала она, членам ОНК, имеющим родственников-заключенных, нельзя было посещать колонии, в которых те отбывали наказание. Еникеев считает, что эта норма «создает определенную опасность и рычаги давления на членов комиссии, которые не нравятся органам».
Некоторые нормы, прописанные в новом законе, давно существовали на практике или изложены других нормативных документах. В частности, это запрет на разглашение сведений о здоровье заключенных без их письменного согласия или рекомендации по составу ОНК, которые Общественная палата региона и местный омбудсмен направляют в совет Общественной палаты.
Наблюдатели сетуют, что, несмотря на долгое ожидание законопроекта, в новых правилах не учли многие предложения правозащитников. Например, члены ОНК по-прежнему лишены возможности посещать людей, содержащихся в конвойных помещениях судов, военных комендатурах, исправительных центрах для отбытия принудительных работ и перевозимых специальным автотранспортом.
По мнению Косаревской, на практике поправки затруднят работу членов ОНК. «Давным-давно просили поправки, чтобы уже было легче, но как обычно, по-моему, сделали хуже. Посмотрим, и раньше закон был. Не идеальный, но все же он исполнялся», — говорит она.
«Я думаю будет примерно плюс-минус то же самое, где-то получше, где-то похуже, но, чтобы сказать, что вот однозначно станет лучше или однозначно станет хуже — пока нет практики. Закон двоякий», — заключает Еникеев.