«Организм начинает поедать свои ткани». Диссидент Сергей Григорьянц о своем опыте голодовок
Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона
Режиссер Олег Сенцов в колонии «Белый медведь» держит бессрочную голодовку уже 31 день. О том, что происходит с человеком во время подобных акций протеста, «Медиазоне» рассказал диссидент и председатель фонда «Гласность» Сергей Григорьянц, который за годы заключения в советское время провел в голодовках около шести месяцев.
Когда я освободился после первого срока (в начале 1980-х — МЗ), множество молодых людей, кончая институты, поскольку они не желали иметь ничего общего с советской властью, шли работать дворниками или в какие-нибудь котельные. Это было очень широкое движение, а не какие-то отдельные люди. И кто-то из моих знакомых считал, что тюрьма при советской власти — вещь неизбежная, и старался меньше есть, привыкать к холоду, и еще что-то такое. Я объяснял: наоборот, в тюрьме выживают здоровые люди. Чем человек здоровее, тем у него больше шансов справиться с тем, что ему предстоит.
Коллективные голодовки
Даже у уголовников, у которых есть определенная система подчинения… когда объявляют коллективные голодовки, присоединяться к ним необязательно. Тут нет дисциплины, потому что даже уголовники хорошо понимают, что это — реальный риск для жизни, и совершенно неизвестно, чем может кончиться голодовка. И поэтому меня очень возмущала эта дура Новодворская, которая детей 17-и и 18-летних призывала голодать (Григорьянц утверждал, что известная диссидентка Валерия Новодворская призывала голодать юных членов «Демократического союза» — МЗ). Это можно делать только от глупости. Нельзя взять на себя ответственность за чужую жизнь.
Самый тяжелый период
Очень трудные дни голодовки — это первые пять дней. Это похоже на обычный голод, а потом организм приспосабливается и начинает поедать свои ткани.
Затем идет, с одной стороны, более спокойный период, с другой стороны — ты резко начинаешь худеть, слабеть. Однажды мне не давали искусственное питание дней пятьдесят, я совершенно спокойно мог подохнуть. По-моему, я уже дня три не пил, потому что кружку ставили у двери, а мне уже трудно было вставать. К тому же была смешная довольно проблема — мне не хватало рук, потому что, в общем-то, ни на какую оправку (в уборную) вывести меня было уже невозможно, ходить я не мог, и мне поставили такой молочный бидон с крышкой. Но с этим молочным бидоном была проблема. Посколько я уже стоял на ногах плохо, то одной рукой мне надо было держаться за стенку, другой рукой мне надо было придерживать крышку этого бидона, которая сама не держалась, а ее надо было откидывать. Ну а третьей, простите меня, придерживать собственные причиндалы. Этой третьей руки у меня уже не было.
Каждый день ко мне приходил врач, стоял над моей койкой и как-то острил, а я ему как-то отвечал или хотя бы вежливо улыбался. В какой-то день мне уже трудно было даже глаза открыть и уж тем более — улыбнуться. И я вдруг услышал над собой совершенно переменившийся голос: «Пропали эмоциональные реакции». По-видимому, для него это был показатель, и именно поэтому он острил. И вот после этого они примерно на 50-й день потащили меня делать искусственное питание.
Искусственное питание
Оно резко изменилось с 1970-х годов, когда я сидел первый раз и когда оно было очень питательным. Туда входили сырые яйца, манная каша, мясной бульон и еще какое-то количество масла или не знаю чего. И это все вперемешку. Позже оно резко уменьшилось по калорийности. Манную крупу заменили какой-то перловкой, яиц больше не было. Вообще с приходом Андропова и особенно Горбачева ко власти резко ухудшился режим содержания в тюрьмах.
Но оно бывает разным. В 1983 году я объявил голодовку с требованием передать мне Библию. Я был под следствием, они были в довольно трудном положении: должен был быть суд, где хотя бы какие-то посторонние люди меня точно увидят. Они довольно быстро начали искусственное питание, но, очевидно, по неопытности молодого врача, мне первым делом влили чудовищно концентрированный, просто черный такой вот мясной бульон. Теоретически это должно было поддерживать силы, и все было бы замечательно, но только он был такой концентрации, что у меня тут же начался такой сердечный припадок, что пришлось вызывать скорую помощь. Такой концентрированный бульон вообще опасен, а для ослабленного человека — в особенности.
[Искусственное питание] все равно недостаточное, в нем нет каких-то важных компонентов, которые есть, когда человек нормально питается. Я описывал случай, который был в одной из тюрем, где я был. Понимаете, там же еще проблема в том, что очень опасно объявлять голодовку, которая направлена именно против администрации именно этой колонии или именно этой тюрьмы, потому что тогда они становятся твоими врагами. Я знал о человеке, который был осужден, по-видимому, совершенно несправедливо, ну и который действительно добился: сначала пришли одни прокуроры, потом другие, потом это дело куда-то поднялось еще выше и в конце концов дошло до Верховного суда, и у него действительно пересмотрели приговор. Но это уже было на пятый месяц голодовки. Ему все это время делали искусственное питание, но тем не менее он уже был так ослаблен, что из тюрьмы он не вышел, еще через месяц он просто умер, уже освободившись.
То есть искусственное питание — это игры в течение какого-то времени, да еще к тому же, как я вам рассказывал, достаточно опасные. Но к тому же в долгой перспективе они все равно ничего не обеспечивают.
Поскольку я голодал не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы чего-то добиться в тюрьме, вот этому втыканию кишки с искусственным питанием я в общем-то не сопротивлялся. Не сопротивлялся по двум причинам: во-первых, потому что у них все равно есть железные расширители, которыми они просто ломают зубы — мне совершенно не хотелось лишиться зубов — и во-вторых, человек уже все-таки сильно ослаблен, любые сильные энергичные действия и сопротивление… Обычно это два здоровенных охранника — что я им могу сделать, да еще голодающий? Они вставляют такой шланг и в воронку из кастрюли наливают эту смесь.
Это не вызывает тошноты, самому ее вызвать довольно трудно и ни к чему. Это не имеет никакого значения, потому что даже с искусственным питанием голодовка — это состояние, в котором ты чего-то добиваешься, которое враждебно администрации и где она заведомо будет стремиться ее прекратить. Это вполне достаточное средство сопротивления кроме того, что опасное.
Повторение самого мучительного периода
Обычно искусственное питание начинают давать день на десятый. На двадцатый-тридцатый день уже совершенно никакого жирового слоя нет, и у любого человека кости лежат прямо на нервных окончаниях — становится больно спать.
Когда однажды мне начали давать искусственное питание на пятидесятый день голодовки, это было очень больно. Меняется что-то с кровообращением, организм начинает перестраиваться на нормальное питание. И на пятый день искусственное питание прекращалось, начиналась нормальная голодовка, повторялся самый мучительный период.
Они так еще дней 50 развлекались. В те дни, когда они делали это вливание, я уже более или менее мог ходить. И они где-то на пути в туалет подложили мне кусок хлеба, который я благополучно украл и прекратил голодовку. Голодовки — это все-таки очень рискованное дело.
Выход из голодовки
Очень важно, и это всегда оговаривается, чтобы на первые дни был белый хлеб или вообще диета. Белый хлеб — потому что очень истончается пищевод, и черный хлеб, да еще такого качества, как в тюрьме, не подойдет.
Результат голодовки, как правило — компромисс. Голодовка — вещь неудобная для лагерей и тюрем, потому что в советское время, хотя там и творилось Бог знает что, две вещи соблюдались. Во-первых, всегда отправляли письмо в прокуратуру, во-вторых, ежедневно лагерь или тюрьма отправляли сводку в управление, где были разные графы о нарушениях, о том, о сем, а в том числе — о людях, отказавшихся от приема пищи. И была довольно жесткая форма.
Если ты голодаешь, это создавало неприятности тюрьмам и лагерям, во-первых. Во-вторых, на десятый день действительно приходил местный прокурор и пытался выяснить, в чем дело. Но через месяц уже появлялся прокурор областной. То есть ты точно мог рассчитать, в течение какого времени и до чего ты можешь дойти.
Сам Сенцов находится в ИК-8 строгого режима в Лабытнанги. «Врачи наблюдают постоянно. Анализы, обследования, капельницы. Как для четвертой недели полета, пилот чувствует себя нормально!» — рассказывал Сенцов в письме о своем состоянии. По словам его сестры, врачи уже предупредили режиссера о возможном отказе почек.
Голодовку в поддержку Сенцова объявляли осужденный вместе с ним делу антифашист Александр Кольченко, украинский военный Александр Шумков, находящийся под арестом в Брянске, заключенный украинец Станислав Клых. Кольченко через 8 дней принял решение о прекращении голодовки.