«Если бы участковый, если бы прокуратура». Дознаватель из Уфы получила условный срок за то, что не предотвратила смерть женщины-инвалида от рук приемного сына

«В Уфе приемный сын несколько дней избивал и убил мать-инвалида» — примерно так башкирские издания озаглавили новости, написанные по пресс-релизу Следственного комитета 16 ноября 2016 года. В официальном сообщении ведомство не распространялось о деталях произошедшего: 27-летнего жителя Уфы заподозрили в причинении тяжкого вреда здоровью, в результате которого скончалась его 68-летняя приемная мать-инвалид. Утверждалось, что избиение продолжалось в течение трех дней — сыну не нравилось ухаживать за парализованной матерью — но когда женщине стало хуже, молодой человек вызвал ей скорую. Медики лишь констатировали смерть.

«Следователи установили, что подозреваемый состоит на учете у врача-психиатра и в отношении него ранее были возбуждены и расследовались в органах полиции два уголовных дела по фактам избиения матери», — отмечалось в релизе.

Дело о нанесении побоев и угрозе убийством (статьи 116 и 119 УК) расследовала 25-летняя дознаватель седьмого отдела полиции Советского района Уфы Алла Артемьева. К моменту смерти потерпевшей — Раисы Габитовой — стаж ее работы в МВД едва превышал четыре месяца. На самом деле, второго уголовного дела об избиении пожилой женщины не было, хотя в правоохранительных органах прекрасно знали о непрекращающемся насилии над частично парализованной Габитовой. Именно отсутствием второго дела дознаватель объясняет невозможность арестовать ее буйного сына Равиля Саттарова.

Сама Артемьева, впрочем, считает, что сделала все возможное для спасения потерпевшей и винит в произошедшем руководство отдела дознания и участкового.

Заяление, с которого начались все эти уголовные дела, было подано 14 сентября. В полицию пришла сестра Габитовой: левая часть тела Раисы после инсульта была парализована, и она могла передвигаться только на инвалидной коляске. Женщина рассказала об избиениях сестры, затем вместе с участковым Ахмеровым они пошли к Раисе домой. В квартире полицейский увидел избитую пожилую женщину и уговорил ее написать заявление на приемного сына. Ахмеров же подал рапорт об обнаружении признаков преступления по статье 119 УК (угроза убийством). Через две недели — 29 сентября — Артемьева завела по этой статье уголовное дело.

В тот же день к ней доставили Саттарова для допроса. Молодой человек не показался Алле слишком агрессивным: в кабинете дознавателя он себя вел спокойно, как «обычный гражданин». Вину Равиль признал: объяснил, что мать разлила воду на ноутбук, он разозлился и избил ее кошачьим поводком. Впрочем, мужчина заверил девушку-полицейского, что ни в коем случае не собирался осуществлять высказанные приемной матери угрозы. Артемьева взяла с него подписку о невыезде и надлежащем поведении: угроза убийством относится к преступлениям небольшой тяжести, максимально возможное наказание по нему — два года лишения свободы, и более суровая мера пресечения не предусмотрена.

Однако из-за возбуждения уголовного дела Равиль еще сильнее разозлился на мать. 4 октября в гости к Габитовой снова пришла сестра — она обнаружила женщину на мокром диване. Раиса рассказала, что сын избил ее, облил холодной водой и открыл окно, требуя, чтобы мать забрала заявление. Сестра вместо этого уговорила Раису написать еще одно заявление — с просьбой арестовать сына — которое тем же вечером отнесла в полицию.

Как считает Артемьева, возбуждение нового дела в этот момент дало бы ей возможность арестовать Саттарова: согласно УПК, нарушение подписки о надлежащем поведении — исключительный случай, позволяющий заключить подозреваемого под стражу. Но дело не было возбуждено. Это обстоятельство девушка объясняет двумя довольно сложными процессуальными моментами.

Первый из них заключается в том, что участковый Ахмеров, как настаивает Артемьева, должен был провести проверку — опросить участников конфликта, соседей — и подать по второму заявлению такой же рапорт, как и по первому. Вместо этого участковый вынес постановление о приобщении нового заявления Габитовой к уже возбужденному делу. По утверждению экс-дознавателя, такой документ вообще не предусмотрен ни законодательством, ни ведомственными приказами. Второе заявление об издевательствах над пожилой женщиной-инвалидом ей просто положили на стол. Девушка признает, что могла и сама провести проверку и завести дело, но для этого ей надо было как минимум опросить Саттарова. Несколько раз она поручала участковым доставить мужчину на опрос, но полицейские каждый раз говорили, что не смогли его найти.

Второй сложный процессуальный момент, на который обращает внимание Артемьева, связан со статусом уголовного дела сразу после его возбуждения. Каждый день, рассказывает она, кто-нибудь из руководства отдела дознания ездит в прокуратуру за заключениями об обоснованности возбуждения уголовных дел. До получения этого заключения, рассказывает бывшая сотрудница МВД, статус дела остается двойственным: формально оно возбуждено, но в действительности в полиции не знают, одобрит ли прокуратура материалы, и не расследуют его — даже в электронной базе, говорит дознаватель, дело не появляется до одобрения прокуратуры.

Надзорное ведомство выносит решения по делам в разные сроки. Если сомнений в обоснованности возбуждения нет, то все происходит за один день. Прокуратура может и отказать в возбуждении дела, но на практике, утверждает Артемьева, такое случается редко: чаще полицейским передают устное требование самим вынести материалы об отказе в возбуждении дела. После направления дела в прокуратуру Артемьева ждала реакции две недели. По ее словами, заместитель начальника отдела полиции Митрюкова, которая ездила в прокуратуру с материалами, говорила, что дело в отношении Саттарова там пока не одобряют — не усматривается состав преступления.

Со слов дознавателя, 12 октября прокуратура все-таки вернула дело с положительным заключением, которое было датировано 29 сентября — теперь по бумагам выходило, что Артемьевой не пришлось ждать две недели.

«Если бы участковый действительно материал отработал, если бы прокуратура вернула мне дело, то можно было бы изменить меру пресечения: нанося новые телесные повреждения, Равиль нарушил подписку. Я бы его вызвала к себе, а если бы он не явился, это тоже было бы нарушением меры пресечения. Но так как дело было в прокуратуре, материал был не отработан, никаких оснований не было», — приводит Артемьева свои аргументы.

По ее словам, однажды она советовалась с начальством по поводу подачи в суд ходатайства об аресте Саттарова. Ответ был примерно таким: «Ты что, совсем дура? Почитай УПК и посмотри, какие основания [для ареста]. Тебе прокуратура не давала две недели согласие на возбуждение по 119-й, и ты по ней хочешь человека арестовать?».

Получив материалы обратно, дознаватель продолжила заниматься уголовным делом. Так к угрозе убийством добавился второй состав — побои (статья 116 УК). В середине октября Артемьева зашла к потерпевшей и допросила ее; при допросе присутствовала и сестра Раисы. Вспоминая этот разговор, две его оставшиеся в живых участницы противоречат друг другу. Если верить сестре Раисы, та постоянно напоминала о новых избиениях и всячески интересовалась, арестуют ли ее приемного сына по новому заявлению, а дознаватель настаивала, что допрос проводится в рамках дела по первому заявлению. Артемьева утверждает совершенно другое: по ее словам, на допросе Габитова сказала, что уже помирилась с Равилем, отношения в семье наладились, и о втором заявлении речи не заводила.

Замначальника отдела Митрюкова, рассказывает Алла, даже говорила ей, что дело надо закрывать за примирением сторон, но дознаватель на это не соглашалась. Как вспоминает Артемьева, во время допроса она предложила Раисе сменить дверной замок или переехать к сестре. Сменить жилье нужно было ненадолго: женщина собиралась переехать в учреждение для инвалидов из-за паралича левой части тела, а на 16 ноября — то есть через месяц после допроса потерпевшей — была назначена психиатрическая амбулаторная экспертиза Саттарова. Сестры, по словам Артемьевой, отмахнулись от идеи с переездом и сменой замков, Раиса решила, что проживет месяц с приемным сыном.

Это было ошибкой: она умерла 14 ноября, за два дня до назначенной экспертизы. Равиля арестовали и обвинили по части 4 статьи 111 УК. Вынесенный ему позже приговор заставляет вспомнить одновременно два фильма — «Груз 200» и «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Как следует из документа, 12 ноября в квартиру к Габитовой пришла сестра, которая по доверенности получала за Раису пенсию. Когда сестра ушла, Равиль нашел в ящике, где хранились деньги, всего 500 рублей, хотя мать говорила, что ей принесли 5 000 рублей. Он решил, что мать обманывает его, и решил ее наказать: поднял парализованную на ноги и подтащил ее к металлической лестнице у стены — держась за лестницу, Раиса могла стоять, но сын отцепил руки матери от перил, и она упала. Эта экзекуция повторилась еще дважды, прежде чем Равиль принялся избивать лежащую женщину сначала руками, а потом — металлической палкой от швабры.

Когда ярость утихла, мужчина усадил мать на диван. Вскоре Раиса покачнулась, наклонилась вперед и упала — сыну показалось, что она сделала это специально, и он еще раз ударил ее по голове. Затем Габитова уснула. Через два дня ей стало хуже, Саттаров попытался сделать женщине массаж сердца, но она умерла. Приехала сестра. На теле Раисы она увидела ушибы и кровоподтеки. Равиль сказал, что мама виновата сама — упала, а он не смог ее удержать. Впрочем, после разговора с оперативниками он признался в избиении. Суд назначил ему восемь лет колонии строгого режима.

При передаче дела об убийстве в прокуратуру ведомство назначило проверку, усмотрев признаки халатности в работе дознавателя. Неопытная Артемьева забеспокоилась, но коллеги заверили ее, что это — обычное дело. «Это нормальное явление для сотрудника полиции, что мы ходим в наказаниях, как новогодние елки обвешанные», — говорит она теперь.

В феврале 2017 года девушку в первый раз допросили по уголовному делу; тогда оно расследовалось еще в отношении неустановленных лиц. Потом, весной, ее коллег стали вызывать на допросы по второму кругу. Молодой дознаватель ждала, когда же вызовут на допрос и ее, и в конце концов ее вызвали, но уже в качестве подозреваемой. В итоге ей предъявили обвинения в халатности и злоупотреблении полномочиями, повлекшем смерть (часть 2 статьи 293 УК и часть 3 статьи 285).

Прокуратура прямо связывает смерть Габитовой с недоработками Артемьевой: в обвинительном заключении говорится, что, поскольку дознаватель ничего не сделала для задержания и ареста Саттарова, у него возникло «ощущение безнаказанности и вседозволенности», из-за которого мужчина и убил приемную мать.

Впрочем, к началу судебного процесса дознаватель еще работала в полиции — ее уволили только в феврале 2018 года после того, как по результатам очередной проверки вынесли второе предупреждение о неполном служебном соответствии. Связано ли это с уголовным делом, девушка не знает. Большинство коллег поддерживали ее, говорит Артемьева, и даже сделали выводы из истории с Габитовой. Работая по делу об угрозе убийством, один из сослуживцев Аллы решил подстраховаться и позвонил в управление по обеспечению безопасности МВД. Там ответили, что потерпевшим по такой легкой статье не полагается госзащита, и попросили больше по столь пустяковым поводам не беспокоить.

Впрочем, по словам девушки, не все в отделе сочувствовали молодому дознавателю. По словам Аллы, замначальника Митрюкова в своих показаниях по уголовному делу утверждала, будто Артемьева, расследуя дело Саттарова, не советовалась с ней и никаких указаний от руководства не получала.

Близкое знакомство с российской судебной системой произвело сильное впечатление на молодую полицейскую. «Сначала я очень удивлялась: почему никто не спросит, чем судья что-то аргументирует? Например, отклоняет ходатайство и ничем не аргументирует. И для меня действительно было непонятно, почему никто не спросит, исходя из каких побуждений судья это отклоняет. Или речь адвоката на прениях. Он все расписал по законам, все приказы собрал, [а] прокурор так сказал: тем не менее, виновна. Никак не оспорил», — делится впечатлениями Артемьева.

С момента возбуждения дела девушка продолжает настаивать на своей невиновности. Представляющий ее интересы адвокат Вадим Поспеев говорит: второе заявление, которое своим постановлением приобщил к делу участковый, находилось в материалах без законных на то оснований, Артемьева «просто положила его в дело, чтобы оно не потерялось», надеясь, что участковый позже заберет документ. Кроме того, подписка о невыезде Саттарову избиралась на 10 дней, то есть до 9 октября, и к моменту получения материалов из прокуратуры 12 октября арестовать его в связи с нарушением меры пресечения было уже нельзя. Кроме того, утверждает юрист, дознаватель Артемьева была оформлена на работу с нарушениями: в контракте написано, что девушка несет обязанности дознавателя в соответствии с должностным регламентом, но такого регламента в отделе не обнаружилось. Следовательно, «она не являлась должностным лицом и не может быть субъектом этого преступления», считает адвокат.

С позицией защиты не согласен председатель международной правозащитной группы «Агора», член президентского Совета по правам человека Павел Чиков. Он настаивает: именно Артемьева была тем должностным лицом, которое как представитель государства должно было обеспечить защиту потерпевшей. На практике, вспоминает юрист, арест подозреваемых по уголовным делам небольшой тяжести вполне возможен: правозащитник приводит в пример заключение в СИЗО активиста «Другой России» и художника Матвея Крылова, облившего водой прокурора после приговора по делу о беспорядках на Манежной площади. Крылов провел в СИЗО два месяца, будучи обвиняемым по части 2 статьи 296 УК (угроза прокурору в связи с осуществлением правосудия, до двух лет лишения свободы). Другой пример здесь, продолжает Чиков — арест подозреваемого в вандализме художника Петра Павленского, который поджег дверь в здании ФСБ на Лубянке.

«Небольшая тяжесть преступления никого не смущала. А там, где человек угрожает убийством и избивает свою мать, это почему-то у дознавателя вызывает вопросы. В конце концов, это не ее проблемы — решать за суд, изберут или не изберут [арест в качестве меры пресечения]. Ее задача — ходатайствовать об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. Основания для этого все были — раз. И в этом случае, если бы она вышла [с ходатайством в суд], и суд бы не удовлетворил ходатайство, тогда это были бы не ее проблемы, это были бы проблемы суда, — считает Чиков. — Она могла инициировать меры госзащиты в отношении потерпевшей, и совершенно неважно, что дознаватель в силу своих внутриведомственных взаимоотношений не могла — или ей бы не позволили — это сделать. Это никого не волнует. Потому что у нее есть такие полномочия, у потерпевшей есть право на защиту, та обратилась за этим правом — она не предприняла этих действий, она виновата».

Член СПЧ допускает, что и в действиях прокуроров и участковых могут усматриваться какие-то нарушения, но прямая ответственность, считает Чиков — на дознавателе.

Обвинение в ходе прений запросило для Артемьевой восемь лет лишения свободы. В разговоре с «Медиазоной» девушка признавалась, что на оправдание не надеется, поскольку это большая редкость. Во вторник Советский районный суд Уфы снял с экс-дознавателя обвинение в злоупотреблении полномочиями, но признал ее виновной в халатности и вынес приговор: три года лишения свободы условно. Адвокат Артемьевой сообщил «Медиазоне», что она пока не приняла решения об обжаловании приговора, но в любом случае считает, что заслуживает оправдания по обеим статьям обвинения.