Амнезия. Как потерявший память москвич оказался единственным виновником смертельного ДТП на Дальнем Востоке

Москвич Дмитрий Седов окончил строительный институт МГСУ, долгое время работал в Москве, потом отучился в аспирантуре и стал заместителем гендиректора успешной инжиниринговой компании «Мостком». В 2016 году его фирма заключила договор субподряда на строительство комплекса очистных сооружений в ЗАТО Циолковский в Амурской области (до 2015 года — Углегорск), жители которого работают на строительстве космодрома «Восточный». В июле 31-летний Седов отправился туда в командировку.

22 октября его матери Наталье позвонили коллеги сына. Они сообщили, что молодой человек попал в аварию и находится в благовещенской больнице в отделении реанимации. Из первого разговора, вспоминает она, было понятно лишь, что ДТП произошло на плохо освещенной трассе, а из второго выяснилось, что за рулем, вероятно, находился сам Седов. Женщина вылетела из Москвы в Благовещенск уже на следующий вечер.

В больнице выяснилось, что сын впал в кому. Врачи диагностировали у него ушиб головного мозга тяжелой степени, гематому лобной и теменной области, перелом костей носа и двух ребер справа, множественные мелкие раны лица и правой кисти, периорбитальные отеки обоих глаз. Из разговора со следователем Наталья выяснила, что в этой аварии Дмитрию повезло — еще трое мужчин, находившихся вместе с ним в машине, не выжили.

Через 10 дней Дмитрия в тяжелом состоянии перевели из отделения реанимации в общую палату. За это время следователь, выяснявший обстоятельства ДТП, вернул матери пострадавшего паспорт и другие документы, оставшиеся в машине, а, когда молодой человек пришел в себя, попытался допросить его в качестве свидетеля, но из-за вызванной черепно-мозговой травмой амнезии Седов не смог ответить ни на один вопрос. Брать с него подписку о невыезде следователь не стал, ограничившись устным обязательством о явке для допроса.

По прошествию трех недель после аварии Дмитрий почувствовал себя лучше. «Врач больницы в Благовещенске нам сказал, что состояние остается тяжелым, что если не предпринять адекватное лечение, которое мы тут предоставить не можем, то память может не восстановиться, поэтому езжайте в Москву. Самолетом он не разрешил лететь, поэтому мы решили медленно на поезде как-то добраться. Собрались уже, стали выписываться и в это время нас как пытающихся избежать правосудия и скрыться от следствия задержали», — вспоминает Наталья.

На месте аварии. Фото: личный архив матери Дмитрия Седова

Из больницы молодого человека, у которого еще не срослись сломанные в аварии кости, увезли в ИВС. Через 48 часов следователь предъявил ему обвинение по части 6 статьи 264 — нарушение ПДД в пьяном виде, повлекшее смерть двух или более лиц (от четырех до девяти лет лишения свободы). Хотя мать Дмитрия успела снять квартиру в Благовещенске, суд отказался отправлять его под домашний арест и заключил под стражу. Сейчас Седов продолжает отбывать наказание за преступление, о котором не помнит практически ничего — в этом, несмотря на суровость приговора, не сомневались ни следователь, ни судья.

Авария

В день аварии Седов, руководитель проекта по установке очистных сооружений в Циолковском Дмитрий Батов и начальник одного из подразделений ФГУП «Спецстройтехнологии» при «Дальспецстрое» Андрей Щипун договорились отметить завершение промежуточного этапа строительства в углегорском кафе «Восток». Как рассказывал Батов следователю, первыми в заведение пришли он и Щипун — вдвоем они «кушали и распивали спиртное». Через два часа, около 23:00, в «Восток» пришел Седов, и коллеги переместились в соседнее кафе «Амур».

Заказав три двухсотграммовых бокала глинтвейна, они увидели за одним из столиков своих знакомых — начальников участков компании «Уралбурение» на строящихся объектах в Циолковском Василия Шишко и Дмитрия Рубцова. Те часто ездили в командировки на космодром «Восточный» и останавливались в корпоративных домах в селе Глухари; Щипун проживал там постоянно. Батов вспоминал, что Рубцов и Шишко к моменту встречи были уже изрядно пьяны — их слегка покачивало, языки заплетались. Вскоре Шишко заказал еще одну бутылку водки. Официант принес ее, но, поскольку заведение уже закрывалось, мужчинам пришлось уйти.

Когда Седов с коллегами покинули «Амур», Шишко и Рубцов подогнали ко входу «Ниву» последнего. Видя их состояние, Дмитрий посоветовал вызвать такси. Рубцов возразил, что бросить машину не может, поэтому, вспоминал Батов в своих показаниях, Седов предложил подвезти всю компанию. Рубцов согласился и пересел на заднее пассажирское место вместе с Щипуном — справа и слева соответственно, а Шишко сел впереди. Батов пешком пошел в гостиницу, следует из протокола его допроса.

По версии следствия, сев за руль около 01:00 22 октября, водитель Седов направился на трассу Углегорск — Промышленная-1, по которой собирался выехать из ЗАТО до села Глухари, где жили пассажиры. Однако по какой-то причине он выехал на строящийся и еще не введенный в эксплуатацию участок трассы, по документам проходивший как «Выезд на автомобильную дорогу Углегорск — Промышленная-1». Перед въездом на этот участок, говорится в обвинительном заключении, стояли бетонные блоки и запрещающие знаки — 3.1 (въезд запрещен), 1.25 (дорожные работы) и 4.2.2 (объезд препятствия слева), указывающий на возможность объехать строящийся участок по соседней автодороге.

«Понимая, что он управляет источником повышенной опасности — автомобилем, и от его действий возможно наступление общественно-опасных последствий в виде причинения вреда жизни и здоровью людей, но без достаточных к тому оснований, по своему легкомыслию самонадеянно рассчитывая на их предотвращение, водитель Седов, находясь в состоянии алкогольного опьянения, в нарушение требований ПДД <…> проигнорировал требование [установленных знаков], осознавая опасность своих действий, выехал на строящуюся автодорогу <…>, в результате чего <…> допустил наезд на стоящий [самосвал] Iveco <…>, принадлежащий ФГУП "Дальспецстрой" при Спецстрое России", осуществлявшему строительство данной дороги», — говорится в документе. В результате, постановил следователь, сидевший спереди Шишко и находившийся на правом пассажирском сиденье сзади Рубцов скончались на месте, а водитель Седов и оказавшийся позади него Щипун — выжили. Однако последний от многочисленных травм скончался позже в автомобиле «скорой помощи».

Знаки и блоки

Помимо вдов погибших, Батова, который видел, как Седов садился за руль, официанта из кафе «Амур» и замдиректора «Уралбурения», подтвердившего, что «Нива» находилась в аренде у Рубцова, в обвинительном заключении фигурируют еще восемь свидетелей. Два сотрудника «Дальспецстроя», которой принадлежит самосвал Iveco, рассказали, что с одной стороны строящийся участок трассы ограничен КПП и шлагбаумом, с другой — бетонными блоками и дорожными знаками, запрещающими въезд. Сотрудники ДПС Истомин и Бадуля, приехавшие по вызову о ДТП, тоже рассказали о запрещающих знаках и бетонных блоках, отметив, что по недостроенной дороге до федеральной трассы можно доехать, минуя пост, где регулярно находятся сотрудники ГИБДД. Двое пожарных, приехавших на место происшествия, об этих знаках не упомянули, в отличие от сторожа «Дальспецстроя» Ткаченко, первым обнаружившего аварию.

«Данная дорога является технической и предназначена только для техники, принадлежащей ["Дальспецстрою"]. Движение для других транспортных средств по этой дороге запрещено. Въезд на дорогу закрыт шлагбаумом, рядом с которым установлено КПП, автомобили на дорогу пропускает контролер только по пропускам. С другой стороны этой дороги въезд загорожен бетонными блоками, установлены дорожные знаки, запрещающие въезд на дорогу и предупреждающие о дорожных работах. Объехать эти блоки и знаки можно по кювету. <…> Ночью он находился в помещении КПП и услышал шум работы двигателя автомобиля, после чего услышал удар. [Выйдя из здания КПП, он увидел аварию, в машине было четыре человека, находящиеся справа не подавали признаков жизни]. От водителя исходил запах алкоголя», — пересказываются в обвинительном заключении показания Ткаченко на следствии.

Первый протокол осмотра места происшествия следователь полиции Углегорска Корясова и сотрудник ГИБДД Истомин составляли с 02:00 до 04:30 22 октября. К документу прилагается схема места происшествия и фототаблица. Однако ни на снимках, ни на схеме не видно никаких запрещающих и предупреждающих знаков или бетонных блоков. Второй протокол подписан уже более высокопоставленным следователем — сотрудником следственной части следственного управления УМВД по Амурской области Истигнеевым. В этом документе, составленном спустя 15 часов после аварии, говорится, что на въезде на опасный участок запрещающие знаки все-таки есть. Видны бетонные блоки и знаки и на фототаблице; при этом вместо 3.2 (въезд запрещен) — белого кирпича на красном фоне — там изображен черный кирпич на белом фоне, а вместо 4.2.2 (объезд препятствия слева) — белой стрелки на красном фоне, расположенной под углом 45 градусов — такая же стрелка, но расположенная перпендикулярно дороге. Каких-либо других документов непосредственно после аварии следователь составлять не стал.

Фото из материалов дела

Расследование несчастного случая продвигалось неспешно. Экспертные заключения по трупам были готовы через три недели. У всех погибших нашли в крови алкоголь: у Шишко и Рубцова концентрация этилового спирта составляла по 3,5%, что соответствовало состоянию алкогольного отравления, у Щипуна — 2,13%, то есть средней степени опьянения. Именно экспертиза тела Щипуна, сидевшего на кресле за водителем, заняла больше всего времени. У него были обнаружены тупые травмы головы, позвоночника, грудной клетки и живота, многочисленные раны на лбу и лице, перелом шеи, трех ребер справа и пяти ребер слева.

В марте следующего года была завершена единственная автотехническая экспертиза по делу. Эксперт, проводивший ее на основании второго протокола с места происшествия, постановил, что «с технической точки зрения» водитель «Нивы» нарушил ПДД, миновав запрещающие знаки, а водитель Iveco, бросивший машину на ночной дороге без аварийного сигнала, напротив, этого не сделал, поскольку формально она не была сдана в эксплуатацию, а значит обычные правила на ней не действовали.

Месяцем позже к делу приобщили заключение комиссии экспертов, подтвердивших, что «в период инкриминируемого ему деяния Седов находился в состоянии простого алкогольного опьянения», о чем свидетельствуют «данные об употреблении [в тот день] спиртных напитков, наличие физических признаков алкогольного опьянения, сохранность ориентировки в окружающей обстановке». Спирт в его крови был обнаружен в концентрации 0,92 грамм на литр — минимально допустимой для обнаружения.

Сам Дмитрий на протяжении следствия повторял, что, хоть он и не помнит обстоятельств аварии, но неоднократно ездил по этой дороге, знаков на ней никогда не видел, а пьяным за руль еще ни разу в жизни не садился. Однако следователь его показания расценил как способ защиты, постановив, что ретроградная амнезия мешает Седову воспроизвести в памяти события, предшествовавшие ДТП. В результате в мае 2017 года дело в отношении молодого человека передали в суд.

Мать Седова настаивает — дорога не была сдана в эксплуатацию лишь де-юре, на самом же деле местные жители пользовались ей ежедневно. Если взглянуть на фотографии, то становится очевидно, что участок действительно не похож на стройку — асфальтовое покрытие ровное, а по обочинам установлены отбойники; не хватает лишь разделительной полосы.

В суде слова Натальи подтвердил и сотрудник МЧС Соколов, вытаскивавший тела из машины — закончив работу, он выехал с дороги не через КПП, а в обратную сторону — между блоков; препятствий на его пути не было. Другой свидетель защиты Ильин рассказывал, что проезжал по этой дороге за два часа до аварии и через девять часов после нее; по его словам, знаков там не было, а бетонные блоки были сдвинуты в сторону и проезду не мешали.

Странно в ходе заседания повел себя и сотрудник ГИБДД Бадуля, объяснивший отсутствие знаков в первой схеме места происшествия тем, что он посчитал достаточным сфотографировать их на мобильный телефон и отправить снимки в отдел административной практики ГИБДД Углегорска. Однако суд в истребовании этих фотографий отказал, а сам Бадуля не смог вспомнить, какими именно знаками был закрыт проезд.

Наталья Седова отмечает, что именно этот инспектор допрашивал свидетелей, в показаниях которых со стопроцентной уверенностью говорится о знаках на дороге — сторожа Ткаченко, водителя Iveco Бирючева и начальника строящегося участка Тарасова. В суде, предполагает она, полицейский потому и не смог вспомнить, какие именно знаки стояли на дороге, что не видел их сам, а знал об их существовании со слов сотрудников «Дальспецстроя». «Ну а сотрудники "Спецстроя" — безусловно, самые заинтересованные люди в этой истории. Авария произошла на их участке, если знаков не было, то это их вина. "Спецстрой" в этих краях вообще самая могущественная структура. Но как-то так получилось, что в деле она вообще не фигурирует — то есть не обозначено нигде, что дорога их, что машина их. А ведь не будь этой машины, не было бы и аварии», — говорит она.

«А был ли мальчик?»

По словам матери Дмитрия, вплоть до суда ни сам обвиняемый, ни его адвокат не ставили под сомнение версию о том, что за рулем находился именно он. «Я человек верующий — чтобы не было перекладывания с больной головы на здоровую. То есть если мой сын за рулем, обелять его искусственно — упаси бог, такой задачи и мысли не было. К тому же у нас изначально был адвокат местный, из Благовещенска, который все надеялся как-то разрулить ситуацию — говорил нам, что сейчас заплатим компенсацию, и дело все рассосется. Московские его коллеги сказали, что выплатить компенсацию — значит, фактически признаться в содеянном, но я все равно заплатила, просто по-человечески это было справедливо. По окончанию следствия стало ясно, что адвокат наш вообще не работал, поэтому мы наняли нового — из Хабаровска, очень дотошного», — вспоминает Наталья.

Однако еще в начале процесса выяснилось, что выпивавший в кафе «Амур» свидетель Батов не видел, как Седов садится за руль — машина отъехала, когда он уже ушел. Возникли вопросы и к запаху алкоголя, который якобы исходил от водителя. Об этом рассказывал сторож, первым заметивший аварию — в суде же выяснилось, что глинтвейн действительно заказывали на всю компанию, но ни официант, ни Батов не видели, чтобы обвиняемый прикасался к напитку.

«Раньше было непонятно, как незнакомые люди могли его опознать — ночь, там фонарей вообще нет нигде, вся машина всмятку, все залиты кровью с ног до головы, но все уверены, что это мой сын. Как? На суде эти свидетели с места аварии, указавшие на Дмитрия как на водителя, на вопрос, почему вы сказали, что это он был за рулем, объяснили, что это следователь им так сказал. То есть показывают фотографию моего сына с паспорта — не всех четверых, а только его — и спрашивают: "Ну ведь он был? — Ну, вроде он". Как данность. То есть на суде уже возник вопрос: а был ли мальчик?» — вспоминает Наталья.

Помимо показаний свидетелей, главным доказательством того, что за рулем «Нивы» сидел именно Седов, стало исследование крови. Соскобы взяли с рулевого колеса автомобиля и с брюк обвиняемого, изъятых у медсестры больницы, в которую его госпитализировали после аварии. Исследование показало, что в образцах в соскобе и на вещдоке выявлены аглютины А и B, что не исключает возможности происхождения крови от Дмитрия. При этом на фототаблице, приложенной к протоколу изъятия вещдока, говорит Наталья, изображены брюки, похожих на которые у ее сына никогда не было, а из документов морга следует, что один из трупов — Андрея Щипуна — поступил туда в футболке, кофте, куртке и обуви, но без штанов.

Обнаружив в деле такую неувязку, защита Седова заказала московскому Центру медико-криминалистических исследований рецензию на экспертизу крови, проведенную по просьбе следователя. Эксперты указали, что для идентификации личности установления антигенов A и B недостаточно — для этого нужно определить минимум 23 антигена эритроцитов, поэтому кровь на руле могла принадлежать не только Седову, но и любому другому человеку с первой группой крови, которая встречается у 35% населения Земли. При этом на стадии следствия исследование группы крови обвиняемого не проводилось — данные о том, что она относится к первой группе, были взяты из копии больничной карты. Почему кровь для исследования взяли со штанов, якобы принадлежавших Седову, а не непосредственно у обвиняемого, эксперты в ходе следствия так и не объяснили, отмечали рецензенты.

Затем защита заказала в Московском автомобильно-дорожном государственном техническом университете (МАДИ) автомеханическую экспертизу, которая также подтвердила ее догадки. Проанализировав уголовное дело, схему места ДТП и фотографии, эксперт пришел к выводу, что в момент столкновения «Нива» контактировала с самосвалом передней — больше правой — частью кузова. После удара Iveco сместился, а ВАЗ развернулся задней частью влево примерно на 20 градусов. Исходя из этого, автор исследования указал, что наиболее безопасным местом в «Ниве» было заднее левое пассажирское сиденье, на котором, вероятнее всего, и находился единственный выживший в этой аварии — Седов.

Фото из материалов дела

К этому времени готово было и комиссионное заключение специалистов Центра медико-криминалистических исследований. Отвечая на вопрос адвоката, эксперты пояснили, что повреждения, выявленные у Седова, не характерны для водителя. Человек, находившийся за рулем, при столкновении получает двусторонние симметричные переломы ребер (от действия рулевого колеса), перелом грудины, шейного отдела позвоночника, разрывы печени, сердца, легких и других органов. Однако, подчеркнули авторы исследования, большая часть этих травм присутствует у Щипуна, который, если верить материалам дела, находился в машине на самом безопасном месте — за водительским креслом.

Фото из материалов дела

Если за рулем находился именно Щипун, это объясняет и исходивший от водителя сильный запах алкоголя, о котором говорил сторож Ткаченко, отмечает мать обвиняемого. Хотя справка подтверждает наличие спирта в крови Седова, забор крови был проведен 22 октября, а исследование на содержание этанола — лишь 8 ноября; при этом образцы крови начинают портиться примерно через 48 часов после забора. «Обнаруженная концентрация этанола в крови 0,92 грамм на литр у Седова может отражать наличие гнилостных процессов, развившихся в крови, и не являться признаком, свидетельствующим о состоянии алкогольного опьянения. О состоянии алкогольного опьянения свидетельствует комплекс клинических признаков и результатов дополнительных исследований. Данных о заборе мочи на наличие этанола у Седова нет. Данные об определении этанола в выдыхаемом воздухе тоже отсутствуют. Акта медицинского освидетельствования на наличие опьянения нет», — отмечали эксперты в очередном исследовании, сделанном по просьбе защиты.

Приговор

Суд приобщил эти экспертизы к делу, но не учел их в приговоре. Отказал судья Свободненского городского суда Амурской области Шестопалов и в генно-молекулярном исследовании крови, о котором просила защита. 19 сентября 2017 года Седов был признан виновным, ему назначили наказание в виде пяти лет колонии общего режима.

Уже после приговора, говорит мать осужденного, Дмитрий вспомнил, что во время поездки машина останавливалась, а находившиеся в ней люди поменялись местами. «Нам казалось, что он, может быть, не хочет сам себе признаваться, что на нем три трупа, поэтому мы вплоть до приговора шли с этим бременем, но теперь я со спокойной совестью понимаю, что за рулем попросту был не он. Он поменялся местами с Щипуном, потому что тот — довольно высокопоставленный сотрудник "Спецстроя", который жил в Углегорске постоянно, а не приезжал туда с командировками, в отличие от остальных пассажиров. Город закрытый, дальше после этой дороги есть несколько постов, где идет проверка документов, а его все сотрудники знали в лицо — он давно здесь работал. Сын-то вообще дороги не знает. Изначально он сел за руль, потому что был трезвый, а потом поменялся», — уверена она.

Защита надеялась, что в апелляционной инстанции суд исключит из квалификации отягчающее обстоятельство — нахождение обвиняемого в состоянии алкогольного опьянения — однако не произошло и этого. Прислушавшись к доводам прокурора об отсутствии претензий к Седову со стороны потерпевших — все они в ходе процесса попросили прекратить дело — суд лишь снизил ему срок наказания на два месяца.

«Конечно, на оправдание нельзя было надеяться — если отменят приговор, то вслед за собой судья потянет и следователя, и прокурора, но хотя бы исключить опьянение ведь можно было? Вместо этого они поступили вот так вот, по-издевательски. У них такая связь судов первой- второй инстанции, такое местечковое содружество», — говорит Наталья Седова.