Лиам Янг. Фото: Институт «Стрелка»
Мурманск глазами робота, камуфляж, способный выводить из строя камеры видеонаблюдения, корпоративные города и дело математика Богатова: Александр Бородихин поговорил с Лиамом Янгом — теоретиком архитектуры, футурологом и преподавателем программы Института «Стрелка» The New Normal.
— По прилете в Москву вы выложили фото коридора в Шереметьево, в котором вообще нет людей. В вашем проекте про «корпоративные» города представлена довольно гротескная версия будущего, в которой заметны здания, но не люди. Вы сознательно преувеличиваете или считаете, что человечество готово настолько далеко зайти по этому пути?
— Вся наша работа построена вокруг преувеличения. Мы путешествуем по миру, обращая внимание на «слабые сигналы» возможных вариантов будущего, следим за технологиями, которые только едва появляются, и пытаемся представить, какие в связи с этим могут возникнуть тренды.
Видео про город Samsung появилось после путешествия в Корею, где технологические корпорации занялись строительством и недвижимостью. Samsung и LG уже сейчас не просто производят телефоны и телевизоры, но обустраивают целые городские кварталы, в которых живут люди. Эта тенденция хорошо заметна, и мы немного развили ее, спроецировали в будущее, «прибавили звук до максимума». Мы представили, что будет, когда технологические гиганты займутся самим образом жизни.
Город Samsung задумывался как демонстрация — как будет выглядеть место, в котором всем руководит эта компания. Это не умозрительные спекуляции, а проекция окружающей нас реальности, в которой многие вещи стали настолько привычными, что как будто пропали из поля зрения.
— Желание крупных компаний вроде Samsung представить свои версии будущего и обустроить собственные пространства поднимает вопрос контроля за личными данными людей, доступ к которым имеют как сами компании, так и государства. Где, по вашему мнению, будет проходить граница между жизнью покупателя и жизнью гражданина?
— Сейчас у нас нет практически никакого контроля за нашими данными. Здесь важно отметить, что даже эту «жизнь покупателя» нельзя более рассматривать как вещь в себе. Мы привыкли, что идем за покупками, переступая границу между общественным пространством улицы и частным пространством магазина. Этого больше нет: мы логинимся на сайты вроде Amazon и делаем покупки из дома, открываем инстаграм, и в ленте знаменитости без предупреждения рекламируют нам товары, листаем фейсбук, и каждый третий пост — какого-то вида реклама, которая выглядит точно так же, как обычная ссылка от друга. С развитием технологий дополненной и виртуальной реальности это приобретет еще более резкие формы. Сервисы принадлежат крупным корпорациям и используются ими, чтобы конструировать для нас реальность. Нам больше не нужно идти в магазин — эти компании владеют сервисами, через которые мы общаемся. Не понимая, что делаем, мы позволили компаниям построить инфраструктуру для нашего общения, подпустили их к своей жизни настолько близко, как никогда не позволили бы государству.
Сейчас фейсбук — это новый тип общественного пространства. Если мы будем беседовать на городской площади, и полицейский попросит нас не использовать определенные выражения, мы удивимся. Фейсбук одновременно является общественным пространством и имеет собственный набор правил и запретов, хотя его никто не избирал, это не финансируемая из налогов полиция или госучреждение. Это частная компания, которая отвечает перед акционерами, а не перед гражданами, но именно она устанавливает правила нашего с вами общения.
Мы сняли фильм Where the City Can't See («Там, где город не видит»), этакий критический отзыв на технологический облик «умного города». Все, что я рассказываю про фейсбук, в конечном счете будет масштабировано и применено к системам управления городом. Раньше мы выбирали людей во власть, теперь же власть делегирует ответственность за решения такого плана IBM или Cisco Systems — технологическим компаниям, которые разработали собственные закрытые алгоритмы управления процессами и программное обеспечение. Теперь [на Западе] городскими процессами управляют неизбираемые частные компании, которые держат ответ только перед акционерами. Это по-настоящему опасная ситуация.
— Большие компании не только «управляют процессами», но и обрабатывают данные граждан, которые все чаще становятся объектом внимания государственных органов. Эти отношения постепенно становятся все более автоматизированными, демонстрируя взаимозависимость корпораций и государственных структур. Таким образом, пользователь социальной сети одновременно находится в отношениях как с компанией-владельцем, так и с государством.
— И все эти отношения незаметны и не осознаваемы. Мы пытаемся сделать эти отношения видимыми, чтобы люди понимали, как эти системы функционируют, и формулировали собственные выводы о том, нужны ли они вообще. Сегодня технологии даются нам ценой потери контроля. IT-компании, социальные сети, производители мобильных телефонов и сервисов владеют нашими данными — это цена за доступ к сервисам. Бесплатные сервисы монетизируют информацию о нас, не отчитываясь о ее использовании — могут передать данные властям, могут передать рекламщикам. И нам некого в этом винить, кроме самих себя — мы хотели получить все бесплатно и получили. Мы не понимали, что для нас означают эти технологии.
Сейчас уже невозможно представить нашу жизнь без таких технологий, они стали неотъемлемой частью нашей жизни. Пользователю всегда скажут: не хочешь делиться информацией, не регистрируйся на фейсбуке. Но это заблуждение, сегодня без аккаунта на фейсбуке я не смогу общаться с некоторыми людьми, меня не пригласят на какие-то тусовки. А потом я не смогу без фейсбука заплатить за газ или электричество, потому что происходит сращивание систем, исключающее нормальную жизнь без фейсбука.
— Очевидный вопрос: слишком ли поздно — нет, не отказаться от использования этих систем — но переосмыслить наши отношения с медиумом, через который происходит коммуникация в современном мире?
— Ммм, да (смеется). Люди не готовы бросить мир, который создали для себя. Попытки представить мир, в котором мы уйдем в горы и будем жить без электричества с курами и свиньями, абсолютно наивны. Нам нужно искать такие решения, которые заставят IT-компании отвечать перед пользователями за свои услуги. Я не думаю, что этого будут добиваться власти или сами компании — этого должны добиваться пользователи. Мы пассивно ждем презентации нового айфона, гадая, что же Apple будет нам продавать, а должны быть более требовательными, активно предъявлять требования к технологиям, которые нам нужны.
— Недавно в Москве арестовали преподавателя математики и разработчика свободного программного обеспечения Дмитрия Богатова по подозрению в публикации «призывов к терроризму» на богом забытом форуме сисадминов. Есть высокая вероятность, что Богатов даже не публиковал те сообщения, поскольку у него дома работал выходной узел сети Tor, и его IP-адрес мог достаться любому пользователю; пока неизвестно, проверит ли следствие эту вероятность. Этот случай показывает важность правильного обращения с данными пользователей в современном мире, не так ли?
— Ужасно. В целом, это хороший пример по нашему профилю. Основная цель нашей работы — рассказать людям о том, как используются технологии в современном мире. Технологии производят культуру, и эти два понятия нельзя разделять. Сегодня мало кто разбирается в том, что такое Tor-браузер и для чего его можно использовать. Мы используем архаичные, устаревшие юридические конструкции для описания и регулирования новых пространств, что приводит к таким немыслимым логическим провалам.
Одна из задач нашего поколения — совершить переход от доцифрового мира к миру, пронизанному технологиями. Сегодняшние законы отстают в развитии от цифрового общества. Остается только надеяться, что поколение людей, выросших с проводными телефонами и бумажной почтой, постепенно уйдет, и новое цифровое поколение, которое уже не представляет мир без интернета, начнет проводить те изменения, которых требует реальность.
— Но ведь есть вероятность, что это новое поколение уже вырастет в мире, похожем на ваш фильм In the Robot Skies с его дронами-преследователями и тотальной автоматизацией контроля над человеком?
— Знаете, есть клишированный образ ребенка, который пытается использовать жесты для управления тачскринами при попытке листать газету или «увеличить» бумажное фото. Это новая нормальность, в которой казавшиеся абсолютно странными вещи становятся обыденными. Однажды новое поколение людей поднимет голову и не сможет вспомнить небо без тучи дронов — точно так же, как не сможет вспомнить, как ощущалось отсутствие вибрирующего смартфона в кармане. Это будет странный мир — для людей, которые еще смогут ощутить разницу между «старым» и «новым» мирами.
Технологии дополненной реальности радикально изменят взаимодействие людей друг с другом. Они полностью изменят понимание «города» и «пространства», потому что мы сможем жить в нескольких параллельных реальностях одновременно. Мы живем в мире, где виртуальное и реальное — разные вещи, но приближается момент, когда граница между этими понятиями станет устаревшей и ненужной. Уже сейчас понятие пространства размыто: я живу в Лондоне, но никогда не встречался и не разговаривал со своим соседом, хотя провожу все время в беседах с людьми, разбросанными по карте мира. Технологии все в большей мере определяют, что это значит — быть гражданином, человеком, другом, британцем, австралийцем или россиянином.
Сегодня многие живут, словно присягнули Ким Кардашьян, а не Путину или Британской империи. Как понимать, когда ты моешь голову шампунем, который она советует, и видишь ее в ленте чаще, чем друзей? Да она почти и не отличается от твоих друзей, ей можно отправить сообщение, и она может ответить.
— В вашем твиттере я увидел твит про площадку для битв в игре Pokémon Go в Храме Гроба Господня в Иерусалиме. Только что российский суд приговорил к трем с половиной годам условного заключения видеоблогера Соколовского, который записывал процесс игры в храме.
— Даже подумать не мог в тот момент! Это твит в первую очередь о секуляризации священных мест — технологии дополненной реальности не имеют границ и проникают всюду, даже в самые священные места.
Я никогда не мог бы представить, что что-то подобное может произойти, хотя думаю, в целом подобные конфликты будут случаться все чаще. Сейчас мы живем одновременно в нескольких параллельных реальностях: мы с вами сидим в кафе и беседуем, пока мой фейсбук переполняется сообщениями, которые я не читаю; я могу надеть Google Glass и смотреть футбольный матч, делая вид, что слушаю вас; мои аккаунты в твиттере и других соцсетях — это целый набор отношений с людьми, которые находятся в разных уголках планеты. То же самое с Pokémon Go: человек рядом с нами может не просто сидеть в баре в Москве, но и увлеченно собирать монстров в виртуальной реальности игры.
Суть в том, что сегодня юридические системы отстают от развития современных технологий. Технологии, связанные с использованием дополненной реальности, я бы назвал «предкультурными» (before-culture), то есть культурно не осмысленными. Что может означать ловля покемонов в церкви? Закон рассматривает это действие как нечто кощунственное и святотатственное, хотя этого потенциала там нет — это пример неспособности понять новые технологии с юридической точки зрения.
— В решении суда по делу Соколовского есть интересная фраза про «представителей бестиария японской мифологии», которая показывает, на какие формалистские ухищрения приходится идти судебной системе при описании виртуальных покемонов.
— Да, именно. Бестиарий — это вообще термин из Средневековья, и его использование в этом контексте помогает выстроить оппозицию христианству и церкви. Хотя на самом деле это просто детская игра без каких-либо религиозных смыслов. Устаревшая система координат используется для описания абсолютно нового культурного феномена. С этим нужно бороться, нужно учить людей и рассказывать им, что реальность того же Pokémon Go — не странная и шокирующая, а обыденная и повсеместная. Людям в судах кажется, что это какое-то волшебство.
— И к моменту приговора игра уже давно вышла из моды.
— Да, это было кратковременное увлечение, но оно показало, что для нескольких поколений такие технологии сродни волшебству. Когда сидишь на велосипеде, видно, как нога двигает педаль, приводит в движение цепь, а затем колесо — мы видим, как такие технологии работают. Когда смотришь на смартфон, видишь гладкое черное зеркало в алюминиевом обрамлении — увидеть, как оно работает, невозможно. Сегодня можно создать собственную версию Pokémon Go за выходные — то же самое, что построить с сыном замок из песка на пляже.
В фильме In the Robot Skies мы хотели показать, что дроны, к примеру, стали очень доступными: раньше это была чрезвычайно дорогая и сложная военная технология, а теперь свой дрон с 4K-камерой можно купить за 200 долларов. Люди постоянно запускают их, и так формируется культура их использования. Владельцы модифицируют свои дроны, следят с их помощью за полицейскими, разгоняющими акции протеста — внезапно власть оказывается в руках протестующих. С помощью дронов мы вели съемку на закрытых объектах химических компаний в Индии, которые сливают отходы в священные реки, следили за незаконной вырубкой лесов Амазонии. Мы хотим показать, что эти технологии создают новые механизмы общественного взаимодействия, протеста и активизма.
— Вы участвовали в создании линейки одежды с узорами, которые не считываются камерами наблюдения или приводят к появлению шумов на видеозаписи. Как вы считаете, это только арт-проект или таким технологиям уготованы в будущем массовое производство и популярность?
— Мы записали короткометражку Where the City Can't See, снятую исключительно при помощи лидаров (LIDAR, дальномер, который сканирует окружающее пространство, анализируя данные об отражении света и его рассеянии — МЗ). Сейчас сканирующие лидары используются для создания трехмерной картины окружающего пространства и ориентации в беспилотных автомобилях и все чаще — в дронах. В скором времени все камеры наблюдения в городах также будут использовать эти технологии.
Мы хотели представить, каким может быть новый вид протеста против системы массового наблюдения. Работая над фильмом, мы создали новый тип камуфляжа из алгоритмически сотканной шелковой ткани, которая специальным образом отражает свет излучателя лидара и приводит к появлению сбоев и искажений в работе сканирующей программы.
Мы также спроектировали «замаскированные» здания с изогнутыми стенами из определенных материалов, которые лидары не могут увидеть. В фильме мы рассказываем про группу молодых рабочих с одной из фабрик города будущего, которые ночью собираются на запретную тусовку. Обычно такие вечеринки проводятся на окраинах городов, в промзонах, где можно включить громкую музыку, танцевать, употреблять наркотики, заниматься сексом, не опасаясь жалоб соседей или визитов полицейских. В городе будущего, который видит все, такие места невозможны, поэтому герои фильма придумывают эту камуфляжную ткань, новые способы мейкапа и танцевальные движения, которые искажают силуэт и пропорции для борьбы с алгоритмами распознавания лиц и тел.
В рамках проекта мы создали несколько прототипов, которые реально работают применительно к нынешним системам наблюдения. Разумеется, сейчас это просто рассуждения на тему, но с развитием систем наблюдения такие идеи неизбежно перейдут из плоскости искусства в реальность и станут новой формой моды: мы будем ориентироваться не на сезоны весна–зима, а на обновление алгоритмов тканевого камуфляжа.
Когда войны в основном были в джунглях, камуфляж был зеленого цвета, когда они переместились в пустыню, на Ближний Восток, цвет камуфляжа изменился; когда военные стали смотреть на мир глазами радаров, а не в перископ подводной лодки, появились стелс-технологии. Если смотреть на мир глазами лидаров, появится потребность в новом камуфляже, потому что новые технологии — это новая природа, пришедшая на замену джунглям и пустыне.
— Вы недавно побывали в Мурманске. Расскажите о проекте, с которым вы со студентами «Стрелки» приезжали туда, и общих впечатлениях от поездки.
— Мы взяли те же самые камеры и лазерные сканеры, использованные при съемках Where the City Can't See, и поехали в Мурманск, чтобы отсканировать и создать трехмерную карту порта и прочей инфраструктуры города. В рамках этого проекта мы пытаемся представить, что произойдет с берегами российского Севера, когда льды отступят, и откроется Северо-Западный судоходный проход между Северным Ледовитым и Атлантическим океанами. Это представимое будущее, в котором мурманский берег станет одним из самых загруженных перевалочных пунктов в истории человечества, и вокруг порта появится автономная инфраструктура.
В рамках этого проекта мы пытаемся представить будущее портов, которые превратятся в роботизированные города, поскольку инфраструктура грузоперевозок становится все более автоматизированной. Портовые погрузчики, суда, грузовики — все они больше не нуждаются в человеческом управлении. Приехав в Мурманск, мы сняли город при помощи радаров и камер таким, каким его будут видеть машины в будущем.
— Условия жизни в Мурманске достаточно суровые — как климатические, так и экономические. Вы думаете, что с появлением новых технологий необходимость для проживания людей в таких местах отпадет?
— Хотя у города есть потенциал стать точкой одного из самых загруженных торговых путей в истории, вполне возможно, что люди здесь будут не нужны. Предположим, что мы сидим в Москве в уютном баре и управляем всеми этими процессами на другом конце России дистанционно с компьютера. Такие места могут стать «постчеловеческими» городами, которые будут проектироваться уже не для людей, а для машин. Нас заинтересовал Мурманск в частности потому, что здесь этот процесс может принять наиболее экстремальные формы.
— В советское время многие города в России возникали вокруг крупных производств, а затем производства исчезали — по финансовым причинам, или сами предприятия становились устаревшими. Цикл замыкается: города, построенные вокруг производства, могут превратиться в города-производства без человека.
— Мы делали совместный проект с автопроизводителем Ford, в котором оценивалось влияние перехода к беспилотным автомобилям на городское планирование. Городские улицы проектировались сначала с учетом широты конной повозки, потом с учетом передвижения автомобилей и пешеходов, теперь же придется учитывать особенности систем навигации беспилотных автомобилей, которым нужно четко понимать, например, где заканчивается дорога и начинается тротуар.
Россия — это хороший материал для изучения того, как технологии достаточно радикально внедрялись в жизнь людей, и как они будут внедряться в будущем.
— Где еще побывали в России? Москва, Мурманск...
— Еще место, где снимали «Левиафан» (Териберка — МЗ). Это как раз то место, о котором вы говорили: деревня, в которой все работали в рыбной промышленности, но государство изменило квоты на вылов, и теперь это город-призрак с жителями, которые пока просто не решились на переезд.
— Вы смотрели «Левиафан»? Как он вам?
— Да. Это мощное описание одной из реальностей российской жизни. Конечно, в фильме рассказана художественная история, но она рисует точную картину современного опустошения.
— Опустошение — тема многих ваших проектов. Почему?
— Такие места, как Мурманск, интересны еще и тем, что представляют собой пример переосмысления понятий «периферия», «глубинка». С документалистами из Unknown Fields мы путешествуем по таким местам, изучаем эти ландшафты и снимаем про них фильмы. Мы хотим показать, что даже самые отдаленные места не остаются нетронутыми, они изменены человеком, и эти места имеют непосредственное отношение к нам, говорящим сейчас в этот телефон: мы едем туда, где добывают литий для батарей мобильных телефонов, мы едем туда, где добывают золото для плат мобильных телефонов, мы едем туда, где добывают редкоземельные материалы для жесткого диска в моем ноутбуке. Эти места одновременно связаны со всем миром и преисполнены чувством опустошенности.
— Что-то подобное можно проследить и в масштабах России: Москву часто называют Дефолт-сити, Город-по-Умолчанию, а все остальные города — может быть, за исключением Петербурга (ДС-2) — считаются провинцией. В целом жизнь в других городах на порядок менее насыщенна и интересна, чем в столице.
— Именно поэтому нужно путешествовать по местам, которые принесены в жертву центру или забыты в угоду ему! В конце мая в Москве на Beat Film Festival я буду представлять In the Robot Skies, и там будет монтаж из видео с дронов, которое мы снимали в отдаленных частях мира.
Семинар Лиама Янга «Неожиданный ракурс: как заменить оператора дроном?» состоится в институте «Стрелка» в субботу. Начало в 19:00.