Красное Село. Как устроен центр временного содержания иностранных граждан
Рабочие монтируют ограждение в центре временного содержания иностранных граждан в Санкт-Петербурге. Фото: Алексей Даничев / РИА «Новости»
Петербургский центр временного содержания иностранных граждан, открывшийся в 2010 году, стал одним из первых специализированных учреждений, где ожидают выдворения из России нелегальные мигранты. С начала его работы и до сих пор оттуда регулярно убегают иностранцы. Центр подчиняется МВД, но своей закрытостью не уступает учреждениям ФСИН. «Медиазона» рассказывает о буднях этого и подобных ему заведений — многомесячном лишении свободы, отсутствии медицинской помощи и изъятии детей у родителей.
Центр временного содержания иностранных граждан в Петербурге открыли в конце 2009 года. С января 2010-го он начал принимать нелегальных мигрантов. На открытии губернатор города Валентина Матвиенко подчеркнула, что это — «не пятизвездочный отель», а место, где иностранцы будут ожидать депортации или выдворения.
В восьмиэтажном здании на окраине Красного Села до этого было общежитие. На четвертом этаже сейчас расположены камеры для нарушителей, осужденных, а иногда и тяжело больных; на пятом-седьмом этажах живут мужчины, а на восьмом — женщины. По словам наблюдателей, условия на этажах — как в общежитии, но с одной оговоркой: двери на этаж запираются.
При открытии центра утверждалось, что семьям предоставят отдельные комнаты. Однако посещавшие иностранцев наблюдатели рассказывают, что сотрудники центра часто отказываются селить детей и родителей вместе.
Изначально учреждением руководило МВД, но после передачи центров в ведение ФМС в 2014 году руководство здесь сменилось. Всего спустя два с половиной года, в апреле 2016-го, в связи с ликвидацией миграционной службы центры вернулись под управление МВД.
О передаче учреждений для иностранцев от МВД к Миграционной службе заговорили после того, как в августе 2013-го власти Москвы разбили палаточный лагерь для нелегальных мигрантов в Гольяново; иностранцев тогда сотнями задерживали в ходе «зачистки», последовавшей за дракой торговцев с полицейскими на Матвеевском рынке. В палаточный лагерь тогда поместили более 500 человек.
По данным за август того же года, по всей России работал 21 спецприемник-распределитель, где содержались в том числе выдворяемые иностранцы. При передаче учреждений ФМС планировалось создать более 80 центров для иностранцев в 81 регионе страны. В мае 2014 года замглавы ведомства Анатолий Кузнецов сообщил, что в 78 регионах страны работает такой 81 центр.
Решетки, простыни, побеги
С начала работы петербургского центра оттуда регулярно поступают сообщения о побегах. В 2011 году за два месяца из учреждения трижды бежали иностранцы. 31 августа двое граждан Узбекистана и эстонец, отжав решетку окна на седьмом этаже, спустились по простыням и скрылись. 4 сентября сбежали еще трое иностранцев; 20 сентября снова трое мигрантов спустились из окна четвертого этажа по связанным простыням. В апреле 2012 года из Красного Села бежали 11 иностранцев — граждане Таджикистана и Узбекистана. После этого был уволен начальник центра Виталий Улев.
Продолжились побеги и в следующие годы. В 2014-м учреждение самовольно покинули восемь мигрантов — граждане Азербайджана, Узбекистана, Таджикистана и Молдовы. 9 мая 2016 года скрылись еще трое иностранцев.
В августе 2013 года силовики Петербурга вслед за коллегами из Москвы проводили массовые задержания мигрантов. В рассчитанном на 176 человек центре находились 308 иностранцев; РИА «Новости» писало, что из-за нехватки мест 20 мигрантов ночевали в автобусах.
В 2015 году поправки, внесенные в закон об ОНК, позволили общественным наблюдателям посещать центры для иностранцев. С этого момента в прессе стало появляться больше информации об условиях содержания мигрантов. Однако первые несколько месяцев членам петербургской комиссии отказывали в доступе в учреждения ФМС. В конце 2016 года у нового состава ОНК также возникли проблемы с допуском; вновь посещение разрешили только после обсуждения с администрацией центра.
Без документов, лекарств и удобств
Правозащитники выделяют несколько ключевых проблем петербургского центра для иностранцев. Одна из них — неоправданно долгое ожидание депортации или выдворения. Дольше всего высылки обычно приходится ждать лицам без гражданства.
Этот статус часто приобретают люди с советскими паспортами, приехавшие в Россию из бывших союзных республик и не менявшие документы после распада СССР. Еще одна категория — жители востока Украины, потерявшие паспорта.
«Если человек без паспорта и прописка у него в Луганске, то это патовая ситуация, потому что его паспорт никак не восстановить. Центр посылает официальный запрос в Киев, и Киев отвечает, что у нас нет контроля над этой территорией», — рассказывает член петербургской ОНК Яна Теплицкая. Когда Украина все же соглашается принять своих граждан из областей, подконтрольных сепаратистам, депортируемых ожидает проверка в СБУ.
Дохлов с женой и пятилетней дочерью уехал из Луганской области из-за вооруженного конфликта. Паспорта у него не было. «У меня дома все документы сгорели давно еще, еще когда все начиналось», — вспоминает он. Осенью 2014 года Дохлов приехал в Петербург к знакомым. Он пытался получить в ФМС статус беженца, но ему отказали, сославшись на то, что «Питер перебрал беженцев».
Из-за отсутствия документов Дохлов не мог устроиться на работу. «Деньги нужны были, вот за грабеж сел. 20 тысяч, но все равно отбыл год. Жалею, но на тот момент была очень сложная ситуация. У меня ребенок», — рассказывает украинец. Сразу после освобождения его доставили в центр временного содержания иностранцев, поскольку Минюст признал его персоной нон грата, и снова поместили в камеру.
Учреждение направило запрос в Киев. «А Украина смотрит, что я житель Луганской области, и прямым текстом отвечает: нам приказано не выдавать, нету такого, не знаем. Они заморачиваться не хотят», — считает Дохлов. Он опасался депортации в Киев, поскольку СБУ проверяет вернувшихся в страну жителей Луганской и Донецкой областей на связи с сепаратистами. Первые два месяца конфликта на востоке Украины он поддерживал самопровозглашенные республики, но «не убивал никого, стоял, оборонял, развозил гуманитарку».
16 марта Дохлова отпустили из центра — истекли 120 суток, отведенные для депортации. После этого суд обязал его самостоятельно покинуть Россию. Дохлов собирается вернуться в Луганскую область, куда уже уехали его супруга и дочь.
Максимальный срок содержания в центрах для лиц без гражданства — два года. На практике их отпускают раньше — по истечении срока, который суд отводит приставам на оформление всех бумаг для депортации, и когда другая страна отказывается принимать апатрида. Однако вышедшего в город иностранца могут вновь задержать и доставить в центр. Адвокат Ольга Цейтлина поясняет, что в российских законах для таких людей не прописан механизм легализации.
В октябре 2016 года в петербургском центре умер Вепхвия Сордия. Его пытались выдворить в Грузию, но страна не признала его своим гражданином. В первый раз мужчину задержали в октябре 2014 года; в феврале 2015-го суд его выпустил, но обязал самостоятельно покинуть Россию. В конце 2015 года Сордию снова отправили в центр. К августу 2016-го у него обострились хронические болезни. Его госпитализировали, но не оставили в стационаре и рекомендовали «наблюдение и лечение по месту жительства». Сордию вернули в центр, откуда его отпустили только 8 октября; в тот же день он умер в больнице.
Байрамов родом из Грузии, но с 1994 года, когда ему было 10 лет, он живет в Петербурге. Из документов, удостоверяющих личность, у него есть только советское свидетельство о рождении. В сентябре 2014 года мужчина пришел в УФМС, чтобы просить о гражданстве, но в итоге оказался в центре для иностранцев. Спустя три месяца суд постановил уточнить личность Байрамова и выдать ему документы.
В сентябре 2015 года он снова пошел в УФМС, чтобы исполнить решение суда, и его снова отправили в центр. Через месяц Грузия ответила, что не считает Байрамова своим гражданином. Он допускает, что это связано с ошибкой в его отчестве Нариман Оглы, которое российские власти в запросе, отправленном в Грузию, указали как «Нариманович».
«Судья взял, так же закрыл. Просто год и три месяца я зря там сидел. За что — не знаю. Куда обращаться, что делать дальше? — недоумевает Байрамов. — Я хотел бы остаться. Что мне там делать? Все мои здесь».
Сейчас адвокат Красного Креста добивается отмены постановления судьи, обязавшего Байрамова самостоятельно уехать из России. «Я уже боюсь куда-то обращаться. Так же, как в 2015-м году обратился, меня взяли и закрыли. Сейчас тоже боюсь обращаться куда-нибудь — запихнут туда третий раз», — говорит Байрамов.
Еще одна серьезная проблема учреждений для иностранцев — недоступность медицинской помощи. «Умер Сордия из-за неоказания медпомощи. Там только фельдшер, там нет квалифицированных специалистов и нет средств для отправки в медучреждения кроме экстренной помощи. В больницу возят очень-очень редко, когда умираешь», — говорит адвокат Ольга Цейтлина, которая оказывает юридическую помощь мигрантам.
Член ОНК Яна Теплицкая называет ситуацию с медициной в центре для выдворяемых и депортируемых катастрофической. Мигранты могут рассчитывать на помощь врача только в самых экстренных случаях, говорит она. Так, по словам Теплицкой, скорая в Петербурге отказалась госпитализировать девушку с опухолью, поскольку на тот момент новообразование еще не угрожало ее жизни. Необходимое обследование иностранка пройти так и не смогла.
В учреждении работает только фельдшер. В официальном ответе администрации центра членам ОНК говорилось, что в штате заявлена должность врача, но найти специалиста, который согласится на установленный оклад, невозможно. В учреждении признают проблемы с содержанием больных туберкулезом и ВИЧ-инфицированных, которым в центре просто не могут обеспечить полноценное лечение.
Гражданку Молдавии Кристину Чебан поместили в центр в октябре 2016 года. Она прожила в Петербурге год и два месяца, превысив допустимый срок временного пребывания в России.
«Я должна через каждые три месяца выезжать. Но я этого не сделала, потому что у меня не было возможности: на квартиру, на питание [тратила] все», — объясняет Чебан. В ее документах перепутали одну цифру в дате рождения, из-за этого депортация затянулась.
«В итоге меня депортировали. Я уехала, дома никаких документов, ничего не переделывала, вообще думать не думала. Я просто сделала себе новый паспорт, — рассказывает Чебан. — Наш президент 17 января в Москве с Путиным встретились. У 200 тысяч молдаван, у них депорты, а 50 тысяч из них аннулированы. И, видимо, я попала в свежий список. Просто мне круто повезло».
Чебан вернулась в Петербург на заработки. Вскоре она планирует выехать из России, чтобы не попасть в центр в Красном Селе, а затем снова вернуться.
Гражданка Молдавии рассказывает, что из лекарств в центре были только анальгин и парацетамол — их предлагали, в частности, девушке из Африки, у которой были проблемы с поджелудочной железой. Африканка мучилась от сильных болей. За женщиной, которая не могла сама себя обслуживать после перенесенного инсульта, ухаживали Чебан с другой депортируемой.
Другая проблема выдворяемых мигрантов — изъятие детей, несмотря на гарантированное законом право родителей жить с ними совместно. Несовершеннолетних в Петербурге отправляют либо в больницу имени Цимбалина (обычно это дети до трех лет), либо в приют «Транзит».
«Детей изымают еще на подходе, они не помещаются в СУВСИГ. Детей начинают отнимать в отделах полиции. По разным поводам», — рассказывает бывший член ОНК Леонид Агафонов. В центре для иностранцев это объясняют отсутствием условий для содержания детей. Правозащитник вспоминает историю пятимесячного Умарали Назарова, которого отобрали у матери полицейские. Ребенка отправили в больницу имени Цимбалина, где он скончался на следующий день. Его мать вскоре выдворили из страны.
«Это целая проблема, что детей отдельно отправляют от матерей в основном. Детей до суда изымают, и они не попадают в судебное решение. То есть на них не заложены деньги в бюджете, и их выдворяют по отдельности», — поясняет Агафонов. Например, двух детей гражданки Узбекистана отправили на родину на самолете с сопровождающим только через два месяца после депортации их матери, рассказывает общественник. По прилету в Ташкент детей сначала отправили в детский дом, добавляет он. Жаловаться в ЕСПЧ на такие действия иностранцы не готовы.
Наблюдателям из нового состава ОНК сотрудники центра говорили, что стараются согласовать время депортации с приютом или больницей и отправить мать и ребенка одним рейсом.
Правозащитники слышали много жалоб и на бытовые условия в центре. Сейчас адвокат Ольга Цейтлина подает жалобу в ЕСПЧ на содержание своего клиента в камере. Там он находится больше года. По словам адвоката, юридических оснований для изоляции иностранцев нет, однако это обычная практика: «Их туда помещают не на каких-то основаниях. Просто так администрация решила. Как правило, помещают либо тех, кто был судим, либо если нежелательные, либо тех, кто плохо себя ведет, либо долго не могут выдворить, либо депортация».
Нелегалы рассказывали членам ОНК о коротких прогулках по 15 минут, плохой еде и нехватке средств гигиены. Многие предметы обихода им приходится покупать самим. Кристина Чебан вспоминает, что сама платила сантехнику за починку стиральной машины в центре, а сломавшийся унитаз на женском этаже администрация не могла привести в порядок три недели.
Кроме этого, бывший член ОНК Агафонов обращает внимание на то, что в отличие от учреждений ФСИН в центре для содержания иностранцев не установлены нормы питания для беременных женщин.
На каждом этаже центра есть «старший». «Он сам наводит порядок, у старшего по этажу есть телефон, отдельная комната, в которой он живет. Все передачки идут через него, деньги ему на телефон кидают. Он уважаемый человек, потому что телефон у него есть в любое время дня, и он может дать позвонить», — объясняет Агафонов. Наблюдатель отмечает, что в центре были случаи избиения иностранцев сотрудниками администрации, но жалобы не давали никаких результатов. Яна Теплицкая о случаях насилия в учреждении не слышала.
Говоря о передаче центра в ведение МВД от ФМС, Агафонов отмечает, что сотрудники среднего звена и заместители руководителя сохранили свои места. По мнению общественника, проблемы центров после очередной реформы остались прежними.
«Они как работали, так и работают. Мировоззрение у людей не поменяется из-за того, что они табличку поменяли», — резюмирует бывший член ОНК.