Дина Гарина. Фото: Надежда Михайлова / «ВКонтакте».
Как водитель троллейбуса из Петербурга за один год успела провести четыре месяца в СИЗО и получить условный срок по «экстремистской» статье 282 УК, неосторожно выступить на митинге за ее отмену и еще раз оказаться под следствием по той же самой статье.
«Смотри, завтра сама на 282 не наговори))))», — такое сообщение «ВКонтакте» получила 14 марта 2015 года 30-летняя петербургская правая активистка Дина Гарина. Шутливое предостережение девушке прислал Степан Иванов, организатор митинга «Против политических репрессий» на Марсовом поле. Именно из-за своего выступления на этой акции Гарина через год станет фигурантом очередного дела по статье 282 УК (возбуждение ненависти либо вражды).
15 марта 2015 года мероприятие на Марсовом поле собрало несколько десятков человек с флагами объединения «Русский национальный фронт», Новороссии, движения «Великая Россия», имперскими стягами и другой символикой российских правых.
«У нас сегодня митинг в рамках всероссийской акции против политических репрессий, за отмену 282-й статьи и за разгон Центра "Э" по противодействию экстремизму… Господи, не выговорить», — начал Иванов, стоя на фоне баннера «Свободу русскому народу». Затем ведущий передал слово «русскому активисту, человеку, который знаком с 282-й статьей очень хорошо — Николаю Николаевичу Бондарику».
Однажды уже осужденный по статье 282 бывший член Координационного совета оппозиции Бондарик в настоящее время проходит еще как минимум по двум «экстремистским» делам. В своей десятиминутной речи он вспомнил несколько историй об оперативниках Центра «Э», рассказал о пытках и сделал вывод, что «этот режим входит в фазу распада». После Бондарика слово брали другие правые активисты; четвертым оратором стала экс-глава петербургского отделения запрещенного движения «Русские», координатор «Русских маршей» и водитель троллейбуса 35-го маршрута Дина Гарина.
Сперва она говорила о резонансных убийствах, в которых подозревали уроженцев Северного Кавказа, затем — сменила тему. «Что я хочу сказать про отдел Центр "Э"? Это, конечно, те еще ****** [глупые, бестолковые люди, ничтожества]», — продолжила девушка под аплодисменты собравшихся.
Гарина посетовала на обилие «стукачей» в правом движении и снова упомянула оперативников Центра «Э», среди которых, по ее убеждению, преобладают «в основном полукровки, смешанные». Поэтому «эшники», говорила она, и «ненавидят русских изначально, генетически». Сотрудники других управлений МВД борцов с экстремизмом недолюбливают, поделилась активистка своим наблюдением и посоветовала единомышленникам не бояться их.
После этого Гарина заговорила об уголовном преследовании организатора «Русских пробежек» Максима Калиниченко, репрессиях в отношении других инакомыслящих и призвала «не проспать революцию». Впоследствии правоохранительные органы заинтересуются только той частью ее выступления, которая касалась Центра «Э». Следом за Гариной на митинге выступили еще несколько человек; вся акция продлилась около 40 минут.
Вечером 15 марта Николай Бондарик сделал «ВКонтакте» репост 14-минутного видео с митинга. Съемка запечатлела троих ораторов, в том числе и Гарину; в ролик вошел фрагмент ее речи, посвященный Центру «Э». Уже на следующий день оперуполномоченный 7-го отдела ЦПЭ ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области майор Сродникова составила акт осмотра видеозаписи, после чего Следственный комитет начал доследственную проверку.
К началу апреля 2015-го была готова первая экспертиза, авторы которой указывали, что оперативники Центра «Э» представляют собой социальную группу, а во всех трех исследованных выступлениях с митинга содержалась «целевая установка на пропаганду ненавистного или враждебного действия» по отношению к сотрудникам этого полицейского управления.
Однако до возбуждения уголовного дела, в которым Гариной предстоит стать единственной подозреваемой, оставался еще год. За это время в материалах появились две более подробные экспертизы, которые также нашли в выступлении девушки признаки возбуждения ненависти — причем не только к сотрудникам ЦПЭ, но и к «нерусским».
Дело возбудили только 29 марта 2016 года, причем с шестого раза: СК вынес пять постановлений об отказе. В декабре 2015-го, назначая очередную экспертизу, следователь следственного отдела по Центральному району ГСУ СК по Санкт-Петербургу старший лейтенант юстицииа Копрова пояснила — специалисты определяют сотрудников Центра «Э» как социальную группу, хотя в деле активиста арт-группы «Война» Олега Воротникова было заключение экспертов, содержавшее противоположный вывод: «Сотрудники милиции в целом не являются социальной группой — ни большой, ни реальной, ни номинальной».
Постановления СК об отказе в возбуждении уголовного дела, за исключением самого первого, идентичны — даже лишний мягкий знак в слове «содержатся» повторялся во всех документах с июня 2015-го по январь 2016 года.
«Вначале эксперты практически полностью переписывали фабулу статьи, как она есть. Тут и возбуждение ненависти либо вражды по признаку происхождения, и в отношении социальной группы, и унижение достоинства группы лиц нерусской национальности. И только в последней экспертизе определились, что выступление Гариной унизило достоинство человека по признаку принадлежности к социальной группе и достоинство человека по национальному признаку», — объясняет адвокат активистки Виталий Черкасов.
Последний отказ в возбуждении дела датирован 21 января 2016 года. Его отменили почти через два месяца, 15 марта того же года.
Пока Следственный комитет вел проверку ее выступления на митинге, Дина Гарина успела стать фигурантом другого дела, побывать в СИЗО, выслушать приговор и выйти на свободу — девушку арестовали в ноябре 2015-го, а через четыре месяца дали полтора года условно и отпустили.
Поводом стала появившаяся «ВКонтакте» Гариной летом 2015 года публикация под заголовком «Очередное убийство русского человека в Санкт-Петербурге»; речь шла о широко обсуждавшейся в правой среде драке с участием дагестанцев, в которой якобы погиб петербуржец Илья Кудряшов. Пост заканчивался словами «нужен сход». Гарину признали виновной по части 2 статьи 280 (призывы к совершению экстремистской деятельности, совершенные через интернет) и по части 1 статьи 282 (возбуждение ненависти либо вражды). Кировский районный суд вынес ей приговор 3 марта, а уже через 12 дней была готова новая экспертиза по выступлению на Марсовом поле. Еще через две недели Следственный комитет возбудил в отношении активистки второе дело по статье 282.
До прошлого года Гарину к уголовной ответственности не привлекали; один раз она подвергалась административному аресту на двое суток и неоднократно — получала штрафы за митинги, пикеты и «русские зачистки».
«По административным делам всегда брали на ночь. В 2012 году, когда не было такого, чтобы сажали за слово, просто 60-70 человек оставляли в актовом зале. Ждали всю ночь, может, даже сутки. Это было постоянно, это было, в общем-то, весело, а теперь это невесело», — вспоминает она.
20 апреля следователи пришли обыскивать дом Гариной, затем ее повезли на допрос в качестве подозреваемой. «Я не высказывала ничего, чтобы возбудить ненависть к какой-либо социальной группе — ни к Центру "Э", ни к кому-либо еще. То есть я не согласна с вашим мнением… с вашим уголовным делом», — приводятся ее слова в протоколе. 18 июля девушке предъявили обвинение, в настящее время ее дело передано в суд.
В разговоре с «Медиазоной» правая активистка пояснила свою позицию. «Если я кого-то оскорбила — вызывайте меня в гражданский суд, пусть сотрудник полиции придет, которого я оскорбила. Какой тут состав преступления — возбуждение ненависти? Чем и кому слова "*****" [глупый, бестолковый человек, ничтожество], "лоботряс" и "бездельник"… До маразма дошло. Возбуждение ненависти? Нет, естественно», — рассуждает она.
Изначально делом занялась следователь Копрова, но в начале мая для расследования создали следственную группу из восьми человек, которую возглавил старший следователь Иван Лялицкий. С Гариной взяли подписку о невыезде, следователи получили доступ к личной переписке девушки «ВКонтакте».
Одна из претензий активистки к следствию — даты допросов. В ходатайстве о согласовании графика следственных действий Гарина указывает, что работает водителем троллейбуса по графику 4/2 и из-за частых допросов лишилась большей части зарплаты. Отсутствие ее троллейбуса на маршруте ограничивает доступ петербуржцев к общественному транспорту, пишет она.
«С учетом того, что подавляющее большинство из пользующихся общественным транспортом относится к льготным категориям граждан, это естественным образом ведет к саботажу и воспрепятствованию реализации Федеральных государственных программ, целью которых является как раз предоставление льгот определенным категориям населения», — заключала Гарина. Следователь Лялицкий ее ходатайство не удовлетворил.
К июню 2016-го специалисты подготовили комплексную комиссионную социо-психолого-лингвистическую экспертизу, которую адвокат Черкасов признает «полновесной, отвечающей всем требованиям при ее назначении и проведении». Это единственная экспертиза, проведенная в рамках уголовного дела, а не доследственной проверки, подчеркивает защитник; из всех речей, звучавших на митинге против репрессий, исследовали на этот раз только одну — Гариной.
Эксперты приходят к выводу, что высказывание Гариной о сотрудниках Центра «Э» «содержит негативные оценки, умаляет их человеческое достоинство», а «в сознание присутствующих на митинге внедряется мысль о вредности и неприемлемости деятельности этой профессиональной группы».
В экспертизе приводятся словарные значения слов «урод», «бездельник», «дармоед», «полукровка», «отброс»; в интерпретации специалистов речь Гариной перед соратниками звучала так: «В Центре "Э" работают деградированные, безнравственные и ни к чему не годные люди, пакостники, которые пребывают в постоянном бездельничанье».
На оба вопроса, поставленные перед экспертами — имеются ли в речи Гариной высказывания, направленные на унижение достоинства по признаку принадлежности к социальной группе или по национальному признаку — дан утвердительный ответ.
Защита Гариной исходит из того, что сотрудников Центра «Э» нельзя считать социальной группой. Основная претензия адвокатов к экспертизе — это состав проводившей исследование комиссии: трое ее членов имели ученые степени в области политологии, журналистики, филологии и психологии; адвокат Черкасов полагает, что заключения по вопросам, связанным с определением социальных групп, могут делать лишь социологи.
Защита заказала две экспертизы, которые подготовили доктор социологических наук Владимир Козырьков и кандидат исторических наук, ассоциированный сотрудник Центра независимых социологических исследований, преподаватель Колумбийского университета Дмитрий Дубровский. Оба эксперта пришли к выводу, что ни сотрудники полиции в целом, ни отдельные ее подразделения, к примеру, Центр «Э», не являются социальной группой.
К материалам уголовного дела эти экспертизы, впрочем, не приобщили. Кроме того, Черкасов отмечает, что на стадии предварительного следствия следователь отказывал адвокатам в доступе к материалам, как полагает адвокат — для того, чтобы защитники не могли задать свои вопросы экспертам или заказать альтернативное исследование.
Сомневается защита и в выводах специалистов о возбуждении ненависти к «нерусским»: «Эксперты ссылаются на слова "полукровки", "смешанные", но в экспертизе отсутствует оценка того, что эти слова являются бранными, оскорбительными или унижающими достоинство», — поясняет Черкасов. Юрист считает, что высказывания Гариной необходимо рассматривать в контексте ее непростых отношений с Центром «Э».
«Необходимо оставить за ней право выражать мнение и давать оценку, даже нелицеприятную, представителям государства. Нужно оценивать в этой части — не просто что она пыталась умалить их достоинство только потому, что преимущественно, как она считает, там полукровки работают, а потому что у нее сформировалась оценка их действий, и она негативная. Каждый гражданин имеет право формировать свою оценку деятельности тех или иных структур», — настаивает Черкасов.
С позицией защиты относительно состава экспертной комиссии согласен директор исследующего проблемы ксенофобии Информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский. При этом, замечает он, «твердо сложилась традиция, закрепленная постановлением Верховного суда, что основная экспертиза [по делам об экстремизме] — лингвистическая или комплексная с участием лингвиста».
«Разумного оправдания этой практике я не вижу: по смыслу использования экспертизы в уголовном процессе привлекаться должен эксперт с познаниями именно в том вопросе, ради которого он привлекается. Поэтому, кстати, в законе нет и требования определенных ученых степеней: ведь такими знаниями может обладать человек и без степени, а "остепенного" эксперта в узком вопросе может и не быть», — размышляет Верховский.
Руководитель «Совы» обращает внимание на разницу в вопросах, которые ставились перед экспертами следствием и защитой. Если защита спрашивает у социологов, являются ли сотрудники правоохранительных органов или конкретного подразделения социальной группой, то следствие задает «два вопроса, и оба правовые — в них прямо использованы формулировки статьи 282 УК».
«Этого делать ни в коем случае нельзя, так как правовые вопросы решают только следствие и суд, а эксперты предоставляют знание именно в иных сферах, в соответствии со своей квалификацией. Увы, такая практика — пусть не всегда так в лоб — является доминирующей, и это не становится основанием для пересмотра приговоров», — подчеркивает он.
«Суть "битвы экспертов" в том, что судебное решение основывается целиком или в значительной степени на том, что судья не может без специального экспертного знания определить, были ли событие и состав преступления. Прямо скажем, в большинстве случаев это — иллюзия или сознательное делегирование судебной власти экспертам (желательно проверенным, конечно), так как все-то судья и сам может понять. Конечно, есть особые вопросы. Один из них — кого считать социальной группой в смысле, используемом в статье 282 УК и в антиэкстремистском законодательстве вообще. Надо думать, этот вопрос должен бы быть решен в общем виде Верховным судом. Но ВС пока еще в 2011 году внес одно ограничение — счел, что критика в адрес политических деятелей, видимо, включая высоких чиновников, не должна приравниваться к возбуждению ненависти к ним. Понятно, на полицию или армию это суждение не распространяется, и все же после того постановления ВС несколько лет о ненависти против полиции или армии [дел] не заводили. Коли ясности нет, судья делегирует этот вопрос экспертам», — объясняет Верховский.
В социологии, продолжает директор центра «Сова», нет общепринятого понятия социальной группы, и это «позволяет разным экспертам выбирать то определение, которые им милее, а прямо говоря — соответствует их задаче, которая, в свою очередь, соответствует целям обвинения или защиты».
«Вне задач обвинения или защиты не имеет смысла анализировать построения экспертов в части определения социальной группы. Честно говоря, рассуждения экспертов в этом деле с обеих сторон лишь укрепляют меня в этом мнении. Собственно говоря, поэтому я всегда был против самого присутствия столь неопределенного понятия [социальной группы] в уголовном законе и в определении экстремизма. Впрочем, идея считать социальной группой сотрудников определенных подразделений какого-то ведомства, будь то сотрудники Центров "Э" или ответственные за озеленение в муниципалитетах, мне представляется противоречащей любым распространенным социологическим подходам», — заключает исследователь.