«Нашей жизнью распоряжается государство»

19-летнюю студентку из Екатеринбурга Алину Саблину доставили в Городскую клиническую больницу №1 Москвы 11 января 2014 года — на Ленинском проспекте ее сбил водитель Константин Татулян, не заметивший, как девушка с подругой переходит улицу по нерегулируемому пешеходному переходу. Алина получила тяжелую черепно-мозговую травму и потеряла много крови; в клинике констатировали: она в состоянии глубокой комы. О случившемся врачи в тот же день сообщили родственникам пострадавшей.

Смерть

Родители Алины прилетели в Москву уже на следующий день и сразу же поехали в больницу, где в течение нескольких дней Елена Саблина и ее бывший муж старались не отлучаться от дочери. Переночевав у знакомых, они каждое утро спешили в палату Алины; врачи не возражали против посещений. В первый же день медики попросили родственников девушки готовиться к худшему — прогнозы были неутешительными. Саблины тем не менее верили, что дочь пойдет на поправку.

«Мы видели ее состояние в первые дни и в последующие, видели улучшения — у нее менялась температура тела, на глазах были слезки, я это видела, когда мы заходили к ней в палату. Алина была живым человеком, она плакала, когда мы с ней говорили», — рассказывает Елена Саблина.

Врачи считали иначе — 15 января 2014 года Саблиным сообщили, что, несмотря на все усилия, улучшений в состоянии Алины не наступило, девушка впала в атоническую кому, и у нее пропали рефлексы. Елена говорит, что она была готова выхаживать дочь, в каком бы состоянии та не находилась.

На шестой день пребывания Алины в больнице родителей в ее палату не пустили — дежурный врач выпроводил родственников пациентки из отделения без объяснения причин. По словам Елены, доктор показался ей встревоженным и «старался не смотреть родителям в глаза».

«Мы не могли понять, что происходит, и почему врачи, с которыми мы общались несколько дней, начали вдруг так себя вести. Потом я все поняла», — говорит мать студентки. На следующее утро ей позвонил мужчина, представившийся сотрудником морга, а на деле оказавшийся похоронным агентом.

«С неизвестного номера мне позвонил мужчина, представился судмедэкспертом, и сказал, что моя дочь якобы умерла. Я не поверила, перезвонила в больницу, и мне эту информацию там подтвердили. Человек, представившийся судмедэкспертом, позвонил снова. Он попросил привезти документы Алины в другую больницу, на территории которой находится морг. Когда мы приехали, звонивший мужчина показал нам визитку, в которой говорилось, что он — представитель похоронного агентства. Он узнал о смерти моей дочери раньше, чем я», — рассказывает мать погибшей студентки.

Елена Саблина отмечает, что номер ее телефона из персонала клиники знал только заведующий отделением Дмитрий Остапченко, что, в свою очередь, наталкивает на подозрения: больница продала ее контакты похоронному агентству.

«Как номер моего телефона стал известен похоронному агентству? Как тело нашей дочери оказалось в другой больнице, прежде чем мы узнали о ее смерти? Никто нам этого так и не объяснил», — возмущается Саблина.

В морге родственников Алины сразу предупредили, что перевозка тела в Свердловскую область будет стоить не менее 200 тысяч рублей. Эти деньги семья экстренно собирала с помощью друзей дочери — «кто-то из детей присылал 50 рублей, кто-то больше, они перечисляли столько, сколько могли». Друзья погибшей собрали около 500 тысяч рублей, благодаря этому Алину похоронили в Екатеринбурге.

«Поскольку мне сообщили о смерти не врачи, а похоронный агент, я сразу заподозрила, что моей девочке помогли уйти из жизни», — признается Елена. Спустя месяц она вернулась в Москву и утвердись в собственном мнении. Следователь вызвал ее для заполнения бумаг по делу о ДТП, в котором погибла дочь. Тогда Елена, признанная потерпевшей, впервые увидела заключение судмедэкспертов и с ужасом обнаружила, что у Алины после смерти были изъяты внутренние органы.

«Можете представить мою реакцию, когда я узнала об изъятии органов? Действия наших врачей меня раздавили, я была просто шокирована», — говорит Елена. В судмедэкспертизе по делу Алины Саблиной говорится, что после смерти у девушки были изъяты сердце, почки, аорта, нижняя полая вена, часть легкого и надпочечники.

Суды

Закон «О трансплантации органов и (или) тканей человека» действует в России более 23 лет. Он гарантирует, что трансплантация органов от живого донора или трупа «может быть применена только в случае, если другие медицинские средства не могут гарантировать сохранения жизни больного».

Пересадка органов живого донора допускается исключительно с его согласия. В законе отмечается, что гражданин может выразить несогласие с изъятием органов в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, тогда документ заверяется руководителем больницы либо нотариально. Если же пациент этого не сделал, это по умолчанию означает его согласие на трансплантацию: согласно 8-й статье закона, в России действует презумпция согласия на изъятие органов. При этом в законе говорится, что в случае отсутствия волеизъявления умершего право заявить о своем несогласии на изъятие органов имеет его супруг или один из близких родственников.

«Мы общались с врачами в течение нескольких дней, ко мне ни разу не подошли и не спросили, что я думаю о трансплантации внутренних органов моей дочери», — утверждает Саблина. Несколько недель она писала в администрацию президента, прокуратуру, Совет по правам человека и обращалась за помощью к СМИ. «Никто не хотел меня поддерживать. Все говорили, что это закон, против него бесполезно бороться. И я приняла решение обратиться в суд», —говорит Елена.

Интересы семьи Саблиных в марте 2014 года начал представлять адвокат Антон Бурков, член Свердловской региональной общественной организации «Сутяжник». Он уверен, что действующая презумпция согласия на изъятие органов — это ловушка, в которую может попасться любой юридически не подкованный человек.

«Согласно нынешнему законодательству, врачи могут попросту не спрашивать, как родственники пациента относятся к трансплантации органов. Уверяю, Алина Саблина — не единственная жертва тайного изъятия. Родственники хоронят своих любимых, даже не зная о том, что у них изъяли органы, поэтому и обращений довольно мало», — считает Бурков. Он подчеркивает, что не собирается бороться с презумпцией согласия, но хочет добиться, чтобы мнение родственников доноров было невозможно игнорировать.

По словам адвоката, изучая материалы дела, юристы обнаружили, что акт изъятия внутренних органов Алины Саблиной был составлен с нарушениями — согласно акту, медики изъяли лишь сердце и почки, другие органы в документе не указаны. «Знаете, я сам продавал мороженое когда-то. И не дай бог какая-то мороженка пропадет! Ее обязательно надо списать, составить акт. А тут речь идет о внутренних органах, стоимость которых, согласитесь, сильно выше любой мороженки», — говорит адвокат.

Сами врачи в разговоре с Бурковым пояснили: часть изъятых органов Алины не была включена в акт потому, что в ходе операции некоторые органы изымают попутно — извлекая сердце, необходимо отрезать и часть аорты. Кроме того, врачи пояснили, что в ходе операции по трансплантации может быть задето легкое.

«Согласитесь, когда процедура изъятия становится тайной, это дает возможность для коррупционных манипуляций, ведь даже сама по себе аорта может быть вполне самостоятельным органом и может использоваться для получения коллагена — омолаживающего вещества. Органы, которые безотчетно извлекают из трупов, могут быть перепроданы кому угодно», — считает Антон Бурков. Трансплантология должна быть прозрачна, уверен защитник, пока же медики пользуются изъянами действующего закона.

В 2014 году Елена Саблина требовала возбудить дела против врачей Городской клинической больницы №1, однако в действиях медиков состава преступления следователи не обнаружили. После этого мать погибшей студентки обратилась в Замоскворецкий районный суд Москвы с требованием взыскать с больницы Пирогова 400 тысяч рублей, однако и в компенсации суд отказал. Адвокат отмечает, что суд проигнорировал даже очевидно неправильно составленный акт об изъятии органов, а также тот факт, что научный Центр трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И.Шумакова изъял и имплантировал изъятые органы вопреки законодательству.

«По закону, одно и тоже медучреждение не может одновременно изымать и имплантировать внутренние органы, поскольку это является коррупционным моментом — в противном случае недобросовестные врачи могут за деньги заказанные органы изымать и вшивать органы тому, кто закажет. В Москве даже был создан координационный центр, сейчас он находится в Боткинской больнице. Специалисты выезжают, изымают и помещают в банк. Это правило было нарушено — из больницы имени Шумакова приехали и изъяли органы Алины, они же их имплантировали своему пациенту. Но СК на этот факт никак не отреагировал», — объясняет Бурков. Впрочем, следователи также отказались возбуждать дело о клевете против самой Елены Саблиной, на чем настаивали сотрудники больницы.

9 марта 2016 года Конституционный суд (КС) отказался рассматривать жалобу Саблиной, просившей признать, что неуведомление семьи о планируемом изъятии органов у потенциального донора нарушило ее конституционные права. КС сослался на свое определение от 2003 года, в котором декларировалась действующая презумпция согласия на изъятие органов.

«Как видно из текста жалобы, существо требований заявителей фактически сводится к необходимости перехода от существующей в России модели презумпции согласия на изъятие органов человека после его смерти к системе испрошенного согласия», — говорится в решении суда. При этом обе эти модели, отмечается в постановлении, не противоречат Конституции, однако выбор одной из них в компетенцию КС не выходит.

«Исследование документов по делу показало, что анализы на совместимость у Алины взяли еще при жизни. Еще раз хочу обратить внимание, что врачи постоянно контактировали с родителями — описывали состояние Алины, просили купить какие-то таблетки, однако про органы они за все это время не говорили ни слова», — напоминает адвокат Бурков.

Страхи и предубеждения

Согласно результатам опроса, проведенного «Левада-центром» в 2013 году, лишь 6% россиян твердо убеждены, что согласие на изъятие собственных органов — это долг каждого человека. 12% процентов уверены, что донорство органов — это нечто противоестественное, а любой человек «должен жить столько, сколько отпущено». 69% опрошенных с этим утверждением не согласны.

42% респондентов признались, что они не знают, каким образом в России можно официально выразить свое согласие или несогласие на изъятие органов. 50% опрошенных при этом сказали, что не согласились бы прямо сейчас заявить о своем согласии стать донором органов, 22% утверждали, что согласны на это. Примечательно, что 22% опрошенных, отказавшихся быть донором, объяснили свое решение тем, что информация об их согласии может быть использована в «недобросовестных целях» и поставит под угрозу их жизнь. 17% опасаются, что врачи не будут лечить пациента должным образом, если узнают, что он готов отдать свои органы.

Существующий закон о трансплантации органов — гуманный, а работает он эффективно, уверен глава научного Центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И.Шумакова Сергей Готье.

«Закон исходит из того, что человек готов помочь обществу при отсутствии каких-то специальных возражений. Это могут быть религиозные понятия, чисто поведенческие, воспитательные и так далее. Я не говорю, что закон, подразумевающий презумпцию согласия — это абсолют, но он избавляет человека от необходимости думать во время стресса», — считает Готье. По его словам, в России «очень редкий человек, очень понимающий и очень воспитанный», согласится с тем, чтобы у его родственника изъяли органы после смерти.

По мнению главы Центра, главная проблема трансплантологии в России — неосведомленность и предубеждение граждан относительно так называемого «трупного донорства». Он уверен, что с населением необходимо вести просветительную работу. «Да, в России принята презумпция согласия, когда для изъятия органов не нужно спрашивать согласия родственников. В немалой степени это вынужденная мера, поскольку население России в большинстве своем настроено против посмертного донорства. Стало популярным выражение "разобрать на органы", желтая пресса формирует у людей искаженное представление о трупном донорстве, якобы органы забирают у живых людей», — пояснял Готье.

Получить его комментарий о деле Елены Саблиной «Медиазоне» не удалось — пресс-секретарь академика Готье Нина Габриэлян сообщила, что в ближайшее время он будет занят на операциях.

ЕСПЧ

В 2014 году Гагаринский районный суд признал водителя Константина Татуляна, сбившего Алину Саблину, виновным в нарушении правил дорожного движения, повлекшем по неосторожности смерть человека. Суд установил, что водитель проигнорировал «зебру» и не притормозил перед переходом. В ходе суда Татулян пояснил, что в момент правонарушения он не видел девушку на проезжей части, и сначала ему казалось, что ДТП произошло за пределами пешеходного перехода.

Суд приговорил Татуляна к одному году колонии-поселения. После обжалования приговора срок наказания был увеличен до трех лет. Тем не менее, Татулян освободился уже в мае 2015 года, отсидев менее 12 месяцев — он был освобожден по амнистии, объявленной в честь 70-летия победы в Великой отечественной войне. Уже в апреле этого года, согласно решению суда, ему вернут водительские права, отмечает Елена Саблина.

«Этот человек изначально не признавал, что сбил Алину, но позже, видимо, под давлением своего адвоката, поменял мнение и признал вину. При этом компенсировать расходы на похороны он не стал. За два года он перечислил нам на счет около 10 тысяч рублей — по две тысячи рублей в квартал. Этих денег, конечно, не хватает даже на памятник Алине, а у меня самой нет необходимой суммы», — объясняет Елена.

Сейчас мать погибшей студентки полностью сосредоточилась на борьбе с негуманными, по ее мнению, положениями закона о трансплантации органов. 21 марта Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) принял жалобу Саблиной к рассмотрению.

«Мне жаль, что такие ужасные и неэтичные законы вообще существуют. Они нарушают наше право на жизнь. Моя задача в том, чтобы как можно больше людей узнали, как работает закон о трансплантации органов и, в конечном итоге, чтобы этот бесчеловечный закон изменили», —говорит Саблина. Она подчеркивает, выступает не против трансплантации органов, а лишь за прозрачность этой процедуры.

«Иначе получается, что нашей жизнью распоряжается государство — сейчас оно решает, жить нам или нет. Подумайте, сколько людей доставляются в реанимации с черепно-мозговыми травмами и инсультами. И сколько из них в итоге выйдут из больницы?» — задается вопросом Елена Саблина.