Лицо колонии
Бывшая заключенная мордовской ИК-2 Сильвия Пулбере рассказала «Медиазоне» о сложных взаимоотношениях осужденных с сотрудниками администрации: избиения в кабинетах руководства, принуждение к доносам и выбивание явок с повинной.
«Работали по 16 часов»
Отбывала я свой срок в мордовской ИК-2 в течение 2,5 лет. Еще до этого, с 2003 до 2006 года мотала срок в Иваново по малолетке. Оба раза по статье 228 (хранение и распространение наркотиков – МЗ). Я не говорю, что я не виновата, но вы сами знаете, как работают сейчас оперативники. Мне 17 лет было, я связалась не с той компанией. Оба раза мне дали 4 года лишения свободы.
Второй раз меня красивенько оформили – девчонка знакомая денег у меня заняла. А потом пришла долг отдавать и угостила вроде как – дала мне какое-то ничтожное количество героина. Я вышла из подъезда, а меня оперативники и ждали. Они мне конкретно сказали: сдашь барыгу – отпустим, нет – поедешь на колонию. А мне кого было сдавать? Я ни с кем не общалась. У меня даже условный срок тогда не кончился.
Иваново и Мордовию не сравнить. Пионерский лагерь и ад. Две разные колонии. Я освободилась и тут же меня снова посадили, даже не успела понять, где я. В ИК-2 я попала в 2008 году, освободилась в мае 2010.
Как я прибыла в колонию, меня сразу спросили, что умею делать. Шить я умею, потому что до этого 2,5 года, научилась в Иваново. Меня отправили на промзону. У меня был спецмотор, пятинитка-оверлок (тип швейной машины).
Работали по 16 часов. Администрация часто привозила новые швейные машинки, чтобы быстрее пошив шел и больше денег приносил. Сдавали базу двойную, тройную и им все время мало было. Шили комбинезоны, куртки, милицию шили, камуфляжи. Милицейские рубашки, УФСИНовские. Женские, мужские. Это когда им надо переодеть личный состав. Куртки для РЖД, со всякими светоотражателями.
Ведомости две было — «белая» и «черная». Из зарплаты соответственно кучу всего вычитали — за питание, за это, за то, за форму. Потом потеряли ботинки, купили новые, вычитаем. Соответственно сумма у тебя вышла 5 тысяч рублей, а получаешь 500 рублей. Я зарабатывала больше всех, около 400 рублей, потому что на сложном оборудовании умею работать. Остальные меньше чем по 200 рублей в месяц, с учетом всех вычетов. Такие условия работы.
«Подойди и разверни ее!»
Я сейчас не против [жалоб на ФСИН], я только за. Потому что девочки сидят, женщины сидят, матери, бабушки. Жалко мне их. Они реально их убивают. Сама не раз видела. При мне избивали и били и сами осужденные. За всякое могли. За то, что неправильно посмотрела, неправильно сказала, просто нет настроения у сотрудников кое-каких. Соответственно и замначальника колонии В.К. тоже очень сильно избивал женщин. Он вызывает их к себе в кабинет, следом бегут начальник отдела безопасности и его зам, Н.М. и Т.П., и вот они втроем бьют как могут. Кто куда. Бьют за мелочи. Могут даже побить обычные младшие инспектора.
Летом 2009 года в ИК-2 избили одну осужденную. Я не помню за что ее К. избил, но избил он ее очень жестко: он ее в штаб тащил за одну руку, форма была разорвана, вся [заключенная] была в ссадинах. Это не побои, они ее волокли просто. Он ее тащил по асфальту, как мешок мусора. С той руки, которой ее по асфальту тащили, вся кожа слезла. Я до сих пор не понимаю, за что ее избили, видимо, за то, что она вышла из прокалки без пропуска. Похоже, она с другой заключенной через выход прометнулась – так вышла.
Заключенная уже была без сознания, на нее вылили ведро воды, вызвали врача. И вот в этот момент М. кричит: «Подойди и разверни ее!» – а она без сознания лежит, у меня истерика, слезы, я говорю: «Я не буду подходить и переворачивать». М. мне многозначительно так ответила: «Я с тобой потом поговорю».
Медсестра пришла, рыжая такая. Ее перевернули осужденные, я в этот момент чуть в обморок не упала: все разодрано - и зад, и ноги. Ей сделали укол, положили в санчасть. Она после этих уколов, похоже, с ума сошла.
В штабе вообще всякие вещи происходили. Самые активные, те, кого не устраивало жесткое с ними обращение, «приглашались» туда. И начиналось: «Лицом к стене, руки поднимай, юбку поднимай!». А потом начинался дубинал. У начальницы отдела безопасности М. дубинка не обычная, как у ментов, она если один раз ударит, там уже можно сознание потерять. Один раз она меня побила, когда я отказалась быть дневальной в комнате свиданий... и попа синяя!
К тому моменту я уже знала, что это такое, дневальный. Это надо стучать, подставлять девчонок. Для меня это было неприемлемо. Сама я не любила девочек, которые бегали в штаб. Я их била, честно говорю, потому что страдали из-за них нормальные девчонки. Начальники колонии могут использовать тебя в своих интересах. Могут, например, сказать, чтобы ты подложила под подушку какой-то осужденной щипчики, ножницы. Чтобы самых умных была возможность в ШИЗО закрыть.
Меня начальники заметили после того, как я выиграла «Мисс Колония» в Мордовии. Из-за этого администрация продолжала настаивать: я должна стать дневальной в комнате свиданий, стать, как они говорили, лицом колонии. Разговор шел в кабинете К., М. там была. Когда я отказалась, они так друг другу ухмыльнулись, после чего М. позвала меня к себе в кабинет. Я думала, что она будет угрожать запереть меня в ШИЗО. В очередной раз она начала мне говорить, что я обязана с ними сотрудничать, хочу я или не хочу: «Ты здесь не в пансионате! Тебе сказали – значит, ты будешь». Видимо, я очень агрессивно ей отвечала, и ей это очень не понравилось. Она не любит, когда ей дерзят.
Ну и начался отработанный уже сценарий: «К стене, руки подними, юбку поднимай». Дубинка нормальная такая была, она меня три раза ей ударила. Я заплакала, грозилась на нее пожаловаться. На следующий день, вопреки моему отказу, меня сделали дневальной.
Был у меня еще один инцидент с М. Спустя месяц, в шесть утра, я пришла на свое рабочее место в штаб. Там все было перевернуто – стулья, тумбочки. Оказалось, моя коллега маникюрные ножницы из кабинета М. взяла и спрятала их под стол. Тогда нас обеих М. снова в кабинете избила. По ее указке наше рабочее место и обыскали.
Доносы по контракту
На следующий день после того, как меня М. в кабинете избила, вызывает меня сам С.П., бывший начальник колонии, и говорит: ты у меня будешь дневальным. Я ему объясняю: вы понимаете, что дневальная — это тоже самое, что и бригадир, как я поняла. Они заключают контракт и должны стучать, подставлять. Я не тот человек, этого не люблю. И вот мне понравилось, что П. сказал: «Я и сам не люблю тех, кто стучит. И ты ни на кого стучать тут не будешь. Требование только одно – к тебе будут приходить заключенные и передавать письма. Ты их будешь отдавать мне, запечатанными».
Тут надо уточнить – многие вещи там сотрудниками делаются в обход начальника колонии. П. хоть немного пытался с этим бороться. Есть моменты, о которых он просто не знал.
В конвертах были обращения заключенных к начальнику колонии, а у дежурных смены есть очень плохая привычка все это открывать и читать. Начальник колонии ежедневно приходит в каждый цех, в каждую бригаду, вызывает бригадира и задает вопросы, к нему можно подойти и сказать, что тогда-то писали обращение, и если оно до него не дошло, то он принимает какие-то меры. А начальники отдела безопасности, оперативники всячески пытаются (сделать так), чтобы эта вся переписка до начальника колонии не дошла – вынимают из почтового ящика, например. Поэтому они (заключенные) вынуждены подчиняться той же М., которая за самые незначительные нарушения избивает и очень сильно избивает.
В результате, когда П. пообещал, что стучать ни на кого не буду, я согласилась стать дневальной. До этого с зеленой биркой ходила, как склонная к суициду, а на следующий день ее сняли, в документах уже говорилось, что я адекватная. Я начала работать в штабе.
Месть закупщикам
Еще на зоне практикуется дача явок с повинной. Очень интересная тема. Ежемесячно вызывает старший дневальный бригадиров и говорит, сколько к такому-то числу должно быть явок с повинной в отряде. Дневальный приходит в отряд, подтягивает к этой теме либо тех, кто их постоянно пишет, либо вновь прибывших, кто еще не знает этой ситуации. Путем уговоров либо угроз заставляют дать эту явку с повинной в преступлениях, которые не совершала на самом деле.
Осужденные, чтобы не попасть в изолятор или не получить по голове, сидят и придумывают преступление какое-нибудь. Если приходит ответ с УВД прежнего местожительства, что нет такого преступления, они получают по голове за то, что такое придумали. Самая основная масса явок с повинной берется еще на стадии прибытия в колонию. Когда пришел этап, 10-15 человек, дневальный карантина какое-то количество явок сразу пытается с них взять. Если более матерые, она к ним не лезет, а если простушки, замухрышки, то она, естественно, берет с них явку с повинной.
Случаев раскручивания на явку за мой срок было только два. Была такая Наташа Суворова, она уже освободилась. Ей там добавили совсем мало. Такая же ситуация с Ольгой Мальцевой. По три месяца, по месяцу могут сверху срока добавить.
Люди такие явки пишут, я в шоке была, когда в штабе работала. Даже в убийствах признаются. В основном, конечно, в закупке наркотических средств. Потому что все сидящие в тюрьме пытаются своим закупщикам отомстить и с большой радостью пишут. На контакт идут с оперативником, чтобы просто отомстить. А более существенные преступления: кражи, убийства, получают только путем давления – штрафной изолятор или по голове получишь в каком-нибудь кабинете.
«Не дай Бог снова»
Женщин в колониях унижают. Бывает, приезжают туда девочки – чистенькие, ухоженные. А через месяц с ними такое делают! Их переодевают, мыться не дают, подшивать костюмы не дают. Администрации нравится, когда ходят зачушканистые, значит, что заключенных уже не тронут. А как увидят, что девушка костюмчик перешила, косынку не так завязала, вот они сразу цепляются.
Меня во многом спасало, что у меня оба раза была зеленая бирка – как у склонной к суициду. Боялись, что я могу сама себя или кого-то... Но ко мне все равно цеплялись – фамилию коверкали, чтобы вывести на агрессию. Ну, когда я стала «Мисс Колонии», от меня отстали.
Я отсидела год и восемь месяцев и вышла по УДО. Думаю, это начальник колонии П. поспособствовал. Он был согласен, чтобы меня выпустили.
Теперь я освободилась, у меня есть муж, ребенок. До сих пор вспоминаю слова одной женщины в колонии, которую я терпеть не могла. Когда выходила, она мне ворота открывала. И вот я выхожу, а она такая: «Ну и что, через сколько тебя ждать?». Как будто я конченая наркоманка или алкашка. С тех пор Бога молила, чтобы не дай Бог снова.